Вот и все, подумал Поль. Дадут сейчас выпить и конец. Почему это
Серебряков решил, что они ничего не смогут мне сделать?
- Ну, давай, давай, пей, - ласково нашептывал Сойер. - Пей, дорогой,
пей.
Но в этот драматический момент в комнате появился еще один человек,
который стал профессионально и безжалостно избивать "солдат науки".
Смотреть на это побоище было неприятно.
Не прошло и минуты, как все было кончено. "Солдаты науки" позорно
бежали.
- Ну что, жив? - спросил Федор. А это был он. - Не бойся, они больше
не вернутся.
Полю, конечно, повезло. Практически ему даже не попало как следует.
Отделался испугом.
Поль засмеялся. Он столько думал о том, как встретится с Федором, что
будет говорить ему, но сейчас растерялся. Как он мог предполагать раньше,
что Федор спасет ему жизнь.
- Сейчас чайку... - сказал он, отправляясь на кухню. - А то, знаешь,
кофе уже из ушей выливается.
Дурацкое положение, думал Поль, заваривая чай. Надо что-то говорить,
а что - непонятно.
В конце концов он все-таки решил приготовить кофе. После такого
нервного потрясения нужна была встряска.
- Может, кофе выпьешь? - крикнул он.
- Давай кофе, - откликнулся Федор.
Кофе действительно помог.
- Послушай, Поль, - начал Федор. - Я понимаю, ты считаешь меня
подлецом. Ты ошибаешься, это не так. Тебе только кажется, что я поступил с
тобой подло. Думаю, что смогу тебя разубедить. А для этого, ты должен
выслушать меня.
- Я слушаю тебя.
- Считаешь ли ты меня подлецом?
- Честно говоря, не знаю. Если бы это я заложил тебя, то считал бы,
что поступил подло. Если ты считаешь по-другому, это твое право, спорить с
тобой не буду.
- Нет, ты ответь, считаешь ли ты меня подлецом?
- Да не знаю я. Подлые поступки часто совершают отнюдь не подлецы. А
в нашем случае, наверняка, большую роль сыграли твои служебные
обязанности. Поэтому твой конкретный подлый поступок не дает мне право
считать тебя подлецом. Так понятно?
- Понятно. Хотя и не имеет для наших отношений такого важного
значения, как ты, наверное, думаешь. Мы с тобой повязаны гораздо сильнее,
чем это хотелось бы и мне, и тебе...
- Объясни.
- Я не могу. Не имею права.
- Зачем же ты тогда начинаешь такой разговор?
- Есть вещи, о которых говорить нельзя, а есть вещи, о которых
говорить можно.
- Короче.
- Мы - союзники, Поль. Да, да.. союзники.
- Закладываем, что ли, вместе?
- Да перестань..
Поль приказал себе больше не перебивать Федора.
А вдруг мы и в самом деле сможем стать союзниками. И враг моего врага
станет моим... союзником? Трудновато поверить, что я один чувствую
Процесс, и один хочу понять его, и один собираюсь стать порядочным
человеком. Конечно, таких людей тысячи, десятки тысяч. Многие из них мне
не нравятся, но они делают свой шажок к пониманию Процесса - с чего это я
решил, что мой лучше?
- Послушай, Поль, я не собираюсь предлагать тебе дружбу, хотя это
было бы только естественно. Но считать, что мы враги - смешно. И глупо. Но
ладно. Я о другом - мы занялись небезопасным делом, в котором рассчитывать
достичь успеха в одиночку немыслимо. Мы должны использовать друг друга.
Понял - использовать! Как бы это понятнее... Обмениваться информацией мы
не можем. Нельзя. Это не только бессмысленно, но и вредно. Но мы можем
задавать друг другу вопросы и получать правдивые ответы. Понимаешь?
- Не понимаю. Но давай попробуем. Вот тебе вопросик - чего ты
добивался, отдавая меня властям, неужели всерьез считал, что я террорист?
- Я по глупости стал сотрудником этого вонючего Учреждения. Мне
казалось, что это оградит меня от всей этой мерзости. Это была ошибка.
Оказалось, что защиты не может быть в принципе.
- Ну а я-то, я-то чем тебе помешал?
- Да брось ты, Поль. Мои служебные обязанности требовали от меня
решительности. Я ошибся. Вот и все.
- Но все-таки...
- Что ты тут дурака ломаешь! Прекрасно же знаешь, что ты самый
лакомый кусочек во Вселенной. Ты ведь идеальный сборщик фактов, нет
человека, который делал бы это лучше тебя. И работать с тобой одно
удовольствие. Следить надо было лишь за тем, чтобы ты сам не занимался
умозаключениями. Сейчас, к сожалению, это уже невозможно - ты стал
равноправным. А то, что ты попал к властям, боже мой, так тебе же ничего
не угрожало. Сколько ты там пробыл - день? Надо было думать. А сейчас,
небось, и Подполье вокруг тебя крутит, и власти - всем ты понадобился!
Умеешь, умеешь производить впечатление на организации. Умница!
- Значит, меня использовали, как сборщика фактов?
- Да.
- И ты?
- А что я глупее других?
- Ну и как, удачно?
- Еще бы! Как, кстати, ты называешь все это дерьмо вокруг нас?
- Процесс.
- Процесс.. Что ж, здорово... Писатель, он писатель и есть. Молодец.
Мастер слова... Так вот, о Процессе я узнал из твоих книг.
- Я горжусь. Но все-таки...
- Не утруждайся. На прямо поставленный вопрос ответить нельзя. Если
не прочувствуешь - то не поверишь, а если прочувствуешь - зачем тебе
ответ. Но, по-моему, все это ты знаешь и без меня.
- Мне непонятно, как же я распространяю информацию?
- Я уже сказал. Твои книги. То, что ты называешь фантастикой. Твои
ассоциации очень точны и позволяют прочувствовать то, что не поддается
причинно-следственному анализу.
- Спасибо. Но почему же все требуют, чтобы я никогда больше не писал
фантастику. Не понимаю.
Федор от души засмеялся.
- И я требую - не пиши фантастику! Рассказывай мне свои сюжетики и
больше никому ни слова! Информация - давно уже стратегическое сырье. А
твои попытки сделать ее общедоступной, естественно, пресекались и впредь
будут пресекаться. Кто владеет информацией, владеет миром. Надеюсь, это
тебе понятно. Конечно, все тебе говорят - не пиши, а приходи к нам и
говори.. Так?
- Хорошо. Но вот, если бы ты сейчас не пришел, ребятки отравили бы
меня и все... И никакая любовь к информации меня бы не спасла.
Федор помрачнел. Видимо, он немного преувеличивал свое проникновение
в Процесс. И сейчас, когда этот очевидный факт не укладывался в его
модель, он разозлился
- Да, это непонятно. Да, могли убить.. Но.. не убили же!
- Кстати, а какого черта ты приперся?
- Мне позвонила девчонка твоя, сказала, что ты ждешь меня ровно в 16.
26.
- Какая девчонка?
- Ну, Лена..
- А как ты в квартиру попал?
- А что? Ключ-то у тебя по-прежнему в щели за почтовым ящиком.
- Все сходится.
- А ты думал - чудо? Ладно, я ухожу, ты посиди здесь, подумай. И
личная просьба - не пиши пока фантастику. Давай лучше задавать друг другу
вопросы. Я со своей стороны от тебя ничего скрывать не собираюсь.
И он ушел.
Поль попытался проникнуться гордостью, ведь было же что-то почетное в
том, что он обладает этой удивительной чувствительностью к Процессу. Но у
него ничего не получилось - может ли испытывать радость амперметр от того,
что лучше всех измеряет силу тока? Да и причина его необычной способности
вряд ли может служить источником гордости - та самая асоциальность,
признаваться в которой до сих пор считается позорным. А вот надо же!
Сгодилась!
А ведь сравнение с амперметром, пожалуй, никакая и не аллегория, -
неожиданно сообразил Поль. - Очень уж похожа на правду. Меня же
использовали. Как прибор. И Федор это подтвердил. Но если идти дальше в
этом сравнении - кто-то же меня сделал? Ну, не сделал - подготовил к
работе, откалибровал, отладил, натравил на Процесс...
Кто?
Наверное, тот, для кого Процесс неприемлем. Тот, кто целенаправленно
добивается, чтобы я писал фантастику и печатал ее. Я знаю только одного
такого человека - Ленку.
Почему я вообще занялся сочинительством? Только из-за Лены. Мне очень
хотелось понравиться ей, а для этого надо было работать и ухитриться
удивить ее хоть каким-нибудь умением. Мне до дрожи нравилось, когда она
называла меня молодым дарованием, я млел и из последних сил строил из себя
это самое молодое дарование.
А потом она ушла от меня. И оказалось, что за душой у меня осталось
лишь одно - литература. Работа, наука... они уже не грели. Было так
приятно погружаться в придуманный мной самим мир, неторопливо подбирая
слова, поддерживающие последний мостик, соединяющий меня с нею. Я писал
для нее. И она вернулась.
Потом Запрет, тут уж литература стала для меня источником дохода, я
стал модным писакой, а Лена опять ушла.
После Амнистии я завязал. И загорелся только после встречи с ней в
Распределительном пункте. Меня как будто включили, и я опять стал машиной,
поставляющей сюжеты.
И Процесс - это ведь не я придумал или там почувствовал - это Лена
спросила: "Вас обманули?"
И моя любимая идейка о нравственности - это же Ленкины слова. А
теперь она спасла мне жизнь.
Она как будто пасет меня. Идиотское положение - все плохое во мне от
Процесса, все хорошее - от Лены.
С Процессом, кажется, разобраться удалось. Теперь осталось выяснить,
кто же такая Лена?
Поль быстро собрался и отправился в гости.
Как же с ней говорить, думал он, подходя к знакомому подъезду. -
Смогу ли я когда-нибудь понять - кто она? Инопланетянка? Самому смешно.
Ну... а вдруг... Удивительное положение. Я, вроде бы, подготовился к тому,
что давно нахожусь в фантастической ситуации, но не до такой же степени,
черт побери! Я не могу себя заставить себя верить в столь невероятные
вещи! Весь опыт моей жизни, мое воспитание, мое мировоззрение - не дают
моему сознанию смириться, что очевидное может быть столь чудовищно
фантастическим. Но до чего же интересно!
Поль поднялся на пятый этаж и позвонил.
- Здравствуй, Лена, - сказал он, когда дверь открылась.
- Привет, Поль. Проходи.
Получится довольно глупо, подумал Поль, если я сейчас возьму и спрошу
- не инопланетянка ли ты, Лена?
- У тебя что-то случилось? Ты так нервничаешь.
- Да нет, все в порядке. Можно я сегодня сам заварю кофе?
- У нас праздник?
- Не знаю. Хочу рассказать тебе один занятный сюжет.
- Придется послушать.
- В одном удивительном государстве социальная история подошла к
концу. Промышленность, сельское хозяйство, то, что принято называть
наукой, да и само государство стали с некоторых пор никому не нужны. И
произошло это не из-за безудержного роста производительности труда или
социальной активности масс. Просто какая-то сволочь придумала
мультипликатор. Люди, как известно, делятся на две части: тех, кто хочет
хорошо жить, и тех, кто хочет хорошо жить при условии, что кто-то будет
жить хуже. По несчастью, изобретатель оказался из второй части
человечества. И ему в голову пришла достаточно подлая мысль, о том, что
хорошо бы оставить мультипликатор у себя и добиться с его помощью власти,
не какой-нибудь там, основанной на демократии или диктатуре, а настоящей,
без досадных ограничений. А люди, что ж, пусть работают, борются за свое
место в системе общественного распределения согласно результатам своего
труда. Ему даже на минуту показалось, что это чертовски порядочно -
сохранить государство и социальную структуру общества, покончить, наконец,
с уравниловкой и организовать по-настоящему справедливое распределение.
Ведь люди легкомысленны и, конечно, не готовы отвечать за свою судьбу. Для
начала их надо научить жить в демократическом обществе и пользоваться
социальными свободами, а потом мечтать о чем-то большем, например, о
