Аванесов со своей невестой - сестрой Алены-Малены; профессор Верхомудров, и
заведующие лабораториями, и даже Степан Петухов с мамашей своей, продавщицей
пирожков.
Вокруг странно раскрашенных мальчиков толпились любопытные, и Димка
тотчас же вспомнил, что уже слышал когда-то те же самые слова:
- Гляди-ка, какую рекламу придумал цирк!
И вот в репродукторе раздался звонкий девичий голос. Он категорически
предлагал пассажирам, вылетающим в город Прибайкальск, занять места в
самолете.
Мальчики заторопились. Им было и весело и грустно. Весело потому, что
через семь часов они будут дома; грустно потому, что приходилось
расставаться с людьми, которых мальчики успели полюбить всей душой. Подумать
только! Семь часов, и все трое-Димка, Паша и вожатый Сеня-будут пожимать
руки друзьям, говорить с Анатолием Петровичем, но раньше всего - увидят
родителей.
Бабушка Варвара всплакнула и посоветовала не открывать форточку, Леня
просил писать, а Степка Петухов протянул друзьям на прощание большой пакет.
Мальчики развернули его уже в самолете: там лежали удивительного вкуса
домашние пирожки.
Вихрь вырвался из камер сгорания, оторвал самолет от земли и бросил в
синее, на редкость для Москвы безоблачное небо.
- Ну вот, - хлопнул Леню по плечу Василий Михайлович.-А ты говорил
"фантастический роман". Видишь, все оказалось значительно проще.
Леня молчал. Ему было грустно.
ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ,
которая обычно служит эпилогом
и в которой волшебник перестает быть волшебником
Их встречала вся школа.
А когда они пошли с вокзала, весь город высыпал из домов, остановились
автомашины и трамваи, опустели магазины. Еще бы! Такого зрелища никто
никогда не видывал; впереди, рядом с учителями шагал молодой человек,
видимо, вожатый, потому что над плечами у него не видно было головы, потом
шагали два паренька, раскрашенные, словно клоуны из цирка: половина лица
синяя, половина - зеленая. Потом шли невидимки-о них знал весь город,
поэтому им кричали "ура", хотя увидеть не могли. Просто над улицей летело
звонкое и торжественное: тра-та-та-та-та! Тра-та-та-та-та!
Они пришли в сто семнадцатую школу, вошли в свой пятый класс. У Димки и
Паши просто сердце защемило, когда увидели они и ребят, и родителей, и
учителей.
Вера Сокольникова открыла заседание штаба невидимок. Наши друзья
рассказали о своих московских приключениях, об институте профессора
Верхомудрова, о разговоре с Кузькой.
- Ребята!-сказала Вера.-Ребята! У одного из нас, у Димки Смирнова, есть
возможность снова стать видимкой. Он единственный, кто связан с волшебником
Кузькой, поэтому, став видимым, он сможет нам помочь. Об этом сказал Сене и
мальчишкам на прощание профессор Верхомудров. Он расшифровал разговор с
Кузькой и сказал Димке, что многое зависит от его решения. Больше он ничего
сказать ему не мог, потому что иначе мы НИКОГДА не станем видимыми. Он смог
бы сделать нас только зелеными, как вот Димка и Павлик сейчас.
- Давай, Димка! Становись видимым...
- Ребята! Мне...
- Ладно, ладно! Не рассуждай. Чего там!
- Ну хорошо...
Ахалай-махалай,
Крони-брони-чепухай!
Эки-веки-чебурек -
Стань обычным, человек!
- Ребята! Ребята!-закричала вдруг Вера Сокольникова. - Куда же вы
пропали?! Я вас НЕ ВИЖУ! Ребята!
- Зато я тебя вижу,-сказал Анатолий Петрович.-Ты уже становишься
видимой...
- Ой, как здорово, ребята!.. Постойте! А как же Димка?
- А я остаюсь со всеми. Я не могу быть видимым и не хочу, пока хоть один
человек в классе остается невидимкой... Ведь это все произошло по моей вине.
Значит, мне... Ну, в общем, если бы я воспользовался единственной
возможностью стать видимым только для себя-какой же я тогда пионерА А
Вера-она молодец... Ну вот...
И тогда над партами стали сгущаться легкие облачка. Вот они все плотнее и
плотнее. А еще через минуту сидели в классе тридцать три ученика, стоял
вожатый, на плечах у которого появилась голова, снова "выросли" усы у
Анатолия Петровича. И только Гипотенуза Сергеевна удивленно вскрикнула и...
упала в обморок.
...Отец Павлика Петр Николаевич Кашкин выполнил свое обещание. В
воскресенье друзья отправились на Байкал.
Под вечер остановились в небольшой-дворов на пятьдесят - деревушке.
Ночевать в деревне не стали, отъехали чуток в сторону- к рыбацкому стану и
подошли к костру.
Рыбаки ушли уже в море, и только две женщины подбрасывали дрова в костер.
В большом закопченном котле варилась уха.
Одна из женщин была совсем старой. Темное обветренное лицо ее изрезали
морщины, руки, немало переделавшие на своем веку, тряслись.
- Эй, Васюта!-говорила она той, что помоложе.-Ты бы гостей хоть омульком
угостила. Чай, из города, стало быть, давно настоящего не пробовали. Омуль
что,-обратилась она к Петру Никаноровичу, - омуль, он - рыба нежная. Пока
довезешь куда али так полдня пролежал - уж и вкус другой. Нет, кто на
Байкале не побывал, тот настоящего омуля не едал.
Та, кого старуха назвала Васютой, молча подошла к костру, большим острым
ножом распластала жирную, чуть не на килограмм весом рыбину, проткнула ее
палочками-рожнами-и приспособила у огня.
Мальчики заметили, что палец на правой руке у нее перевязан, должно быть
порезала.
- Эй, ходи,-раздалось с моря.
Это рыбаки закончили травить невод и направили баркас к берегу. В ту же
минуту лошадь, привязанная к круглому барабану, заходила. Барабан-вертушка
натянул канат, прикрепленный к неводу. А время шло.
Когда поблекли звезды на небе, сгустилась предрассветная темнота,
дежурный подал сигнал: невод близко. И вот уже ухватились рыбаки крепкими
руками своими за концы сети, уперлись крепкими ногами в землю, тянут изо
всех сил. А на море Байкале начиналась буря. Волны били в берег, словно
хотели захлестнуть рыбаков. Притонили улов да и удивились сами: сроду такого
богатства не было. Билось в неводе омуля видимо-невидимо. А промеж омулей
тяжело шевелился и хвостом бил огромный, темный, отливающий зеленью таймень.
- Ну вот,-сказала Васюта,-добрая к утру будет уха. Такого тайменя на всю
бригаду хватит.
- А вдруг это Кузька?-шепотом спросил Паша у Димки.
- Ага! Может, и он...
- Жалко, понимаешь, ведь попадет в уху-и конец. И только сказал он это,
как сверкнула зарница над Байкалом, гром прогремел. В Иркутске даже
землетрясение зарегистрировали. Таймень подпрыгнул высоко вверх, упал на
землю у самого костра. Лопнула от огня толстая рыбья кожа. Не то пар, не то
дым пошел из того места, где лежал таймень. А когда развеялся дым-исчезла
рыба. У костра стоял красивый парень, кареглазый, высокий, широкоплечий,
кучерявый.
- Васюта!-радостно закричал он. Оторопевшая девушка взглянула на него,
заплакала вдруг и побежала к парню.
- Кузьма! Дорогой, долгожданный! Что же так долго не шел?
- Вот их благодари,-ответил Кузька и показал на мальчиков.-Три человека
должны были пожалеть меня, не зная, что я-это я. Этот вот пожалел меня,
когда стариком я был смешным да плешивым. Девочка московская пожалела Кузьку
из сказки. Ну, а в третий раз вот второй паренек помог зеленому тайменю,
посочувствовал. А не то попал бы я в уху- и конец.
Пока тянула Васюта вместе с рыбаками сеть, слетела тряпка, которой был
обмотан палец. И теперь увидели все, что на пальце у девушки сверкает
необыкновенной красоты, голубой, как Байкал, перстень.
