щея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!
А ты, буй Романе, и Мстиславе! Храбрая мысль носит ваш ум на дело.
Высоко плаваеши на дело в буести, яко сокол, на ветрех ширяяся, хотя
птицю в буйстве одолети. Суть бо у ваю железный папорзи под шеломы ла-
тинскими: теми тресну земля, и многи страны - Хинова, Литва, Ятвязи, Де-
ремела и Половци - сулици своя повергоша а главы своя подклониша под тыи
мечи харалужныи. Но уже, княже, Игорю утрпе солнцю свет, а древо не бо-
логом листвие срони - по Роси и по Сули гради поделиша. А Игорева храб-
раго полку не кресити. Дон ти, княже, кличет и зоветь князи на победу.
Олговичи, храбрыи князи, доспели на брань.
Ингварь и Всеволод и вси три Мстиславичи, не худа гнезда шестокрилци!
Не победными жребии собе власти расхытисте! Кое ваши златыи шеломы и су-
лицы ляцкии и щиты! Загородите полю ворота своими острыми стрелами за
землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!
Уже бо Сула не течет сребреными струями к граду Переяславлю, и Двина
болотом течет оным грозным полочаном под кликом поганых. Един же Изяс-
лав, сын Васильков, позвони своими острыми мечи о шеломы литовския, при-
трепа славу деду своему Всеславу, а сам под черлеными щиты на кроваве
траве притрепан литовскыми мечи, и схоти ю на кровать и рек: "Дружину
твою, княже, птиць крилы приоде, а звери кровь полизаша". Не бысть ту
брата Брячяслава, ни другаго - Всеволода. Един же изрони жемчюжну душу
из храбра тела чрес злато ожерелие. Унылы голоси, пониче веселие, трубы
трубят городеньскии.
Ярославе и вси внуце Всеславли! Уже понизить стязи свои, вонзить свои
мечи вережени - уже бо выскочисте из дедней славе. Вы бо своими крамола-
ми начясте наводити поганыя на землю Рускую, на жизнь Всеславлю. Которою
бо беше насилие от земли Половецкыи".
На седьмом веце Трояни връже Всеслав жребий о девицю себе любу. Той
клюками подпръся, оконися и скочи к граду Кыеву, и дотчеся стружием зла-
та стола Киевскаго. Скочи от них лютым зверем в полночи из Белаграда,
обесися сине мьгле; утръ же вознзи стрикусы, оттвори врата Новуграду,
разшибе славу Ярославу, скочи волком до Немиги с. Дудуток. На Немизе
снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце живот кладут,
веют душу от тела. Немизе кровави брезе не бологом бяхуть посеяни - по-
сеяни костьми руских сынов. Всеслав князь людем судяше, князем грады ря-
дяше, а сам в ночь волком рыскаше; из Кыева дорискаше до кур Тмуторока-
ня, великому Хорсови волком путь прерыскаше. Тому в Полотске позвониша
заутренюю рано у святыя Софеи в колоколы, а он в Кыеве звон слыша. Аще и
веща душа в дерзе теле, но часто беды страдаше. Тому вещей Боян и первое
припевку, смысленый, рече: "Ни хытру, ни горазду, ни пытьцю горазду суда
божиа не минути".
О, стонати Руской земли, помянувше первую годину и первых князей! То-
го старого Владимира нельзе бе пригвоздити к горам киевским! Сего бо ны-
не сташа стязи Рюриковы, а друзии Давидовы, но розно ся им хоботы пашут,
копиа поют.
На Дунаи Ярославнын глас ся слышит, зегзицею незнаема рано кычеть:
"Полечю - рече - зегзицею по Дунаеви, омочю бебрян рукав в Каяле реце;
утру князю кровавыя его раны на жестоцем его теле".
Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи: "О, ветре, ветри-
ло! Чему, господине, насильно вееши! Чему мычеши хиновьскыя стрелкы на
своею нетрудною крилцю на моея лады вои? Мало ли ти бяшет горе под обла-
кы веяти, лелеючи корабли на сине море! Чему, господине, мое веселие по
ковылию развея?"
Ярославна рано плачеть Путивлю городу на забороле, аркучи: "О, Днепре
Словутицю! Ты пробил еси каменныя горы сквозе землю Половецкую. Ты леле-
ял еси на себе Святославли носады до полку Кобякова. Возлелей, господи-
не, мою ладу ко мне, а бых не слала к нему слез на море рано!"
Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи: "Светлое и трес-
ветлое солнце! Всем тепло и красно еси. Чему, господине, простре горячюю
свою лучю на ладе вои? В поле безводне жаждею имь лучи съпряже, тугою им
тули затче?"
Прысну море полунощи; идут сморци мьглами. Игореви князю бог путь ка-
жет из земли Половецкой на землю Рускую, к отню злату столу. Погасоша
вечеру зари. Игорь спит, Игорь бдит, Игорь мыслию поля мерит от великаго
Дону до малаго Донца. Комонь в полуночи. Овлур свисну за рекою; велить
князю разумети. Князю Игорю не быть! Кликну; стукну земля, въшуме трава,
вежи ся половецкии подвизашася. А Игорь князь поскочи горнастаем к трос-
тию и белым гоголем на воду. Въвержеся на борз комонь и скочи с него бо-
сым волком. И потече к лугу Донца и полете соколом под мьглами, избивая
гуси и лебеди завтроку и обеду и ужине. Коли Игорь соколом полете, тогда
Влур волком потече, труся собою студеную росу; преторгоста бо своя бор-
зая комоня.
Донец рече: "Княже Игорю! Не мало ти величия, а Кончаку нелюбия, а
Руской земли веселиа!" Игорь рече: "О, Донче! Не мало ти величия, лелея-
вшу князя на волнах, стлавшу ему зелену траву на своих сребреных брезех,
одевавшу его теплыми мглами под сению зелену древу; стрежаше его гоголем
на воде, чайцами на струях, чернядьми на ветрех". Не тако ли - рече -
река Стугна; худу струю имея, пожръши чужи ручьи и стругы ростре на кус-
ту, уношу князю Ростиславу затвори Днепрь темне березе. Плачется мати
Ростиславля по уноши князи Ростиславе. Уныша цветы жалобою, и древо с
тугою к земли преклонилося.
А не сорокы втроскоташа - на следу Игореве ездит Гзак с Кончаком. То-
гда врани не граахуть, галици помолкоша, сорокы не троскоташа, полозие
ползоша только. Дятлов тектом путь к реце кажут, соловии веселыми песьми
свет поведают. Молвит Гзак Кончакови: "Аже сокол к гнезду летит, соколи-
ча ростреляеве своими злачеными стрелами". Рече Кончак ко Гзе: "Аже со-
кол к гнезду летит, а ве соколца опутаеве красною дивицею". И рече Гзак
к Кончакови: "Аще его опутаеве красною девицею, ни нама будет сокольца,
ни нама красны девице, то почнут наю птици бити в поле Половецком".
Рек Боян и ходы на Святославля песнотворца стараго времени Ярославля
Ольгова Коганя хоти: "Тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме го-
ловы" - Руской земли без Игоря. Солнце светится на небесе - Игорь князь
в Руской земли. Девици поют на Дунаи, вьются голоси чрез море до Киева.
Игорь едет по Боричеву к святей богородици Пирогощей. Страны ради, гради
весели.
Певше песнь старым князем, а потом молодым пети. Слава Игорю Святос-
лавличю буй-туру Всеволоду Владимиру Игоревичу! Здрави князи и дружина,
побарая за христьяны на поганыя полки. Князем слава а дружине! Аминь.
СЛОВО О ПОХОДЕ ИГОРЕВОМ, ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВОВА, ВНУКА ОЛЕГОВА
Прозаический перевод на современный русский язык
Не начать ли нам, братья, по-стародавнему скорбную повесть о походе
Игоревом, Игоря Святославича! Или да начнется песнь ему по былям нашего
времени - не по замышлению Боянову! Ведь Боян вещий когда песнь кому
сложить хотел, то белкою скакал по дереву, серым волком по земле, сизым
орлом кружил под облаками. Поминал он давних времен рати - тогда пускал
десять соколов на стаю лебедей; какую догонял сокол, та первая песнь пе-
ла старому Ярославу, храброму Мстиславу, что зарезал Редедю пред полками
касожскими, красному Роману Святославичу. Боян же, братья, не десять со-
колов на стаю лебедей пускал, но свои вещие персты на живые струны воз-
лагал; они же сами князьям славу рокотали.
Начнем же, братья, повесть эту от старого Владимира до нынешнего Иго-
ря что отвагою закалил себя, заострил сердца своего мужеством и, испол-
нившись ратного духа, навел свои храбрые полки на землю Половецкую за
землю Русскую.
О Боян, соловей старого времени! Вот когда бы ты, соловей, эти полки
щекотом своим воспел, мыслию скача по дереву, умом летая под облаками,
свивая славу давнего и нынешнего времени, волком рыща по тропе Трояновой
через поля на горы! Так бы тогда пелась слава Игорю, Олегову внуку: "Не
буря соколов занесла через поля широкие, галок стаи летят к Дону велико-
му". Или так зачалась бы она, вещий Боян, внук Велесов: "Кони ржут за
Сулою, звенит слава в Киеве. Трубы трубят в Новегороде, стоят стяги в
Путивле".
Игорь ждет милого брата Всеволода. И. сказал ему буй-тур Всеволод:
"Один брат, один свет светлый ты, Игорь! Оба мы Святославичи. Седлай,
брат, своих борзых коней, - мои давно у Курска стоят наготове. А мои ку-
ряне - -дружина бывалая: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с
конца копья вскормлены; пути ими исхожены, овраги ведомы, луки у них на-
тянуты, колчаны отворены, сабли наострены; сами скачут, как серые волки
в поле, себе ища чести, а князю славы".
Тогда посмотрел Игорь на светлое солнце и увидел, что тьма от него
все войско покрыла. И сказал Игорь дружине своей: "Братья и дружина! Лу-
чше в битве пасть, чем в полон сдаться. А сядем, братья, на своих борзых
коней, поглядим на синий Дон!" Запала князю дума Дона великого отведать
и знамение небесное ему заслонила. "Хочу, - сказал, - копье преломить у
степи половецкой с вами, русичи! Хочу голову свою сложить либо испить
шеломом из Дону".
Тогда вступил Игорь князь в золотое стремя и поехал по чистому полю.
Солнце мраком путь ему загородило; тьма, грозу суля, громом птиц пробу-
дила; свист звериный поднялся; Див забился, на вершине дерева кличет -
велит послушать земле незнаемой. Волге, и Поморью, и Сурожу, и Корсуню,
и тебе, тмутараканский идолище! А половцы дорогами непроторенными побе-
жали к Дону великому; скрипят телеги их в полуночи, словно лебеди кричат
распуганные.
Игорь к Дону воинов ведет. Уже беду его стерегут птицы по дубам; вол-
ки грозу накликают по оврагам; орлы клектом на кости зверей сзывают; ли-
сицы брешут на червленые щиты О Русская земля, а ты уже скрылась за хол-
мом!
Долго ночь меркнет. Но вот заря свет запалила, туман поля покрыл; ус-
нул щекот соловьиный, говор галок пробудился. Русичи широкие поля черв-
леными щитами перегородили, себе ища чести, а князю славы.
Утром в пятницу потоптали они поганые полки половецкие и, рассыпав-
шись стрелами по полю, помчали красных девок половецких, а с ними золо-
то, и паволоки, и дорогие оксамиты. Ортмами, япончицами и кожухами стали
мосты мостить по болотам и топким местам - и всяким узорочьем половецким
Червленый стяг, белая хоругвь, червленый бунчук, серебряное древко -
храброму Святославичу!
Дремлет в степи Олегово храброе гнездо. Далеко залетело! Не было оно
рождено на обиду ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый
половчанин! Гзак бежит серым волком, Кончак ему след прокладывает к Дону
великому.
На другой день рано утром кровавые зори рассвет возвещают; черные ту-
чи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца, а в них трепещут синие мо-
лнии. Быть грому великому! Идти дождю стрелами с Дону великого! Тут
копьям поломаться, тут саблям постучать о шлемы половецкие, на реке на
Каяле у Дона великого. О Русская земля, а ты уже скрылась за холмом!
Вот ветры, Стрибожьи внуки веют с моря стрелами на храбрые полки Иго-
ревы. Земля гудит, реки мутно текут; пыль степь заносит; стяги весть по-
дают - половцы идут от Дона и от моря; со всех сторон они русские полки
обступили. Дети бесовы кликом степь перегородили, а храбрые русичи прег-
радили степь червлеными щитами.
Яр-тур Всеволод! Стоишь ты всех впереди, мечешь стрелы на поганых,
стучишь о шлемы мечами харалужными. Куда, тур, поскачешь, своим золотым
шеломом посвечивая, там лежат поганые головы половецкие. Порублены саб-
лями калеными шлемы аварские тобою, яр-тур Всеволод! Что тому раны,
братья, кто забыл и жизнь, и почести, и город Чернигов, отчий золотой
стол, и милой своей красной Глебовны свычаи и обычаи!
Были века Трояновы, прошли лета Ярославовы; были походы Олеговы, Оле-
