комиссии) свидетельствовали больного гр. ЗАЙЦЕВА Илью Николаевича,
направленного на принудительное лечение согласно определению Нарсуда
Черемушкинского района г.Москвы.
Испытуемый обвиняется в злостном хулиганстве по части II статьи 206
УК РСФСР. Из определения суда следует, что гр. Зайцев И.Н., 27 лет, без
определенных занятий, будучи в состоянии наркотического опьянения публично
на Кузнецком мосту сжег свои документы, приставал к гражданам, выражался
нецензурной бранью, выдавая себя за известного журналиста, члена
пресс-группы ЦК КПСС, и выкрикивал при этом лозунги антисоветского
содержания.
При освидетельствовании установлено:
Испытуемый находится в состоянии психомоторного возбуждения, в
окружающей обстановке не ориентируется, контакту недоступен. Наблюдается
взрывчатость, аффективная неустойчивость. Маниакальный психоз выражается в
агрессивном поведении и навязчивой идее выезда за рубеж в составе
делегации ЦК КПСС. Характерные галлюцинации: периодическая подмена своей
фамилии аналогичными фамилиями зоологического характера типа "Белкин",
"Орлов", "Волков", "Пастухов" и т.п.
Диагноз: Больной Зайцев И.Н. страдает маниакально-депрессивным
психозом, является невменяемым.
Назначение: Больной Зайцев И.Н. подлежит принудительному лечению в
стационарных условиях сроком не менее 3-х месяцев. Аминазин внутримышечно
0,25 гр. ежд., курс - 24 дня.
28 мая 1979 г. Председатель комиссии Б.Хотулев
Члены комиссии Е.Раенко
С.Кунц
Вот и все. Двух липовых бумажек, состряпанных братом и сестрой,
оказалось достаточно, чтобы упрятать в спецбольницу МВД СССР (а точнее - в
психбольницу тюремного типа) одного из лучших журналистов страны, любимица
самого Л.И.Брежнева! Две короткие фиктивные бумажки, даже без определения
народного суда (которое так и не было найдено), и человек даже не под
своей, а под чужой фамилией попадает за решетку, в камеру-палату с
чугунно-решетчатым окном, со звуконепроницаемыми стенами, с дюжими
санитарами, держащими наготове смирительную рубашку, мокрые простыни и
шприц с 0,25 г. аминазина. <Аминазин - (производный фенотиазина). Основное
действие - седативная. Потенцирует действие снотворных, наркотиков...
Оказывает гипотермическое, центральное адренолитическое действие. Высшая
разовая доза 0,15 гр., превышение доз ведет к наркомании, обморокам,
снижению артериального давления, ортостатическим коллапсам, дерматиту,
помутнению роговицы и хрусталика, аллергическим реакциям с отеками лица и
ног, фотосенсибилизации кожи, диспепсическим расстройствам, токсическому
гепатиту, агранулоцитозу> И если бы не нужда докладывать Брежневу об
исчезновении этого Белкина накануне поездки в Вену, если бы не включились
в дело Суслов, Демичев, Громыко, Чурбанов, Андропов, Щелоков, Корнешов и
оперативная группа в составе следователя по особо важным делам и лучших
работников МУРа - ищи-свищи человека, через три месяца выйдет из этой
больницы либо с отшибленной памятью, либо сразу в крематорий. Я подумал: а
сколько же других белкиных, орловых, медведевых, горбаневских и фейгиных
сидят в остальных палатах спецбольниц N-5, 6, 7, 8 и т.д. в Москве, Туле,
Саратове, Новороссийске и других городах, сколько аминазина, барбамила,
этаминала, галоперидола, тезирцина, санапакса, этаперазина, френолона,
трифтазина, мажептила и еще десятков рассекреченных и засекреченных
психоугнетающих и психовозбуждающих средств вводится в этих больницах ни
в чем не повинным людям...
Белкин спал, но это не был нормальный сон нормального человека. Это
было вяло угнетенное забытье впавшего в прострацию животного. Человек, еще
три недели назад плававший в море, охотящийся на кефаль и лобанов,
взбиравшийся в горы Памира, собиравший эдельвейсы и влюблявшийся во всех
прекрасных женщин и девушке, гонявший автомобиль и дерзнувший в одиночку
раскрыть мафию торговцев наркотиками - этот молодой, талантливый,
энергичный парень кулем валялся даже не на койке, а на полу своей
бетонно-цементной клетки, не реагировал на голоса и только иногда
помутневшими глазами бессмысленно, как новорожденный телок, смотрел в
пространство.
- Он тут бесился, на стены бросался, требовал аминазин, - сказал мне
Светлов. - Я думал, башку себе разобьет. Пришлось сделать укол. Половинную
дозу. А что с ними дальше делать - ума не приложу.
- Где главврач больницы? - спросил я.
- Она ревет в своем кабинете, ждет тебя.
- А эти - Кунц и Раенко?
- В ординаторской. Там консилиум заседает. Я им сказал, что не выпущу
их из больницы, пока они не приведут Белкина в себя. Но он уже наркоман,
каждые два часа требует наркотики.
- А Хотулев?
Светлов развел руками:
- Исчез вчера утром. Скорей всего ринулся в Узбекистан, к Старику. Я
бы хоть сейчас туда вылетел, но у меня был вчера разговор с Цвигуном в
КГБ. Только это между нами. Он мне дал понять, что они сами занимаются
переброской наркотиков за рубеж, это одна из самых прибыльных статей
дохода валюты. Чем посылать каким-нибудь "Красным бригадам" доллары, проще
передать им ящик опиума. Не зря "Голос Америки" сказал, что мы уже вышли
по наркотикам на третье место в мире. Это только то, что они знают. Так
вот всеми, кто нарушает эту государственную монополию, Цвигун и Цинев
занимаются сами. Цвигун - внутри страны, Цинев - вне. Он мне сказал, что
Хотулев и Гридасов теперь никуда не денутся, их уже ждут в Чаршанге.
- А Сысоев?
- А Сысоев прилетает из командировки послезавтра. Его ждет Маленина.
- Что же будем делать с Белкиным?
- Не знаю, мы ждали тебя.
- Хорошо, пошли в ординаторскую.
Ординаторская была при выходе из корпуса, на первом этаже. Мы прошли
по длинному белому коридору второго этажа, мимо свежепокрашенных дверей
палат для буйнопомешанных. Все в этой больнице напоминало тюрьму, только
было выкрашено известкой в бело-сизый цвет, и в таких же бело-застиранных
халатах с оборванными шнурками ходили здесь дюжие и небритые
санитары-надзиратели. У лестницы была стойка КПП с металлической дверью,
такая же проходная была на первом этаже при выходе во двор, а двор был
окружен забором с колючей проволокой и вышками охраны. За забором был
дачный поселок медперсонала - в замечательном сосновом лесу, с беседками,
дорожками, резными заборчиками и всякого рода подсобным хозяйством -
огородами и садами, созданными и обслуживаемыми тихопомешанными.
Практически, спецбольница N-5 МВД СССР была чем-то вроде монастыря, где
каста врачей превращала пациентов в тихопомешанных роботов.
В ординаторской четвертого отделения, практически арестованные
Светловым, сидели все шесть лечащих врачей этого спецотделения для
буйнопомешанных. Постоянно прикрытые защитой МВД, которое направляет сюда
диссидентов, антисоветчиков и подлинных шизофреников и психов,
безнаказанные в своей деятельности, неподконтрольные и поэтому
обнаглевшие, сытые, раскормленные на натуральных овощах и фруктах,
выращенных их же пациентами, они теперь прекрасно понимали, что их
благополучие повисло на волоске. Засадить в психбольницу человека без
ведома МВД, превратить ее в свою частную тюрьму было нарушением
государственной монополии, непростительным преступлением. Конечно, они
будут выгораживать себя, валить все на Хотулева, но я не собирался
разговаривать с ними о том, как Белкин попал сюда и на каком основании
они, специалисты, "лечили" здорового человека чудовищными дозами
аминазина.
Я оглядел их испуганные лица и сказал:
- Подполковник Светлов уже посвятил вас в обстоятельства этого дела.
У нас с вами есть три дня, чтобы привести этого журналиста в нормальное
состояние. Я вам не гарантирую, что и после этого вы будете продолжать
свою безмятежную работу, но если Белкин будет в состоянии поехать в Вену,
это как-то скажется на вашей участи. Я вас слушаю.
Они молчали. Толстая баба в докторском халате с лицом гренадера и
небритыми усами, отвернувшись, смотрела в окно. Остальные - три
разновозрастные врачихи и два врача - молодой, лет тридцати альбинос и
худой старик с прокуренной трубкой - сидели, потупившись.
- Это не детский сад, и в молчанки играть не будем, - резко сказал я.
- Я хочу знать: доступно ли это сегодня медицине - в два дня отучить
наркомана от наркотиков. Напрягите свои мозги и вспомните, чему вас учили
в институте и на всякого рода семинарах. Если нужно - мы отвезем его в
больницу Склифосовского, в Кащенко, в Сербского. Где его могут привести в
чувство? Я слушаю.
- Я не понимаю, что за тон? - взорвалась вдруг старая усатая
баба-гренадер. - На каком основании вы так разговариваете? Мы тут
выполняем свой долг! А то, что Хотулев занимался темными делами, так я
давно сигнализировала...
- Как ваша фамилия? - спросил я.
- Моя фамилия Шпигель Элеонора Францевна, я секретарь партийной
организации больницы!
- Вы мне не нужны, вы можете уйти.
- Что?! - возмутилась она.
- Я жду, когда вы уйдете.
Секретарь партийной организации психбольницы - такого я не слышал
даже в армянских анекдотах! Хотя, конечно, здесь, как минимум, восемьдесят
процентов врачей коммунисты и, значит, должна быть партийная организация.
Парторг психбольницы N-5 Элеонора Шпигель вскочила на своих толстых
ногах, ее небритые усы встопорщились, лицо налилось краской:
- Вы... вы... вы...
Я ждал.
Командорской походкой она прошагала к двери.
- Я этого так не оставлю! Сопляк! - и дверь ординаторской хлопнула за
ней так, что в стеклянных шкафчиках задребезжали какие-то склянки и
бутылки.
- Продолжим, - сказал я.
- Я могу вам сказать, уважаемый, - сказал, кашлянув, старик с
трубкой. - Это задача невыполнимая. То есть отучить от наркотиков можно,
но не в такой срок. Практически, его нужно связать и на месяц приковать к
койке, чтобы он не наложил на себя руки. Такие случаи бывают. В Бутырской
тюрьме повесился диссидент Борисов, когда ему перестали колоть аминазин.
Парню тоже было двадцать пять лет. Поэтому метод есть только один -
связать, чтоб не буйствовал, и ждать, когда перемучается.
- Но ведь бывает, когда наркоманы сами бросают наркотики.
- Это крайне редко. Ну, только разве в стрессовых ситуациях.
- Например?
- Я не знаю. Ну, если бы война началась, эвакуация. Или роды. Но он
не женщина.
- Как ваша фамилия?
- Моя фамилия Кунц. Это я настоял на назначении ему аминазина. А
Хотулев хотел назначить сульфазин, это было бы еще хуже.
- А ничего не назначить вы ему не могли? - не удержался я.
- Уважаемый, мы для того и получаем людей, чтобы назначать, - он
смотрел на меня открыто и просто, в упор. - Кто же знал, что он "левый"?
"Левый псих". Я подумал, что это неплохое название для фельетона в
"Крокодиле" или "Комсомольской правде". Если бы вытащить Белкина из
наркомании, он бы вполне мог написать что-нибудь в этом роде.
- Доктор Кунц, - прищурился я, сдерживая мелькнувшую в голове идею. -
Если мы имеем дело с влюбчивым больным, очень влюбчивым - можем мы этим
воспользоваться? Я, например, знаю историю, когда в Баку молодой наркоман,
мальчишка, бросил колоться морфием, как только влюбился в одну рижскую
девчонку.
Он пожал плечами:
- Тут у нас трудно влюбиться. Разве что в мадам Шпигель.
В дверь заглянул Валентин Пшеничный.
