сладострастными устами прямо в матку: так мы скорее добъемся истечения
влаги.
Е. (вытянувшись) - Ах! Я больше не могу, я умираю! Друзья мои, не
оставляйте меня, я сейчас потеряю сознание!... (Истекает влагою между
двумя наставниками.)
С.-А. - Ну что, моя милая, как ты чувствуешь себя, испытав
доставленное нами наслаждение?
Е. - Я умираю; я без сил... со мной все кончено!... Но объясните же,
прошу вас, те два слова, что вы произнесли, а я не понимаю; прежде всего,
что означает матка?
С.А. - Это нечто вроде полости, похоже на сосуд, горлышко которого
обхватывает член мужчины и принимает извергающуюся влагу женщины
посредством истечения из желез, и семя мужчины, его мы тебе еще покажем;
из смеси этих жидкостей появляется зародыш, из которого получаются
поочередно то мальчики, то девочки.
Е. - Ах, понимаю; это определение объясняет и понятие влаги, которое
я сперва не поняла хорошенько. И соединение семени необходимо для
появления зародыша?
С.-А. - Конечно, хотя сейчас уже доказано, что зародыш обязан своим
существованием лишь семени мужчины; пусть одно, без смешения с влагою
женщины, оно ничего не стоит; но наша влага только способствует развитию;
она на производит, она помогает производству, не являясь его причиною.
Некоторые современные натуралисты заявляют даже, что она вовсе бесполезна;
из чего моралисты, руководствующиеся открытием ученых, выводят, достаточно
правдоподобно, что в таком случае ребенок, кровь от крови своего отца,
обязан преданностью лишь ему. Это утверждение небезосновательно, и хоть я
и женщина, я не отважусь его оспорить.
Е. - Я нахожу подтверждение сказанного тобой в своем сердце, моя
дорогая, так как я безумно люблю отца, и чувствую, что ненавижу мать.
Д. - В этом предпочтении нет ничего удивительного: я думаю совершенно
также; ведь я все еще не могу утешиться после смерти отца, в то время как
потеряв мать, скорее обрадовался. Я от всего сердца ненавидел ее. Не
бойтесь питать такие чувства, Евгения: они естественны. Происходя
единственно от крови отцов, мы решительно ничем не обязаны матери;
впрочем, они лишь предавались акту, в то время как отец добивался ее;
следовательно, рожденья нашего желал отец, а мать всего только согласилась
с этим. Какая разница в чувствах!
С.-А. - В твою пользу, Евгения, есть еще тысяча причин. Если
какую-либо мать в мире и должно ненавидеть, так именно твою! Сварливая,
суеверная, набожная,бранчливая... и возмутительная ханжа, могу поспорить,
эта тихоня за всю свою жизнь ни разу не оступилась... Ах, дорогая моя, как
я ненавижу добродетельных женщин!... Однако, мы к этому еще вернемся.
Д. - Не нужно ли теперь под моим руководством научить Евгению
возвращать сторицей то, чем вы только что ее наградили, чтобы она в моем
присутствии ласкала вас?
С.-А. - Согласна, считаю даже это полезным, а вы в это время,
Далмансе, без сомнения, желаете пусть меня сзади?
Д. - Как вы можете сомневаться, сударыня, в том удовольствии, с
которым я выражу свое полнейшее к вам почтение?
С.-А. - (поворачиваясь к нему спиной) - Ну что, вот так - хорошо?
Д. - Прекрасно! Теперь я могу наилучшим образом оказать вам те же
услуги, которые пришлись по душе Евгении. Итак, маленькая глупышка,
устройтесь поудобнее, голову между ног вашей подруги, и язычком действуйте
так же, как только что действовала она. Надо же! В таком положении мне
доступны ягодицы вас обеих, и я смогу прекрасно ласкать Евгению, целуя ее
милую подружку. Вот... так... Смотрите, как нам хорошо всем вместе.
С.-А. (в волнении) - Я сейчас умру, черт возьми!... Далмансе, как мне
нравится держать в руке твой член, пока я теку!... Было бы так хорошо,
если бы он наводнил меня семенем!... Ласкайте!... Да целуйте же меня,
проклятье небу!... Ах, как я люблю быть шлюхой, вот так истекая семенем!..
Кончено, я больше не могу... Вы оба привели меня в экстаз... Мне кажется,
я за всю свою жизнь не испытала такого наслаждения.
Е. - Как я счастлива, что сумела это сделать! Однако, милый друг, у
тебя вырвалось еще одно словечко, которого я не знаю. Что означает это
выражение шлюха? Извини, но ты ведь знаешь, что я пришла сюда учиться.
С.-А. - Дорогая моя, так называют тех жертв развращенности мужчин,
что всегда готовы поддаться своему темпераменту или корысти; они
счастливые и почтенные создания, их осуждает общественное мнение, но
венчает сладострастье, они нужнее обшеству, чем ханжи, и имеют мужество
ради служения ему пожертвовать тем уважением, которого это общество
осмелилось несправедливо их лишить. Да зравствует те, кого звание это
возвышает в их глазах! Вот истинно любезные, единственно подлинно
философски мыслящие женщины! Что до меня, моя дорогая, я с двенадцати лет
делаю все, чтоб удостоиться этого звания, и уверяю тебя, не только не
скучаю, а наслаждаюсь на этом поприще. Больше того: я люблю, когда во
время близости, меня называют так; это оскорбление кружит мне голову.
Е. - О, я понимаю тебя, дорогая, я тоже не обижусь, если меня назовут
так, хоть пока и не заслуживаю этого звания; однако, не противоречит ли
такое поведение добродетели, и не оскорбляем ли мы ее, поступая таким
образом?
Д. - Ах! Забудь о добродетелях, Евгения! Есть ли хоть одна жертва,
какую можно принести этим ложным божествам, что стоила бы и минуты тех
наслаждений, какими мы оскорбляем их? Знай, добродетель - лишь химера, и
культ ее состоит в вечных лишениях, в бесчисленных преступлений против
вдохновений темперамента. Могут ли такие движения души быть естественными?
Разве природа может внушить что-либо ее оскробляющее? Не поддавайся тем
женщинам, коих называют добродетельными, Евгения. Если хочешь, они служат
вовсе не тем страстям, что мы, а другим, часто много более презренным...
Честолюбие, гордыня, чрезмерная корысть, а часто - еще и одна лишь
холодность темперамента, ничего им не говорящего. Обязаны ль мы чем-нибудь
подобным существам, спрашиваю я? Не следуют ли они единственно внушениям
себялюбия? Разве лучше, мудрее, правильнее жертвовать эгоизму, чем
страстям? Я считаю, что одно другого стоит, и тот, кто слушается голоса
последних, без сомнения, гораздо умнее, поскольку они - голос природы,
нежели первый - голос глупости и предрассудков. Одна капля семени из этого
члена, Евгения, мне дороже, чем самые высшие деянияпрезираемой мною
добродетели.
Е. (Во время этих рассуждений женщины немного успокаиваются, и вновь
одевшись в сорочки, полулежат на канапе, а Далмансе сидит рядом в большом
кресле.) - Но есть ведь много различных видов добродетелей, что же вы
думаете, например, о благочестии?
Д. - Что эта добродетель для того, кто не верит в религию? А кто
может верить в религию? Ну же, Евгения, рассудим по порядку: то, что вы
назывете религией, - не соглашение ли, связывающее человека с его
Создателем, обязывающее свидетельствовать посредством культа свою
признательность за существование, полученное от этого верховного творца?
Е. - Вы выразились как нельзя лучше.
Д. - Ну так вот! Если доказано, что человек обязан своим
существованием лишь неотвратимым законом природы; если подтверждено, что
он также древен на этой планете, как и сама планета, и, как дуб, лев,
минералы, скрытые внутри планеты, - лишь организм, необходимый в
существовании этой планеты, и не обязан собственным существованием никому;
если это доказано, что этот Бог, которого глупцы рассматривают как
единственного творца и создателя всего, что мы видим, - лишь nec plus
ultra [nec plus ultra (лат.) - до крайних пределов, самый лучший,
непревзойденный] человеческого разума, лишь призрак, появляющийся в тот
миг, когда этот разум перестает что-либо различать, чтобы помочь ему в
работе; если подтверждено, что существование этого Бога невозможно, и
природа в своем вечном движении и развитии сама собою производит то, что
глупцы любят считать подаренным ей свыше; если верно, что даже предположив
наличие этого инертного существа - мы увидим всю его смехотворность,
поскольку его деятельность длилась всего один день, и вот уж миллионы
веков оно пребывает в презренном бездействии; даже предположив, что он
существует, как нам о том вещают религии, - это самое презренное из
существ, поскольку терпит зло на земле, тогда как всемогущество его могло
бы воспрепятствовать ему; если, говорю я, все это доказано, а это
несомненно, - верите ли вы, Евгения, тогда, что благочестие, связывающее
человека с этим глупым, беспомощным, жестоким и ничтожным Создателем есть
необходимая добродетель?
Е. (госпоже де Сент-Анж) - Как?! Милый мой друг, существование Бога -
и вправду химера?
С.-А. -И без сомнения, одно из самых презренных.
Д. - Да нужно лишиться разума, чтобы в нее верить. Этот мерзкий
призрак, плод страха одних и слабости других, Евгения, бесполезен в
системе земли; и он был бы, несомненно, даже вреден, поскольку его воля,
должная быть справедливой, никогда не смогла бы вписаться в
основополагающие несправедливости законов природы; он должен был бы вечно
стремиться к добру, а природа желает его лишь в возмещении зла, служащего
ее законам; он должен был бы вечно действовать, и природа, один из законов
которой - это вечное действие, была бы в вечной конкуренции и вечном
противостоянии с ним. Однако, кто-нибудь на это скажет, что природа и Бог
одно и то же. Разве это не абсурд? Созданное не может быть равно
создателю: разве часы могут быть часовщиком? Ну что ж, продолжит кто-либо,
природа - ничто, ?Бог - все. Еще одна глупость! Во вселенной необходимо
существуют два элемента: создающий деятель и созданный индивидуум. Так кто
же этот создающий деятель? Нужно разрешить лишь эту проблему; это
единственный вопрос, требующий ответа.
Если природа действует, развивается по неизвестным нам причинам, если
движение неотделимо от материи, если, наконец, она одна может, благодаря
своей энергии, создавать, производить, сохранять, поддерживать, двигать в
бескрайних пространствах вселенной все планеты, вид которых нас изумляет,
а единообразное, неизменное движение - наполняет преклонением и
восхищением, то какая же необходимость искать вовне чуждого всему этому
деятелю, когда эта активная способность заключена исключительно в самой
природе, которая не что иное, как движущаяся материя? Объяснит ли
что-нибудь ваша божественная химера? Я не верю, что это можно доказать.
Даже если я ошибаюсь во внутренних свойствах материи, передо мною лишь
одно проблема. А что же делаете вы, предлагая мне своего Бога? Задаете мне
еще одну. Да как же я могу рассматривать... представить себе вашего Бога
через догмы христианской религии? Посмотрим, как она его описывает...
Что вижу я в Боге этого лживого культа, как непоследовательное
варварское существо, создающее сегодня мир, в постройке которого оно
завтра раскаивается? Что вижу я в нем, как не слабое существо, никак не
могущее повлиять на человека? Это создание, происходящее от него, все-таки
господствует над ним; оно может его оскорбить и тем заслужить вечные муки!
Какое же слабое существо этот Бог! Как! Он создал все, что мы видим, и не
в состоянии сделать человека таким, как хочет? Однако, ответите вы мне,
если б он создал его таким, то человек и вовсе не имел бы никаких заслуг.
Какая пошлость! Да какая же необходимость человеку иметь заслуги перед
своим Богом? Будчи совершенным, он никогда не смог бы причинить зло, и
