завтра полетишь.
- А второй кто?
- Не знаю. Какой-то астрофизик. В общем-то там нужны астрофизики.
Боюсь, что ему от тебя будет мало пользы, но, может, ты подучишься немного
астрографии. Ты понял, о чем идет речь? Комиссия пришла к выводу, что
произошел несчастный случай, но остается оттенок сомнения: ну, скажем,
неясность. Там произошло что-то непонятное. Что именно - неизвестно. Вот и
решили, что хорошо бы послать туда в следующую смену хоть одного человека
с психической подготовкой пилота. Я не вижу повода отказать им. В то же
время, наверно, ничего особенного там не случится. Разумеется, смотри в
оба, но никакой детективной миссии мы на тебя не возлагаем, никто не
рассчитывает, что ты откроешь какие-то дополнительные подробности,
проливающие свет на это происшествие, и это не твоя задача. Тебе что,
плохо?
- Что, простите? Нет! - возразил Пиркс.
- А мне показалось. Ты уверен, что сумеешь вести себя благоразумно?
У тебя, я вижу, голова закружилась. Я подумываю...
- Я буду вести себя рассудительно, - заявил Пиркс самым решительным
тоном, на какой был способен.
- Сомневаюсь, - сказал шеф. - Я посылаю тебя без особого энтузиазма.
Если б ты не вышел на первое место...
- Так это из-за "ванны"! - только сейчас понял Пиркс.
Шеф сделал вид, что не слышал. Он подал Пирксу сначала бумаги, потом
руку.
- Старт завтра в восемь утра. Вещей бери как можно меньше. Впрочем,
ты уже бывал там, сам знаешь. Вот билет на самолет, вот броня на один из
кораблей "Трансгалактики". Полетишь на Луну Главную, оттуда тебя
перебросят дальше...
Шеф говорил еще что-то. Высказывал пожелания? Прощался? Пиркс не
знал. Он ничего не слышал. Не мог слышать, потому что был очень далеко,
уже на "той стороне". В ушах у него стоял грохот старта, а в глазах -
белый, мертвый огонь лунных скал, и на лице его было написано полнейшее
остолбенение. Сделав поворот налево кругом, он наткнулся на большой
глобус. Лестницу преодолел в четыре прыжка, словно и вправду был уже на
Луне, где притяжение уменьшается в шесть раз. На улице Пиркс чуть не
угодил под автомобиль, который затормозил с таким визгом, что прохожие
остановились, - но он даже не заметил этого. Шеф, к счастью, не мог
наблюдать, как Пиркс начинает вести себя "рассудительно", ибо снова
погрузился в свои бумаги.
За последующие двадцать четыре часа с Пирксом, вокруг Пиркса, в связи
с Пирксом произошло столько всего, что временами он чуть ли не тосковал по
теплой соленой "ванне", в которой абсолютно ничего не происходит.
Как известно, человеку одинаково вредны и нехватка, и избыток
впечатлений. Но Пиркс таких выводов не делал. Все старания шефа как-то
преуменьшить, ослабить и даже принизить значение миссии не возымели,
скажем прямо, никакого действия. В самолет Пиркс вошел с таким выражением
лица, что хорошенькая стюардесса невольно отступила на шаг; впрочем, это
было явное недоразумение, так как Пиркс вообще ее не заметил. Шагал он
так, словно возглавлял железную когорту; уселся в кресло с видом
Вильгельма Завоевателя; кроме того, он был еще и Космическим Спасителем
Человечества, Благодетелем Луны, Открывателем Страшных Тайн, Победителем
Призраков Той Стороны - и все это лишь в будущем, в мечтах, что ничуть не
портило ему самочувствия, совсем наоборот, наполняло безграничной
доброжелательностью и снисходительностью по отношению к спутникам, которые
и понятия не имели о том, кто находится вместе с ними в чреве огромного
реактивного самолета! Он смотрел на них, как Эйнштейн в старости смотрел
на малышей, играющих в песке.
"Селена", новый корабль компании "Трансгалактика", стартовала с
Нубийского космодрома, из сердца Африки. Пиркс был доволен. Он, правда, не
думал, что со временем в этих местах установят мемориальную доску с
соответствующей надписью, - нет, так далеко он не заходил в мечтах. Но был
довольно близок к этому. Правда, в чашу наслаждений начала понемногу
просачиваться горечь. В самолете могли не знать о нем. Но на палубе
межпланетного корабля? Оказалась, что сидеть ему придется внизу, в
туристском классе, среди каких-то французов, которые были обвешаны
фотоаппаратами и перебрасывались чертовски быстрыми и совершенно
непонятными репликами. Он - в толпе галдящих туристов?!
Никому не было до него дела. Никто не облачал его в скафандр, не
накачивал воздух, не спрашивал при этом, как он себя чувствует, не
прилаживал за спину баллоны. Пиркс утешил себя, что так нужно для
конспирации. Салон туристского класса выглядел почти так же, как и в
реактивном самолете, только кресла были побольше и поглубже да табло на
котором вспыхивали различные надписи, торчало под самым носом. Надписи эти
преимущественно запрещали всякие вещи: вставать, ходить, курить. Напрасно
пытался Пиркс выделиться из толпы профанов в астронавтике тем, что принял
вполне профессиональную позу, положил ногу на ногу и не пристегнулся
ремнем. Второй пилот приказал ему пристегнуться - и это был единственный
момент, когда кто-либо из экипажа обратил на него внимание.
Наконец, один из французов, видимо по ошибке, угостил его фруктовой
помадкой. Пиркс взял ее, старательно забил рот сладкой клейкой массой и,
покорно откинувшись во вздутую глубину кресла, предался размышлениям.
Постепенно он снова уверился в том, что миссия его крайне опасна, и
медленно смаковал ее ужас, словно закоренелый пьяница, которому попала в
руки покрытая плесенью бутылка вина наполеоновских времен.
Ему досталось место у окна. Пиркс решил, разумеется, вообще не
глядеть в окно - столько раз он уже это видел!
Однако он не выдержал. Лишь только "Селена" вышла на околоземную
орбиту, с которой она должна была взять курс на Луну, Пиркс прилип к окну.
Уж очень захватывал момент, когда исчерченная линиями дорог и каналов,
испещренная пятнами городов и поселков поверхность Земли словно очищалась
от всяких следов человеческого присутствия; а потом под кораблем
извернулась пятнистая, облепленная хлопьями облаков выпуклость планеты, и
взгляд, перебегая с черноты океанов на материки тщетно старался обнаружить
хоть что-нибудь созданное человеком. С расстояния в несколько сот
километров Земля казалась пустой, ужасающе пустой, словно жизнь на ней
только начинала зарождаться, слабым налетом зелени отмечая самые теплые
места на планете.
Пиркс действительно видел это уже много раз. Но эта перемена всегда
заново ошеломляла его: было в ней нечто, с чем он не мог согласиться.
Может быть, первое наглядное свидетельство микроскопичности человека по
сравнению с космосом? Переход в сферу других масштабов, планетарных?
Картина ничтожности многовековых усилий человека? Или, наоборот, торжество
ничтожно малой величины, которая преодолела мертвую, ко всему безразличную
силу тяготения этой ужасающей глыбы и, оставив за собой дикость горных
массивов и щиты полярных льдов, ступила на берега других небесных тел? Эти
размышления, вернее, бессловесные чувства, уступили место другим, так как
корабль изменил курс, чтобы сквозь "дыру" в радиационных поясах над
Северным полюсом рвануться к звездам.
Долго смотреть на звезды ему не пришлось: на корабле зажглись огни.
Подали обед, вовремя которого двигатели работали, чтобы создать
искусственное тяготение. После обеда пассажиры опять легли в кресла, свет
погас, и теперь можно было разглядывать Луну.
Они приближались к ней с южной стороны. За полтораста-двести
километров от полюса полыхал отраженным солнечным светом кратер Тихо -
белое пятно с выброшенными во все стороны лучевидными полосами;
изумительная правильность этих полос поражала не одно поколение земных
астрономов, а потом, когда загадка была решена, стала предметом
студенческих шуток. Какому же первокурснику не внушали, что "белая шайба
Тихо" - это и есть "дырка для лунной оси", а лучевидные полосы - это
попросту слишком толсто нарисованные меридианы!
Чем ближе подлетали они к висящему в черной пустоте шару, тем
нагляднее убеждались, что Луна - это застывший, запечатленный в
отвердевших массивах лавы облик мира, каким он был миллиарды лет назад,
когда раскаленная Земля вместе со своим спутником проносилась сквозь тучи
метеоритов, остатков планетообразования, когда град железа и камней
неустанно молотил по тонкой коре Луны, дырявил ее, выпуская на поверхность
потоки магмы. И когда через бесконечно долгий срок очистилось и опустело
окружающее пространство, шар, лишенный воздушной оболочки, сохранился как
омертвелое поле боя, как немой свидетель горообразовательных катаклизмов.
А потом его изуродованная бомбардировками каменная маска стала источником
вдохновения для поэтов и лирическим фонарем для влюбленных.
"Селена", несшая на своих двух палубах пассажиров и четыреста тонн
груза, повернулась кормой к растущему лунному диску, начала медленное,
плавное торможение и, наконец, слегка вибрируя, села в одну из больших
воронок на космодроме.
Пиркс побывал здесь уже трижды, причем два раза прилетал в одиночку и
"собственноручно садился" на учебном поле, удаленном на полкилометра от
пассажирской посадочной площадки.
Сейчас он даже и не видел учебного поля, так как гигантский, обшитый
керамическими плитами корпус "Селены" передвинули на платформу
гидравлического лифта и спустили вниз в герметический ангар, где проходил
таможенный досмотр: наркотики? алкоголь? вещества взрывчатые, отравляющие,
разъедающие? Пиркс располагал небольшим количеством отравляющего вещества,
а именно плоской фляжкой коньяку, которую дал ему Маттерс. Она была
спрятана в заднем кармане брюк. Затем последовала санитарная проверка:
свидетельства о прививках, справка о стерилизации багажа - чтобы не
затащить на Луну какие-либо микробы; это Пиркс прошел быстро. У барьера он
задержался, думая, что, может, кто-нибудь встретит его.
Он стоял на антресоли. Ангар представлял собой огромное, вырубленное
в скале и забетонированное помещение с плоским полом и куполообразным
сводом. Света здесь было вдоволь, искусственного, дневного, он лился из
люминесцентных пластин; множество людей сновали во все стороны; на
электрокарах развозили багаж, баллоны со сжатым газом, аккумуляторы,
ящики, трубы, катушки кабеля, а в глубине помещения неподвижно темнело то,
что вызвало всю эту возню, - корпус "Селены", точнее, только его средняя
часть, напоминавшая огромный газгольдер; корма покоилась глубоко под
бетонным полом, в просторном колодце, а верхушка толстого тела ушла через
круглое отверстие в верхний этаж помещения.
Пиркс постоял, пока не вспомнил, что нужно заняться собственными
делами. В управлении космодрома его принял какой-то служащий. Он устроил
Пиркса на ночлег и сообщил, что ракета на "ту сторону" отправляется через
одиннадцать часов. Он куда-то торопился и больше ничего, собственно, не
сказал. Пиркс вышел в коридор, придя к убеждению, что тут форменный
кавардак. Он даже не знал толком, по какому маршруту полетит - через Море
Смита или напрямик к "Циолковскому"? И где все-таки его неизвестный
будущий напарник? А какая-то комиссия? А программа предстоящей работы?
Он думал об этом, пока раздражение не перешло в ощущение более
материальное, сосредоточившись в желудке, Пирксу захотелось есть. Он
разыскал подходящий лифт и, изучив табличку с надписью на шести языках,
которая висела в кабине, спустился в столовую для летного состава, но там
