Станислав Лем. Звездные дневники Ийона Тихого. Путешествие двенадцатое
Станислав Лем. Звездные дневники Ийона Тихого.
Путешествие двенадцатое.
Stanislaw Lem. Dzienniki gwiazdowe.
Podroz dwunasta (1957)
___________________________________________
File from Sergey Grachyov
http://www.private.peterlink.ru/grachyov
ПУТЕШЕСТВИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Вероятно, ни в каком путешествии я не подвергался таким поразительным
опасностям, как в полете на Амауропию, планету в созвездии Циклопа.
Приключениями, пережитыми на ней, я обязан профессору Тарантоге. Этот
ученый-астрозоолог не только прославился как исследователь, но, как
известно, он в свободное время занимается также изобретательством. Между
прочим, он изобрел жидкость для выведения неприятных воспоминаний,
банкноты с горизонтальной восьмеркой, означающие бесконечно большую сумму
денег, три способа окрашивать туман в приятные для глаза цвета, а также
специальный порошок для прессовки облаков в соответствующие формы,
благодаря чему они становятся плотными и долговечными.
Кроме того, он создал аппаратуру для использования бесполезно
растрачиваемой (обычно) энергии детей, которые, как известно, ни минуты не
могут обойтись без движения. Эта аппаратура представляет собой систему
торчащих в разных местах жилища рукояток, блоков и рычагов; играя, дети
толкают их, тянут, передвигают и таким образом, сами того не зная,
накачивают воду, стирают белье, чистят картофель, вырабатывают
электричество и т. д. Заботясь о младшем поколении, остающемся иногда в
жилище без присмотра, профессор изобрел незагорающиеся спички, выпускаемые
сейчас на Земле в массовом порядке.
Однажды профессор показал мне свое последнее изобретение. В первый
момент мне показалось, что я вижу перед собой обыкновенную железную
печурку. Тарантога признался, что именно этот предмет он и положил в
основу своего изобретения.
- Это, дорогой Ийон, извечная мечта человечества, получившая реальное
воплощение, - пояснил он, - а именно - это удлинитель, или, если захочешь,
замедлитель времени. Он позволяет продлить жизнь на сколько угодно. Одна
минута внутри него длится около двух месяцев, если я не ошибаюсь в
расчетах. Хочешь испробовать?..
Интересуясь, как всегда, новинками техники, я кивнул и с охотой
втиснулся в аппарат. Едва я там уселся, профессор захлопнул дверку. У меня
зачесалось в носу - сотрясение, с каким печурка закрылась, подняло в
воздух невычищенные остатки сажи, так что, втянув их с воздухом, я чихнул.
В этот момент профессор включил ток. Вследствие замедления времени мой чих
продолжался пять суток, и, открыв дверку, Тарантога нашел меня почти без
чувств от изнеможения. Он удивился и встревожился, но, узнав, в чем дело,
добродушно усмехнулся и сказал:
- А в действительности по моим часам прошло только четыре секунды.
Ну, что ты скажешь, Ийон, о моем изобретении?
- Сказать по правде, мне кажется, оно еще не усовершенствовано, хотя
и заслуживает внимания, - ответил я, как только удалось отдышаться.
Достойный профессор несколько опечалился, но потом великодушно
подарил аппарат мне, объяснив, что он может служить одинаково и для
замедления и для ускорения хода времени. Чувствуя себя несколько усталым,
я до времени отказался испытывать второе свойство удивительной машины,
сердечно поблагодарил профессора и отвез ее к себе. По правде говоря, я не
очень ясно представлял себе, что с нею делать, а потому убрал ее на чердак
своего ракетного ангара, где она пролежала с полгода.
Работая над восьмым томом своей знаменитой "Астрозоологии", профессор
детально ознакомился с материалами, касающимися существ, живущих на
Амауропии. Ему пришло в голову, что они являются великолепными объектами
для испытания замедлителя (а также ускорителя) времени.
Я ознакомился с этим проектом и так им увлекся, что в три недели
собрал запас горючего и провианта, а затем, захватив с собою карты этого
малознакомого мне района Галактики и аппарат, вылетел, не медля ни минуты.
Это было тем разумнее, что перелет на Амауропию продолжается около
тридцати лет. О том, что я делал все это время, напишу где-нибудь в другом
месте. Упомяну только об одном из самых крупных событий; это была встреча
а области ядра Галактики (кстати сказать, вряд ли можно найти другое такое
запыленное место!) с племенем межзвездных бродяг, называемых выгонтами.
У этих несчастных вообще нет родины. Зато фантазия у них, мягко
выражаясь, богатая, так как почти каждый из них рассказывал мне историю
племени по-своему. Позже я слышал, что они просто растранжирили свою
планету, по великой алчности своей хищнически разрабатывая ее недра и
экспортируя различные минералы. В конце концов они так изрыли и перекопали
всю внутренность планеты, что вовсе разрушили ее; осталась только большая
яма, рассыпавшаяся у них под ногами. Некоторые, правда, утверждают, что
выгонты, отправившись однажды на пирушку, попросту заблудились и не смогли
вернуться домой. Неизвестно, как там было на самом деле; во всяком случае,
никто этим космическим бродягам не рад; если, блуждая в космосе, они
натыкаются на какую-нибудь планету, вскоре непременно оказывается, что там
чего-нибудь не хватает: либо исчезла часть воздуха, либо вдруг высохла
река, либо недосчитаешься острова.
Однажды на Арденурии они, говорят, слизнули целый материк - хорошо,
что непригодный, обледеневший. Они охотно нанимаются для чистки и
регулировки лун, но мало кто доверяет им столь ответственные работы. Их
детвора закидывает кометы камнями, катается на старых метеоритах - словом,
хлопот с ними полон рот. Я увидел, что мириться с такими условиями
существования нельзя; прервав ненадолго путешествие, я взялся помочь им, и
так успешно, что мне удалось достать по случаю совершенно пригодную для
употребления луну. Ее подремонтировали и благодаря моим связям произвели в
ранг планеты.
Правда, на ней не было воздуха, но я объявил складчину; окрестные
жители сложились - и нужно было видеть, с какой радостью вступили
почтенные выгонты на свою собственную планету! Благодарностям их не было
конца. Сердечно попрощавшись с ними, я пустился в дальнейший путь. До
Амауропии оставалось не более шести квинтильонов километров; пролетев этот
последний отрезок пути и найдя нужную планету (а там их что маковых
зерен), я начал опускаться на ее поверхность.
Несколько погодя я включил тормоза и с изумлением увидел, что они не
действуют и я падаю на планету камнем. Выглянув из шлюза, я заметил, что
тормозов вообще нет. С возмущением вспомнил я о неблагодарных выгонтах, но
размышлять о них было некогда, так как я уже мчался в атмосфере и ракета
начала раскаляться до рубинового блеска, еще минута - и я сгорел бы
заживо.
К счастью, в последний момент я вспомнил о замедлителе времени:
включив его, я замедлил время настолько, что мое падение на планету
продолжалось три недели. Разделавшись таким образом с затруднением, я
осмотрел окрестности.
Ракета опустилась на обширной поляне, со всех сторон окруженной
бледно-голубым лесом. Над деревьями, чьи стволы напоминали каракатиц,
очень быстро кружились какие-то смарагдового цвета существа. Завидя меня,
в лиловые кусты кинулась толпа существ, поразительно похожих на людей, с
тою только разницей, что кожа у них была ярко-синяя и блестящая. Я уже
знал о них кое-что от Тарантоги, а достав карманный справочник космонавта,
почерпнул оттуда пригоршню добавочных сведений. Планету населяла порода
человекообразных существ, называемых микроцефалами и находящихся на крайне
низкой ступени развития.
Попытки связаться с ними не дали результатов. Было совершенно
очевидно, что справочник не ошибается. Микроцефалы ходили на четвереньках;
иногда, садясь на корточки, искали друг у друга вшей, а когда я
приближался к ним, только таращили на меня изумрудные глаза, галдя без
малейшего складу и ладу. Несмотря на отсутствие разума, нрава они были
спокойного и добродушного.
Два дня я изучал голубой лес и окружающие его просторные степи и,
вернувшись в ракету, захотел отдохнуть. Уже в постели я вспомнил об
ускорителе и решил пустить его в ход на несколько часов, а завтра
посмотреть, какие это даст результаты. Поэтому я не без труда вытащил его
из ракеты, поставил под деревом, включил на ускорение времени и,
вернувшись в постель, уснул сном праведным.
Разбудили меня сильные толчки и тряска. Открыв глаза, я увидел
наклонившихся надо мной микроцефалов; они теперь стояли на двух ногах,
крикливо переговаривались между собою, с огромным интересом изучали мои
руки, а когда я попробовал сопротивляться, чуть не вырвали мне их из
предплечий. Самый здоровенный, фиолетовый великан, силком открыл мне рот и
пальцем пересчитал зубы.
Я тщетно вырывался из их рук. Меня вынесли на поляну и привязали к
хвосту ракеты. Отсюда было видно, как микроцефалы вытаскивали из ракеты
все что могли; крупные предметы, не проходившие в отверстие шлюза, они
предварительно разбивали камнями на кусочки. Вдруг на ракету и на
суетившихся вокруг нее микроцефалов обрушился град каменьев; один угодил
мне в голову. Я был связан и не мог посмотреть, откуда летят камни; слышал
только шум сражения. Микроцефалы, связавшие меня, кинулись бежать.
Подбежали другие, освободили меня от веревок и с выражением великого
почтения унесли на плечах в глубь леса.
У подножия развесистого дерева шествие остановилось. С ветвей свисал
на лианах какой-то воздушный шалашик с маленьким окошком. Через окошко
меня впихнули внутрь, а собравшаяся под деревом толпа упала на колени,
молитвенно голося. Хороводы микроцефалов приносили мне в жертву цветы и
плоды. В последующие дни я был предметом всеобщего поклонения, причем
жрецы предсказывали будущее по выражению моего лица, а когда оно казалось
им зловещим, окуривали меня дымом, так что однажды я чуть не задохнулся. К
счастью, во время жертвоприношений жрецы раскачивали святилище, в котором
я сидел, благодаря чему мне время от времени удавалось отдышаться.
На четвертый день на моих поклонников напал отряд вооруженных
дубинами микроцефалов под предводительством великана, считавшего мне зубы.
Переходя во время битвы из рук в руки, я поочередно становился предметом
то поклонения, то оскорблений. Битва закончилась победой нападавших,
вождем которых был тот самый великан, по имени Глистолет. Я принимал
участие в его триумфальном возвращении в стойбище: меня привязали к
длинной жерди, которую несли родичи вождя. Это вошло в обычай, и с тех пор
я стал чем-то вроде знамени, которое носили во всех военных походах, -
должность нелегкая, но с привилегиями.
Научившись немного языку микроцефалов, я начал объяснять Глистолету,
что он и его подданные обязаны столь быстрым развитием мне. Дело шло
медленно, но, кажется, он уже начинал кое-что понимать, когда, к
сожалению, был отравлен своим же племянником Одлопензом. Тот объединил
микроцефалов, женившись на жрице Мастозимазе.
Увидев меня на свадебном пиру (я был отведывателем блюд, эту
должность учредил Одлопенз), Мастозимаза радостно вскричала: "Ах, какая у
тебя беленькая шкурка!" Это наполнило меня недобрыми предчувствиями,
которые вскоре оправдались. Мастозимаза задушила своего спящего супруга и
вступила со мной в морганатический брак. Я пытался объяснить свои заслуги
перед микроцефалами и ей, но она поняла меня неправильно, так как при
первых же словах крикнула: "Ага, так я тебе уже надоела!" - и мне пришлось
