Фриц ЛЕЙБЕР
Рассказы
ОБВЕНЧАННЫЙ С ПРОСТРАНСТВОМ И ВРЕМЕНЕМ
ГРЯДЕТ ПОРА РАЗВЛЕЧЕНИЙ
Фриц ЛЕЙБЕР
ОБВЕНЧАННЫЙ С ПРОСТРАНСТВОМ И ВРЕМЕНЕМ
С пространством и временем старый Ги Маннинг был в самых близких
отношениях всю свою жизнь, а не только в течение тех нескольких месяцев,
которые предшествовали его загадочному и до странности незаметному
исчезновению. Он не писал о них стихов, хотя выражался иногда в несколько
возвышенном духе. Эта увлеченность не сделала его ни физиком, ни
астрономом, хотя, казалось бы, что как ни звезды больше всего связаны с
пространством и временем. Нет, этот вид привязанности в последние годы
после смерти жены (детей у них не было) и ухода из издательства, где он
занимал скромную должность, имел кое-какие явные признаки длительного
брака. Это была такая преданность, которая на протяжении всей жизни
поддерживала в нем интерес к науке и научной фантастике, заставляла его
напряженно всматриваться вдаль и - уже ближе к концу - увлечься малыми
числами и всевозможными расчетами, этим примитивным средством измерения
времени и пространства.
Однако эта сдержанная и скромная, скорее метафизическая, любовь стала
настолько очевидной для нескольких человек, которые в последние годы были
его друзьями, что никто из них после его случайного загадочного
исчезновения не удивился забавному предположению, что старый Ги попросту
растворился в пространстве и времени, что он "обручился" с ними, надеясь
слиться воедино.
В самом деле характер исчезновения Ги Маннинга придавал всей истории
какой-то бесшабашный вид, как если бы он встал однажды со стула, чтобы
выпить стакан воды, а сам взял и вышел из жизни или, по меньшей мере,
отошел от нее, и было бы просто нелепо, а может даже бессмысленно
спрашивать, в каком именно направлении.
Впрочем, предположение о "растворении во времени и пространстве"
принадлежало Джоан Майлз, чудаковатой молодой особе, увлекавшейся, хоть и
не слишком серьезно, астрологией, белой магией и другими подобными вещами.
Ход жизни и времени был придуман ею самою по лунному календарю, в котором
каждому полнолунию она дала свое название, как, например, Жатва и Охотник.
Были в нем, например, Сеятель и Одиночка, Привидение и, конечно же,
Влюбленный. Между прочим, согласно ее календарю, внезапное исчезновение Ги
произошло в Ночь Убийцы - тогда наступило ближайшее к летнему
солнцестоянию полнолуние, когда мутная луна поздно появляется и поздно
заходит и низко, словно крадучись, проплывает по южной стороне неба.
Были у Маннинга и другие молодые приятели, например Джек Пенроуз,
который тоже был другом Джоан, - эдакий непоседа, серьезно
интересовавшийся оккультизмом и наукой и собиравшийся стать
писателем-фантастом, - ему Маннинг поверял свои мечты.
Или, скажем, мистер Саркандер, человек с худым, болезненного цвета
лицом, психолог из клиники гериатрии. Маннинг вначале консультировался с
ним по поводу рецидивов депрессии, но постепенно их отношения переросли в
дружбу. Многие знакомые Саркандера считали его ужасным циником и
насмешником, резким в оценке людей, в чем и они, и их друзья не раз имели
возможность убедиться. Но как бы там ни было, все сошлись на том, что
строже всего мистер Саркандер относился к собственной персоне. Лучшие
проявления души он тратил на своих пациентов, ободряя их и заражая
оптимизмом, искренность же сохранял для тех, с кем мог по-настоящему
расслабиться.
Наконец, в число друзей Маннинга входил добродушнейший доктор
Льюисон, его лечащий врач, связанный со старым Ги не только чисто
профессиональными узами. Он даже имел ключи от квартиры Маннинга. Впрочем,
как и Джек Пенроуз.
Эти четыре человека, знакомые друг с другом и при жизни Маннинга,
вернее, до его исчезновения, впоследствии несколько раз встречались, чтобы
поговорить о нем самом и о случившемся, тем более, что полицейское
расследование не дало ни результатов, ни каких-либо надежд на то, что он
будет найден, потому что полиция, надо сказать, не очень старалась.
Таким, на удивление узким, оказался круг последних друзей пропавшего,
если не считать (а вообще-то стоило бы) мистера Брина, крупного
темноволосого ирландца с безумным взглядом и ужасно рассеянного,
управляющего дома, в котором Маннинг снимал квартиру на самом верхнем
этаже. Брин не первым заметил его исчезновение (первой была Джоан), но
сделал в связи с этим одно любопытное открытие, которое всех озадачило, а
именно: припомнил некоторые сопутствующие делу обстоятельства:
- Я был на крыше, когда заметил связку ключей на ступеньках к
машинному отделению лифта. О Маннинге вначале и не подумал, хотя он
поднимался сюда ежедневно - иногда дважды на дню, а то и по ночам, чтобы
определить погоду или взглянуть на звезды. Случалось, он оставлял на этом
самом месте курительную трубку, спички или недопитую чашку кофе, а как-то
раз забыл бинокль. Я присмотрелся к ключам - и узнал их. Это мне
показалось странным: ведь без ключей нельзя спуститься вниз или выйти из
здания, потому что входная дверь и дверь на крышу отпираются одним и тем
же ключом. Сейчас ключи в полиции.
Доктор Льюисон мысленно улыбнулся: молодые люди относятся к подобным
выходкам легкомысленно. А Джоан Майлз в это время видела белеющий в свете
луны космический корабль яйцевидной формы, тихо приземляющийся на
выпачканный смолой гравий, его стекловидную оболочку и открывающуюся дверь
и старого Ги Маннинга, приветствующего корабль вежливым поклоном и
поднимающегося на его борт. "Чтобы спуститься вниз, ключ ему не нужен, -
подумала она. - Что касается путешествий подобного рода, то чтоб совершить
их, не требуется никакого ключа, по крайней мере из тех, какими пользуются
у нас на Земле".
Но вслух сказала совсем другое:
- Когда он взирал сверху на город, он обычно щурил глаза и качал
головой из стороны в сторону - вот так. Сперва я этому удивлялась, потом
поняла, что он по-своему воспринимает все, на что смотрит - здания,
флагштоки, облака, звезды. И точно так же он качал головой, когда смотрел
в бинокль. Он сказал мне однажды, что изучает звезды - не только крупные
созвездия, но и более мелкие образования, входящие в них и очень похожие
друг на друга. Он любил повторять, что этой работы ему надолго хватит. У
него было пространственное воображение.
При этих словах мистер Саркандер хмыкнул:
- Старики всегда проверяют свое зрение. Хотят доказать себе и другим,
что оно у них нисколько не меняется с годами, даже становится лучше.
Джек Пенроуз, словно в оправдание Ги, заметил:
- Он никому не навязывал своих ощущений. Скорее даже это были
наблюдения. Он любил обращать внимание на детали и так внимательно
рассматривал город, словно ему кто-то поручил.
- Со стариками всегда так, - заметил мистер Саркандер. - Вспомните их
бледные лица, когда они выглядывают из окон и с балконов. Они ведут
наблюдение за своими маленькими мирами, микрокосмом, в котором каждый из
них - Бог. И ждут, когда эти их маленькие миры начнут рушиться. Это их
последнее и единственное занятие.
- Пространство и время, - пробормотала Джоан, - вот что занимало
мистера Маннинга все больше и больше.
Из этих описаний складывалась картина последних дней жизни Ги
Маннинга. Раньше он любил путешествовать и таким образом изучал
пространство. Любил смотреть на море. Позже пристрастие к наблюдениям
вылилось у него в любовь к топографическим картам. Он то и дело измерял на
них расстояния маленькой линейкой из слоновой кости, которую постоянно
носил с собой. Отправляясь на прогулку, обычно шел к ближайшему холму или
возвышенности, чтобы обозревать раскинувшееся вокруг пространство. При
любой погоде постоянным предметом его наблюдения оставались чрезвычайно
далекие и бесконечно знакомые звезды, а также плывущие над головой облака.
Был в его жизни период, когда интерес переключился на большие
внутренние пространства - соборы, индустриальные ансамбли и огромные
неземные структуры вроде тех, которые нарисовало воображение Артура Кларка
в "Свидании с Рамой" или Джона Варли в "Титане".
С временем дело обстояло точно так же, как и с пространством. Был в
его жизни и другой период, когда он чрезвычайно интересовался часами и,
имей большие деньги, непременно бы стал коллекционером, дом которого полон
всевозможным тиканьем и боем. Но в общем-то он склонялся к самым простым и
общепринятым способам измерения времени - к сверке его по наручным часам и
будильникам, по сигналам, передаваемым по радио, тщательному подсчету
секунд, к оценке продолжительности как мгновения (этому чисто внешнему
моменту, состоящему из субъективного и объективного: духовного,
материального, микро- и макрокосма), так и медленного и равномерного
кругового движения звезд по небу.
- Он не пользовался никакими новомодными часами, - заметил доктор
Льюисон, - и в особенности теми, у которых цифры выскакивают только при
нажатии кнопки. Я их тоже не люблю по той же самой причине. Он предпочитал
в часах, будь они наручными или какими другими, простейший циферблат:
прямые черные цифры на белом поле с равными промежутками между ними, где
обозначены минуты и движутся три стрелки.
- Это точно, - подтвердила Джоан Майлз. - Он говорил, что только
таким образом можно отчетливо представить лик времени, а иногда и
догадаться, куда оно ушло.
- А вы знаете, - сказал Джек Пенроуз, - однажды он рассказал сон.
Стоит он, значит, где-то на ровной-ровной песчаной поверхности. Песочек
мелкий, серебристый, свет рассеянный, и ощущение такое, что вокруг
пустыня. И он чувствует спиной ритмичные волны жаркого солнца,
пробивающегося сквозь тонкий слой облаков. И в такт этим горячим волнам
под ногами у него часто-часто вибрирует плотный слежавшийся песок -
пять-шесть едва ощутимых колебаний на каждый удар сердца, будто земля под
ногами непрерывно дрожит. Все вокруг затянуто дымкой, но этот легкий туман
постепенно рассеивается, поднимаясь к небу. И ничего, кроме бесконечной
серебристой слегка вибрирующей пустыни, простирающейся во все стороны, не
видно. Ги, как он сказал, вдруг почувствовал себя ужасно одиноким.
И вот, по мере того как туман рассеивался, он начал различать в двух
милях от себя очертания приземистой и довольно широкой башни, возможно,
какого-то форта. Но, присмотревшись, заметил два тонких темных крыла по
обе стороны башни, таких длинных, что тянулись они на несколько миль - как
они держались, одному Богу известно. Ги с трудом различил конец одного из
них, а когда переместил взгляд на конец второго и пристально в него
всмотрелся, ему показалось, что башня очень медленно движется по
направлению к нему.
Когда туман поднялся еще выше, Ги заметил тень, быстро приближавшуюся
к нему по равнине. Он глянул вверх и - примерно в четверти мили над собой
- увидел третье крыло башни, поднимающееся из ее верхушки. Оно напоминало
гигантскую вращающуюся косу. Ги посмотрел на часы, пытаясь засечь скорость
вращения. Но когда увидел неторопливое движение секундной стрелки по
циферблату, он понял, что очутился...
- В ловушке под одним из камней своих наручных часов, - подхватила
Джоан. - Было ли их тиканье вибрацией песка? Стало ли все ясно после того,
как рассеялся туман? Неужели его место было там, в пустыне? Неужели он
подглядывал за самим собой?
- Он проснулся, когда почувствовал, что ремешок сдавил ему запястье.
