- Ты не понял, - сказал Он медленно, по слогам, с великой грустью. - Плохо
быть м°ртвым. Вернее, плохо даже не это. Плохо, когда об этом знают люди,
которые тебе нравятся. На той стадии, когда они тебе ещ° нравятся.
- Так не влюбляйся! - попробовал я выправить положение. - Не будет о ч°м
страдать! Или ещ° есть тяж°лые моменты?
- Да, - проронил Он нехотя. - Когда горят м°ртвые огоньки.
И тут я почувствовал, что Он меня отпустил. О, как я н°сся к автобусной
остановке! Как я врезался в толпу, натужно загружающуюся в ж°лтую коробку. И
как больно меня стукнула по локтю закрывшаяся дверца.
* * *
Вторая встреча случилась поздней осенью, когда выпал снег. Судьба столкнула
нас в переполненном трамвае, где в поисках удобной позы я развернулся и уп°рся
взглядом в м°ртвые глаза. Давка была грандиознейшей. Со всех сторон слышалось
недовольное кряхтенье. В воздухе витали невидимые, но весьма чувствительные
разряды агрессии, вот-вот грозившие прорваться в грязный скандал.
Он улыбнулся. Вс° той же замкнутой бесстрастной улыбкой.
- Привет, - кивнул я и замер в мучениях, не зная что сказать дальше. Это
форменное издевательство, когда в общественном транспорте сталкиваются два
малознакомых субъекта и силятся завязать разговор. О погоде, о разболевшихся
зубах, об отпуске, о работе. Непереносимое ощущение. Наверное, в душе каждый
из них за эти минуты успевает возненавидить собеседника, но уровень культуры
не да°т прервать рассуждения и вновь уткнуться отсутствующим взором в т°мное
окно, погрузившись в свой мир стремлений и снов. И я усердно скрипел мозгами,
подыскивая тему и страшно ругаясь, что трамвай едет так медленно. При таких
темпах мои муки продлятся ещ° минут двенадцать.
- А что ты тогда говорил про огни? - вспомнил я фразу, разлучившую нас в тот
весенний день.
- Они горят, - кивнул мой давний знакомец.
- Не вижу, - сказал я, поморщившись. Народ заблаговременно готовился к выходу
и мне приходилось выгибаться дугой, чтобы пропустить чью-то весьма габаритную
фигуру.
- Хочешь посмотреть? - улыбка стала зловещей.
- Конечно, - меня не купишь на театральные штучки.
- Тогда дай руку! - возвестил Он громко, но никто даже не оглянулся, хотя
голос этот внушал больше уважения, чем возмущ°нные требования кондуктора,
над°жно застрявшего на задней площадке. Я оробел беспричинно и протиснул к
нему руку по чьей-то согбенной спине.
Холодные пальцы осторожно дотронулись до моей ладони, а затем цепко сжали
запястье. Я не испугался. У меня в это время года тоже мерзко м°рзнут руки.
И вдруг вс° изменилось. Людей не стало. Вернее, они превратились в смутные
полупрозрачные силуэты. Трамвай, набитый ожившими тенями. Вс° потеряло краски
и свет. Звуки поглотила оглушительная тишина. Пассажиры растворились в тусклых
сумерках почти погасших фонарей, протянувшихся по салону параллельными
прямыми. Лишь три фигуры остались неизменными.
Первым был мой спутник. Перемены никак не отразились ни на его лице, ни на
облике. Он бесстрастно сжимал мою руку и молчал.
Вторым оказался пацанчик лет пятнадцати. Он безмятежно сидел в кресле и
глядел на меня злыми колючими глазами. Я не выдержал взгляд и отвернулся.
Парен°к тоже перестал изучать мою персону и с отсутствующим видом уставился в
окно.
Третья виднелась в самом конце вагона. Если бы пассажиры не потеряли плоть и
объ°м, то я никогда не увидел бы е°. А так разглядеть поношенное бурое пальто,
круглую шерстяную шапку с выбивавшимися седыми локонами и сморщенное
старческое лицо не составляло особого труда. Она пробуравила меня взором, но я
не посмел взглянуть в дал°кие глаза.
Возможно, четв°ртым был я, но в тот момент мне не пришло в голову
рассматривать свою куртку и ноги, обутые в нечищенные сапоги.
Парень внезапно соскочил с кресла и вышвырнул сво° тело из потустороннего
салона на промерзшую улицу. Оказывается, трамвай продолжал ехать, как ни в ч°м
не бывало, и даже добрался до очередной остановки. Я это отметил краешком
сознания. Мо° внимание было целиком поглощено совершенно иным. На
освобожд°нном кресле пульсировало и перетекало с места на место пятно с
радужными краями. Но тут же прямо на него уселся силуэт женщины необъятных
размеров. Она по°рзала, устаивая поудобнее сво° тело и две внушительных сумки
на коленях. Безмолвный крик замер в горле, я рванулся туда, но холодный пальцы
удержали меня на месте.
- Не стоит, - бесстрастно объяснил мой собеседник. - Поздно. Оно уже в ней.
- Кто это? - сдавлено вырвалось из спазмотически сжавшейся глотки.
- Атомный мальчик, - улыбнулся мой спутник. - Он уже стал появляться слишком
часто, оставляя свои следы повсюду. И люди сгорают. Медленно и болезненно. А
очередная жертва легко вписывается в статистику неблагоприятной экологической
обстановки.
- А если... - начал я.
- Если бы, да кабы, всем бы выдали гробы. Не спрашивай, - резко оборвал меня
Он. - Это не та история. Ты должен смотреть на иные вещи.
"Человечество этого знать не должно," - процитировал я внутренним голосом.
Цитатки украшают жизнь, как шарики на °лке, как флажки исчезнувшего первомая.
Чужие слова, ставшие кусочками твоего мира.
На следующей остановке салон покинула старуха. На задней площадке сразу стало
посвободней.
- Она тоже... - сделал я неопредел°нный жест.
- Нет, - голова собеседника качнулась. - Она - обыкновенный дракон.
- Да ну! - не поверил я, улыбнувшись в злобе навалившегося обмана.
- Да да, - так же зло усмехнулся Он. - Драконы - невероятно пластичные
существа. Они могут подстроиться к любым обстоятельствам. Неужели ты
представлял их как-то иначе?
Я молча кивнул.
- Конечно, - проронил он, оценивающе изучая мо° лицо, словно заглядывал в
душу. - Наверное, гибкое тело ящерицы, перепончатые крылья с невероятным
размахом, глаза, сверкающие неземным разумом, непостижимая сущность. Но зачем?
Зачем вс° усложнять? Ведь так легче. Подойти и просто заглянуть в глаза. Без
всяких деш°вых эффектов. Драконы глядят и привязывают. Пойманный взором уходит
за ними. И никогда не возвращается.
- Что с ними происходит, с пойманными? - мой язык словно угодил под заморозку.
- Не знаю. Я туда не ходил. Это тоже не моя история. Забудь про дракона.
Смотри на огни.
И тогда я увидел их. Десятки. Сотни. У каждого силуэта сверкал свой огонек.
Что это было? Блистающий зубчатый кристаллик. Зв°здочка, изливавшаяся лампой
дневного света. Умерший светлячок, продолжавший сво° дело и по ту сторону. Их
трудно описать. Они светили и вс°. Они дышали и выдыхали сво° сияние в смутные
силуэты.
- Но чем же они мешают? - спросил я, стараясь оторваться от завораживающего
зрелища.
- Ты хочешь их почувствовать? - спросил Он. В уголке губ появилась улыбка.
Странная, непонятная.
- Давай, - согласился я.
В один миг вс° снова обрело цвет и объ°м. Звуки заполонили пространство
салона. Кто-то уже ругался, выдавая на-гора тонны матерщины. И тотчас мою
грудь пронзила оглушительная разрывающая боль. Словно кто-то воткнул туда кол
и теперь, в радостном экстазе, поворачивал его то в одну сторону, то в другую.
Чуть не разоравшись, я скосил глаза вниз. Наполовину погрузившись в солнечное
сплетение, там ворочался огон°к размером с шарик для настольного тенниса.
Они продолжали гореть, превращая привычную обстановку в пещеру ужаса. У
сурового вида девушки огон°к высовывался из сердца. Сутулый старикашка кашлял
и в горле его дрожал мертвенный блеск. Худющий, местами невыбритый мужчина
сжимал поручень, а за правым стеклом очков рацветали лепестки бледного сияния.
Огоньки заполонили салон. И я уже не только видел их, но и чувствовал. Каждый
всплеск, каждое мерцание.
А у этих не было огоньков. Я заметил их, когда почти невидящим взором
взглянул перед собой. На переднем сиденьи расположились невысокий плотный
дедушка и внучка-веселушка. Они смеялись, они не видели, то что приходилось
наблюдать мне.
- Прилетит вошебник вертол°те и остасит нам эскимо, - распевала внучка, не
заботясь ни о рифме, ни о грамматике.
- Не так, - мягко укорял дедушка. - Каждую песню надо петь правильно.
- А как, дедушка? - восхитилась внучка. - Спой, как правильно!
Дедушка засмущался. И в самом деле, ну не петь же в переполненном трамвае,
где зарождается скандал, где все, оторвавшись от горестных дум и злых мыслей,
уставятся на него непонимающими тупыми взорами. Появятся ухмылки, кривоватые
улыбки: "А дед то совсем того!" Но для внучки не существовало ничего в этом
мире, кроме грохотавшего по рельсам трамвая, никак не складывающейся песенки и
дедушки, сидящего рядом. Дедушки, который знал и умел вс°.
- Деда, ну как правильно? - д°ргала внучка за рукав. - Деда, спой.
- Да я и сам не знаю, - сказал дедушка, радуясь, что выбрался из скользкой
ситуации. - Забыл уже.
Дедушка врал. И тотчас на его плече замерцало мертвенное сияние.
Огон°к ещ° не родился. Он пока явился миру в виде тоненькой паутинки, готовой
свернуться в светящийся клубок и засиять в полную силу, когда прид°т время. Но
внучка не видела огоньков. Но внучка не верила в них. Она верила в дедушку и в
то, что песенка вот-вот сложится. А я верил в то, что мой огон°к сейчас
разорв°т всю грудную клетку.
- Деда, спой, - настаивала девочка. Она чувствовала, что в мире что-то
делалось неправильно и всеми силами старалась эту неправильность выправить.
- Прилетит к нам вошебник вертолет и потом эскимо, - вновь попыталась найти
верную тропинку внучка. - Ну спой, деда. Ты знаешь.
"Спой, дедушка, - мысленно взывал я, а глаза мои чуть не вываливались от
распиравшего изнутри отчаяния. - Спой! - мне казалось, что весь мир станет
счастливым и добрым, если дедушка откажется от вызванной им паутинки. - Ну
хоть не для меня, спой для внучки! Пусть она знает, что можно петь даже в
переполненном трамвае, где все готовы вцепиться в глотку друг другу!"
Дедушка молчал. А грудь моя стонала под напором ворочавшегося там
потустороннего светила. Девочка начала вс° сначала, но запнулась уже после
"Прилетит".
- Прилетит вдруг волшебник в голубом вертол°те, - вдруг запел дедушка, тихо,
но очень уверенно, - и бесплатно покажет кино...
- С дн°м рожденья поздравит, - подхватила внучка, перепрыгнувшая с дедушкиной
помощью через трудную ступеньку, - и наверно оставит мне в подарок пятьсот
эскимо.
Я ненавидящим взором огляделся по сторонам, ища недовольных. Если я даже
ничего не смогу сделать, то хоть своей дурной башкой заслоню парочку от
мерзких улыбок. Я улыбнулся сам, стараясь вложить в улыбку максимум тепла и
одобрения.
Ничего не изменилось. Стало ещ° душнее и теснее. Вс° также кто-то
переругивался в отдалении. Но с дедушкиного плеча исчезла м°ртвая паутинка, а
моя боль поутихла, перестала быть непереносимой. А потом она исчезла совсем и
холодные пальцы выпустили мо° запястье.
- Твоя остановка, - пояснил Он.
Я ничего не успел сказать. Меня просто вынесло вместе с толпой. Невидящий
взор обв°л близлежащую панораму. Это, действительно, оказалась моя остановка.
Посторонние огоньки исчезли вместе с болью. Только в моей груди продолчал
гореть, пробиваясь через свитер и куртку ненавистный теннисный шарик м°ртвого
света.
* * *
Третья встреча произошла совсем недавно и получилась самой короткой. Я просто
вышел за двумя бутылками "Балтики". В горле было невероятно сухо, так почему
бы себе не устроить маленький праздник? Я обошел стороной киоски, озар°нные
лампами дневного света. Какой идиот решил назвать этот свет дневным? Ведь
м°ртвый огон°к в моей груди дарит точно такое же сияние. Пришлось идти до
дальнего, того, где тускло светила груша на двадцать пять ватт.
Он уже был там. Он словно знал, что я приду в это место и в это время. Я не
стал здороваться. Слова не требовались.
- Вс° ещ° видишь?
Я кивнул.
- Убрать?
Я кивнул.
- Он уходит вместе с душой.
Я кивнул.
Мне уже было вс° равно. Я просто не мог больше выносить эти бессонные ночи,
когда мертвенный свет потихоньку заполнял всю спальню. Я готов был отдать за
выключатель даже душу. Он просто прикоснулся к груди. Так пальцами
