и продемонстрировать все то, о чем будет идти речь, то тебе, братец, я
предназначила пожать мирты Киферы, а Долмансе - розы Содома. Я же испытаю
два удовольствия сразу, первое - самой насладиться преступной страстью, а
второе - преподать ее уроки, внушить вкус к ней милой невинной девочке,
которую я увлекаю в наши сети. Ну что, шевалье, достоин ли этот план моего
воображения?
Ш. - Лишь в этом воображении он и мог родиться; этот план
божественен, сестрица, и я обещаю безукоризненно сыграть великолепную
роль, отведенную в нем мне. Ах! плутовка, как же ты насладишься
удовольствием воспитать это дитя! какая радость для тебя развратить ее,
заглушить в юном сердечке все семена добродетели и религии, посеянные ее
наставниками! Поистине, для меня это слишком хитро.
М. де С.-А. - Конечно, я ничего не пожалею, чтобы совратить ее, чтобы
повергнуть в прах в ней все ложные принципы морали, какими только могли
уже забить ей голову, я хочу в два урока сделать ее такой же распутницей,
как и я сама... такой же безбожницей... такой же злодейкой. Предупреди
Долмансе, введи его в курс дела, как только он приедет, чтобы яд его
безнравственности, наполнив это юное сердце вместе с тем, что впрысну в
него я, сумели в одно мгновение с корнем вырвать все посевы добродетели,
что могли там зародиться до нас.
Ш. - Невозможно было лучше выбрать человека, какой тебе нужен:
неверье, безбожность, бесчеловечность, распутство текут с уст Долмансе,
как в древние времена святой елей с уст знаменитого архиепископа Камбре;
это самый великий соблазнитель, самый распутный и опасный человек... Ах!
милый друг, если только твоя ученица достойна учителя, можно поручиться -
она не устоит.
М. де С.-А. - Конечно, долго ждать не придется, насколько я знааю ее
предрасположения...
Ш. - Однако, скажи, дорогая сестрица, ты не боишься родителей? А если
девочка проболтается, вернувшись домой?
М. де С.-А. - Бояться нечего, отца я соблазнила... он мой. Нужно ли
признаваться? я отдалась ему ради того, чтобы он закрыл глаза; он и не
подозревает о моих намерениях, однако никогда не решится вмешиваться... Он
у меня в руках.
Ш. - Ты пользуешься ужасными средствами!
М. де С.-А. - Такие и нужны, они по крайней мере верны.
Ш. - А скажи-ка, прошу тебя, кто эта юная особа?
М. де С.-А. - Ее зовут Евгения; она дочь некого Мистиваля, одного из
самых богатых откупщиков столицы; ему около тридцати шести лет; матери не
больше тридцати двух, а дочке - пятнадцать. Мистиваль так же распутен, как
его жена - набожна. Что до Евгении, мой друг, я напрасно пыталась бы тебе
ее описать; она выше моих способностей рассказчицы; тебе достаточно быть
уверенным, что ни ты , ни я, без сомнения, никогда не видели в целом свете
подобной прелести.
Ш. - Ну дай хоть набросок, если уж не можешь описать, чтобы, зная,
пусть в общих чертах, с кем мне придется иметь дело, я лучше наполнил свою
душу образом, которому собираюсь принести жертву.
М. де С.-А. - Ну что ж, друг мой, у нее каштановые волосы, и их едва
можно захватить рукой, они длиной ниже талии; ослепительно белая кожа, нос
с небольшой горбинкой, эбеново-черные пламенные глаза!.. О, друг мой,
перед такими глазами не устоишь... Ты не можешь себе представить, на какие
только глупости они заставили меня идти... Если б ты видел прекрасные
ресницы, осеняющие их... милые веки, их прикрывающие!.. У нее маленький
ротик, великолепные зубы, и все это такой свежести!.. Одна из ее прелестей
- элегантная осанка, то, как ее красивая головка прикреплена к плечам, тот
гордый вид, с которым она поворачивает ее... Евгения для своих лет высока
ростом; ей мало дать семнадцать; ее фигура - образец элегантности и
изящества, грудь прелестна... Нет ничего лучше двух ее чудесных сосков!..
Они едва наполняют руку, но так нежны... свежи... белы!.. Я раз двадцать
теряла голову, пока целовала их! если б ты видел, как она оживлялась под
моими ласками... как ее большие глаза выражали состояние души!.. Мой друг,
я не знаю, каково все остальное. Ах! но если судить по тому, что я знаю,
на самом Олимпе никогда не было ничего подобного... Однако, я слышу, это
она... оставь нас; выйди через сад, чтобы не встретить ее, и приходи точно
к назначенному часу.
Ш. - Нарисованный тобой портрет будет тебе порукою в моей точности.
О, небо! уйти... покинуть тебя, когда я в таком состоянии!.. Прощай...
один поцелуй... один единственный поцелуй, сестрица, пусть хоть он на
время меня удовлетворит. (Она целует его, касаясь через одежду его члена,
и молодой человек поспешно выходит.)
ДИАЛОГ ВТОРОЙ
Мадам де Сент-Анж, Евгения
М. де С.- А. - Ах! здравствуй, моя красавица; я ждала тебя с таким
нетерпением, что ты должна о нем догадаться, если читаешь в моем сердце.
Евгения - О, моя милая, я думала уже, что никогда не уеду, так
торопилась в твои объятия; за час до отъезда я вдруг испугалась, что все
изменится; мать была совершенно против этой чудесной поездки; она заявила,
что молодой девушке моего возраста неприлично ехать одной; однако отец так
измучил ее позавчера, что одного его взгляда хватило, чтобы вновь
повергнуть госпожу де Мистиваль в прах; ей пришлось согласиться с тем, что
мне позволил отец, и я умчалась. Мне дали два дня; послезавтра ты должна
дать мне карету и одну из твоих женщин, чтобы я смогла вернуться.
М. де С.- А. - Как краток этот срок, мой ангел! В такое малое время я
едва успею выразить тебе все те чувства, что ты мне внушаешь... а ведь нам
есть о чем поговорить; ты не догадываешься, что именно во время нашей
теперешней встречи я должна посвятить тебя в самые глубокие таинства
Венеры? Хватит ли нам двух дней?
Евгения - Ах! пока я не узнаю все, я не уеду... я приехала, чтобы
узнать многое, и останусь здесь до тех пор, пока не узнаю.
М. де С.-А.(целуя ее) - О! любовь моя, сколько мы всего должны
сделать и сказать друг другу! А кстати, не хочешь ли пообедать, моя
королева? Возможно, урок затянется.
Евгения - Я, друг мой, ничего не хочу кроме как слушать тебя; мы
пообедали в одном лье отсюда; и теперь я вполне могу потерпеть часов до
восьми.
М. де С.-А. - Ну что ж, тогда пойдем в мой будуар, там нам будет
удобнее; я уже предупредила слуг, будь уверена, там нам никто не помешает.
(Обнявшись, уходят туда.)
ДИАЛОГ ТРЕТИЙ
Сцена происходит в прелестном будуаре.
Госпожа де Сент-Анье, Евгения, Долмансе
Е. (очень удивлена, увидев в кабинете мужчину, которого не ожидала) -
О, боже! Милый друг, это предательство!
С.- А (так же удивленно) - Какой случай привел вас сюда, сударь. Вы,
мне кажется, должны были приехать только в четыре часа?
Долмансе - Все мы вечно как можно более торопим счастливый миг
увидеться с вами, сударыня; я встретил вашего брата; он счел, что мое
присутствие необходимо на уроках, которые вы должны преподать мадемаузель;
он знал, что здесь откроется лицей и начнутся лекции; он тайно привел меня
сюда, не считая, что вы его за это осудите, а сам, зная, что его
демонстрации будут необходимы лишь по истечении теоритических рассуждений,
появится позже.
С.- А - Поистине, Долмансе, что за шутки...
Е. - Однако, меня они не обманули, друг мой; ты это все м=сама
подстроила... Нужно было хоть посоветоваться со мной... Мне теперь так
стыдно, что, без сомнения, этот стыд поменяет все наши планы.
С.- А - Должна тебя заверить, Евгения, идея такого сюрприза
принадлежит исключительно моему брату; но пусть это тебя не пугает:
Долмансе, которого я знаю за человека весьма любезного, обладает как раз
тем уровнем философии, что нужен нам для твоего воспитания, и может быть
лишь полезен в наших планах; что же касается его сдержанности, то я могу
поручиться за него, как за себя. Так познакомься же, моя дорогая, с
человеком, который в целом свете лучше всех способен стать твоим
наставником, провести тебя к счастью и наслаждениям, которые мы хотели
испытать вместе.
Евгения (краснея) - О, я все равно в смущении...
Долмансе - Ну-ну, прекрасная Евгения, успокойтесь... Целомудрие - как
раз та самая дряхлая добродетель, с которого вы, при всех ваших прелестях,
должны великолепно обходиться.
Евгения - Но как же с пристойностью...
Долмансе - Еще один обычай незапамятных времен, сегодня уже вышедший
из моды. Он так противен природе! (Долмансе ловит Евгению, сжимает ее в
объятиях и целует).
Евгения (защищаясь) - Прекратите же, сударь!.. Вы поистине со мной не
церемонитесь!
С.-А. - Евгения, поверь мне, будет нам и той и другой оставаться
недотрогами с этим прелестным человеком; я его знаю не больше, чем ты; но
посмотри, как я ему доверяю! (Страстно целует его в губы) Поступай, как я.
Евгения - О! я бы рада; где я найду лучший пример! (Она перестает
сопротивляться Долмансе, и он горячо целует ее в губы, видно, что его язык
проникает в ее рот.)
Долмансе - Ах! любезное и очаровательное создание!
С.-А. (так же целует ее) - Так ты думаешь, маленькая плутовка, я не
дождусь своей очереди? (Тут Долмансе, обнимая обеих, целует их по очереди
добрую четверть часа, а они целуют друг друга и его)
Долмансе - Ах! такое начало уже обжигает меня страстью! Сударыня,
поверите ли? Здесь необыкновенно жарко: нам надо раздеться, будет гораздо
лучше.
С.-А. - Я согласна; наденем эти газовые сорочки: они скроют лишь то,
что нужно скрыть от страсти.
Евгения - Воистину, милая моя, вы заставляете меня делать такие
вещи!..
С.-А. (помогая ей раздеться) - Много забавного, не так ли?
Евгения - По крайней мере, это неприлично... Ах! как ты меня целуешь!
С.-А. - Какая чудесная грудь!.. как едва распустившаяся роза.
Долмансе (глядя на соски Евгении, но не касаясь их) - и обещщающая
иные прелести... много более ценные.
С.-А. - Ценные?
Долмансе - О, да, клянусь честью! (Говоря так, Долмансе делает вид
что поворачивает Евгению, чтобы посмотреть на нее сзади)
Евгения - О, нет, нет, умоляю вас.
С.-А. - Нет, Долмансе, я пока не хочу, чтоб вы видели... то, что
имеет над вами такую власть, если вы будете над этим думать, то не сможете
уже рассуждать хладнокровно. Нам нужны ваши уроки, преподайте нам их, а
вожделенные вами мирты увенчают вас потом.
Долмансе - Ладно, но чтобы показать, дать этому дитя первые уроки
распутства, нужно, чтобы по крайней мере вы, сударыня, соблаговолили мне
помочь.
С.-А. - И в добрый час!.. Ну вот, смотрите, на мне больше ничего нет:
показывайте, сколько хотите!
Долмансе - Ах! прекрасное тело!.. Сама Венера, украшенная Грациями!
Евгения - О! милый мой друг, сколько прелестей! Позволь мне вдоволь
наглядется на них, позволь покрыть их поцелуями. (Исполняет сказанное)
Долмансе - Какие великолепные наклонности! Не так горячо, прекрасная
Евгения, в настоящий момент я требую от вас всего лишь внимания.
Евгения - Да, да, я слушаю, слушаю... Но она так красива... такая
пухленькая, такая свеженькая!.. Ах, как она очаровательна, моя милая
подруга, не так ли, сударь?
Долмансе - Конечно, она прекрасна... совершенно великолепна; однако я
убежден - вы ей ни в чем не уступаете... Ну так слушайте же, милая моя
ученица, или бойтесь, если вы не будете покорны, я воспользуюсь теми
правами, котрыми меня щедро наделяет звание вашего учителя.
С.-А. - О, да, да, Долмансе, я отдаю ее в ваши руки; ее нужно
серьезно побранить, если она ослушается.
Долмансе - Я могу не ограничиться выговорами...
