СЛОВО О ПОХОДЕ ИГОРЕВОМ, ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВОВА, ВНУКА ОЛЕГОВА
Древнерусский текст
Прозаический перевод на современный русский язык
Перевод В. А. Жуковского
СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ, ИГОРЯ СЫНА СВЯТОСЛАВЛЯ, ВНУКА ОЛЬГОВА
Древнерусский текст
Древнерусский оригинал "Слова" (по изданию 1800 г.) воспроизводится в
исправленном виде; все необходимые поправки внесены в текст. Орфография
максимально приближена к современной.
Не лепо ли ны бяшет, братие, начяти старыми словесы трудных повестий
о полку Игореве, Игоря Святославлича! Начати же ся той песни по былинамь
сего времени, а не по замышлению Бояню! Боян бо вещий, аще кому хотяше
песнь творити, то растекашется мысию по древу, серым волком по земли,
шизым орлом под облакы. Помняшеть бо речь первых времен усобице, - тогда
пущашеть 10 соколовь на стадо лебедей; который дотечаше, та преди песнь
пояше старому Ярославу, храброму Мстиславу, иже зареза Редедю пред полкы
касожьскыми, красному Романови Святославличю. Боян же, братие, не 10 со-
коловь на стадо лебедей пущаше, но своя вещиа персты на живая струны
воскладаше; они же сами князем славу рокотаху.
Почнем же, братие, повесть сию от стараго Владимера до ныняшнего Иго-
ря, иже истягну умь крепостию своею и поостри сердца своего мужеством,
наполнився ратнаго духа, наведе своя храбрыя полкы на землю Половецькую
за землю Руськую.
О Бояне, соловию стараго времени! Абы ты сиа полкы ущекотал, скача,
славию, по мыслену древу, летая умом под облакы, свивая славы оба полы
сего времени, рища в тропу Трояню чрес поля на горы! Пети было песнь
Игореви, того внуку: "Не буря соколы занесе чрез поля широкая, галици
стады бежать к Дону великому". Чи ли воспети было, вещей Бояне, Велесовь
внуче: "Комони ржуть за Сулою, звенить слава в Кыеве. Трубы трубять в
Новеграде, стоять стязи в Путивле".
Игорь ждет мила брата Всеволода. И рече ему буй-тур Всеволод: "Один
брат, один свет светлый ты, Игорю! Оба есве Святославличя. Седлай, бра-
те, свои борзый комони, а мои ти готови, оседлани у Курьска напереди. А
мои ти куряни - сведоми кмети: под трубами повити, под шеломы възлелея-
ны, конець копия въскормлени; пути имь ведоми, яругы имь знаеми, луци у
них напряжени, тули отворени, сабли изострени; сами скачють, акы серыи
волци в поле, ищучи себе чти, а князю славе".
Тогда Игорь возре на светлое солнце и виде от него тьмою вся своя воя
прикрыты. И рече Игорь к дружине своей: "Братие и дружино! Луце ж бы по-
тяту быти, неже полонену быти. А всядем, братие, на свои борзыя комони,
да позрим синего Дону!" Спала князю умь похоть, и жалость ему знамение
заступи искусити Дону великаго. "Хощу бо, - рече, - копие приломити ко-
нець поля половецкаго с вами, русици! Хощу главу свою приложити, а любо
испити шеломомь Дону".
Тогда въступи Игорь князь в злат стремень и поеха по чистому полю.
Солнце ему тьмою путь заступаше; нощь, стонущи ему грозою, птичь убуди;
свист зверин въста; збися Див, кличет верху древа - велит послушати зем-
ли незнаеме, Волзе, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе,
тьмутораканьскый болван! А половци неготовами дорогами побегоша к Дону
великому; крычат телегы полунощы, рци лебеди роспужени.
Игорь к Дону вои ведет. Уже бо беды его пасет птиць по дубию; волци
грозу въерожат по яругам; орли клектом на кости звери зовут; лисици бре-
шут на черленыя щиты. О Руская земле, уже за шеломянем еси!
Долго ночь меркнет. Заря свет запала, мгла поля покрыла; щекот славий
успе, говор галичь убудиси. Русичи великая поля черлеными щиты прегоро-
диша, ищучи себе чти, а князю славы.
С зарания в пяток потопташа поганыя полкы половецкыя и, рассушясь
стрелами по полю, помчаша красныя девкы половецкыя, а с ними злато, и
паволокы, и драгыя оксамиты. Орьтмами, и япончицами, и кожухы начашя мо-
сты мостити по болотом и грязивым местом - и всякымн узорочьи половецкы-
ми. Черлен стяг, бела хирюговь, черлена чолка, сребрено стружие - храб-
рому Святославличю!
Дремлет в поле Ольгово хороброе гнездо. Далече залетело! Не было оно
обиде порождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый
половчине! Гзак бежит серым волком, Кончак ему след править к Дону вели-
кому.
Другаго дни велми рано кровавыя зори свет поведают; черныя тучя с мо-
ря идут, хотят прикрыти 4 солнца, а в них трепещуть синии молнии. Быти
грому великому! Идти дождю стрелами с Дону великаго! Ту ся копием прила-
мати, ту ся саблям потручяти о шеломы половецкыя, на реце на Каяле, у
Дону великаго. О Руская земле, уже за шеломянем еси!
Се ветри, Стрибожи внуци, веют с моря стрелами на храбрыя полкы Иго-
ревы. Земля тутнет, рекы мутно текуть; пороси поля прикрывают; стязи
глаголют - половци идуть от Дона и от моря; и от всех стран Рускыя полкы
оступиша. Дети бесови кликом поля прегородиша, а храбрии русици прегра-
диша черлеными щиты.
Яр туре Всеволоде! Стоиши на борони, прыщеши на вои стрелами, гремле-
ши о шеломы мечи харалужными. Камо, тур, поскочяше, своим златым шеломом
посвечивая, тамо лежат поганыя головы половецкыя. Поскепаны саблями ка-
леными шеломы оварьскыя от тебе, яр туре Всеволоде! Кая рана дорога,
братие, забыв чти, и живота, и града Чернигова, отня злата стола и своя
милыя хоти красныя Глебовны свычая и обычая!
Были вечи Трояни, минула лета Ярославля; были полци Олговы, Ольга
Святославличя. Той бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земли сеяше;
ступает в злат стремень в граде Тьмуторокане, - той же звон слыша давный
великый Ярославль сын Всеволод, а Владимир по вся утра уши закладаше в
Чернигове. Бориса же Вячеславлича слава на суд приведе и на ковыле зеле-
ну паполому постла за обиду Олгову, - -храбра и млада князя. С тоя же
Каялы Святополкь полелея отца своего междю угорьскими иноходьцы ко свя-
тей Софии к Киеву. Тогда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усо-
бицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука, в княжих крамолах веци челове-
комь скратишась. Тогда по Руской земли ретко ратаеве кикахуть, но часто
врани граяхуть, трупиа себе деляче, а галици свою речь гозоряхуть, хо-
тять полетети на уедие. То было в ты рати и в ты полкы, а сицеи рати не
слышано.
С зараниа до вечера, с вечера до света летят стрелы каленыя, гримлют
сабли о шеломы, трещат копиа харалужныя в поле незнаеме, среди земли По-
ловецкыи. Черна земля под копыты костьми была посеяна, а кровию польяна;
тугою взыдоша по Руской земли.
Что ми шумить, что ми звонить далече рано пред зорями? Игорь полкы
заворочает: жаль бо ему мила брата Всеволода. Бишася день, бишася дру-
гый; третьяго дни к полуднию падоша стязи Игоревы. Ту ся брата разлучис-
та на брезе быстрой Каялы; ту кроваваго вина не доста; ту пир докопчаша
храбрии русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую. Ничить
трава жалощами, а древо с тугою к земли преклонилось.
Уже бо, братие, не веселая година въстала, уже пустыни силу прикрыла.
Въстала обида в силах Даждьбожа внука, вступила девою на землю Трояню,
въсплескала лебедиными крылы на синем море у Дону: плещучи, упуди жирня
времена. Усобица князем на поганыя погыбе, рекоста бо брат брату: "Се
мое, а то мое же". И начяша князи про малое "се великое" молвити, а сами
на себе крамолу ковати. А погании с всех стран прихождаху с победами на
землю Рускую.
О, далече зайде сокол, птиць бья, к морю! А Игорева храбраго полку не
кресити! За ним кликну карна, и жля поскочи по Руской земли, смагу мычю-
чи в пламяне розе. Жены руския въсплакашась, аркучи: "Уже нам своих ми-
лых лад ни мыслию смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати, а зла-
та и сребра ни мало того потрепати!"
А въстона бо, братие, Киев тугою, а Чернигов напастьми. Тоска разлия-
ся по Руской земли, печаль жирна тече средь земли Рускыи. А князи сами
на себе крамолу коваху, а погании сами, победами нарищуще на Рускую зем-
лю, емляху дань по беле от двора.
Тии бо два храбрая Святославлича, Игорь и Всеволод, уже лжу убудиста,
которую то бяше успил отец их Святославь грозный великый Киевскый гро-
зою: бяшеть притрепетал своими сильными полкы и харалужными мечи; насту-
пи на землю Половецкую; притопта холми и яругы; взмути реки и озеры; ис-
суши потоки и болота; а поганаго Кобяка из луку моря от железных великих
полков половецких, яко вихр, выторже, - и падеся Кобяк в граде Киеве, в
гриднице Святославли. Ту немци и венедици, ту греци и морава поют славу
Святославлю, кають князя Игоря, иже погрузи жир во дне Каялы, рекы поло-
вецкия, рускаго злата насыпаша. Ту Игорь князь выседе из седла злата, а
в седло кощиево. Уныша об градом забралы, а веселие пониче.
А Святославь мутен сон виде в Киеве на горах. "Си ночь, с вечера,
одевахуть мя - рече - черною паполомою на кроваты тисове; черпахуть ми
синее вино, с трудомь смешено; сыпахуть ми тощими тулы поганых толковин
великый женчюгь на лоно и неговахуть мя. Уже доскы без кнеса в моем те-
реме златоверсем; всю нощь с вечера босуви врани възграяху у Плеснеска
на болони, беша дебрь Кисаню и не сошлю к синему морю".
И ркоша бояре князю: "Уже, княже, туга умь полонила: се бо два сокола
слетеста с отня стола злата поискати града Тьмутороканя, а любо испити
шеломомь Дону. Уже соколома крильца припешали поганых саблями, а самаю
опуташа в путины железны. Темно бобе в 3 день: два солнца померкоста,
оба багряная столпа погасоста и с ними молодая месяца, Олег и Святослав,
тьмою ся поволокоста и в море погрузиста, и великое буйство подаста хи-
нови. На реце на Каяле тьма свет покрыла: по Руской земли прострошася
половци, аки пардуже гнездо. Уже снесеся хула на хвалу; уже тресну нужда
на волю; уже вержеся Дивь на землю. Се бо готския красныя девы воспеша
на брезе синему морю, звоня рускым златом; поют время Бусово, лелеют
месть Шароканю. А мы уже, дружина, жадни веселия".
Тогда великий Святослав изрони злато слово, с слезами смешено, и ре-
че: "О, моя сыновчя, Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую зем-
лю мечи цвелити, а себе славы искати: но не честно одолесте, не честно
бо кровь поганую пролиясте. Ваю храбрая сердца в жестоцем харалузе ско-
вана, а в буести закалена. Се ли створисте моей сребреней седине!
А уже не вижду власти сильнаго и богатаго и многовоя брата моего Яро-
слава с черниговьскими былями, с могуты, и с татраны, и с шельбиры, и с
топчакы, и с ревугы, и с ольберы: тии бо бес щитовь с засапожникы кликом
полкы побеждают, звонячи в прадеднюю славу.
Но рекосте: "Мужаимеся сами, преднюю славу сами похитим, а заднюю си
сами поделим!" А чи диво ся, братие, стару помолодити! Коли сокол в мы-
тех бывает, - высоко птиц възбивает, не даст гнезда своего в обиду. Но
се зло: княже ми непособие - наниче ся годины обратиша. Се у Рим кричат
под саблями половецкыми, а Володимир - под ранами. Туга и тоска сыну
Глебову!
Великый княже Всеволоде! Не мыслию ти прелетети издалеча, отня злата
стола поблюсти? Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы
выльяти. Аже бы ты был, то была бы чага по ногате, а кощей по резане. Ты
бо можеши посуху живыми шереширы стреляти - удалыми сыны Глебовы.
Ты, буй Рюриче и Давыде! Не ваю ли вои злачеными шеломы по крови пла-
ваша? Не ваю ли храбрая дружина рыкают, акы тури, ранены саблями калены-
ми, на поле незнаеме! Вступита, господина, в злат стремень за обиду сего
времени, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святославлича!
Галичкы Осмомысле Ярославе! Высоко седиши на своем златокованнем сто-
ле, подпер горы угорскыи своими железными полки, заступив королеви путь,
затворив Дунаю ворота, меча бремены чрез облаки, суды рядя до Дуная.
Грозы твоя по землям текут; отворяеши Киеву врата, стреляеши с отня зла-
та стола салтани за землями. Стреляй, господине, Кончака, поганого ко-
