Вернувшись из этого похода, он перебрался в Кастоху, где поселился у своих родственников по Дому, изучая искусство садоводства, ибо сады Кастохи славились всюду как самые плодоносные и красивые. Вскоре он принял свое среднее имя Ясная Погода и надел рубаху из крашеного полотна — перешел жить в дом к женщине из Дома Змеевика. Ее звали Холм, и была она из дома На Холме, что в Кастохе. Она была лесником и занималась в основном теми дубами, древесина которых идет у плотников на отделку и для особо тонкой работы. Несколько лет муж трудился с нею вместе, разыскивая, отбирая, срубая и сажая новые дубы. И присоединился к ее Цеху.
Но каждый раз, возвращаясь из очередной экспедиции в Кастоху, он продолжал работу над скрещиванием различных сортов груш. В те времена ни один из сортов груш в Долине не был достаточно хорош: они становились жертвами гусениц, им требовался особый режим полива, иначе деревья чувствовали себя плохо и неважно плодоносили. Чтобы добыть различные саженцы, он ходил с Искателями на Чистое Озеро и в долину Долгий Звук, спрашивал совета у жителей северных районов через ПОИ. Несколько саженцев ему прислали из садов, что расположены у Реки В Сорок Рукавов, далеко на севере; эти саженцы ему привезли торговцы, которые были родом из тех мест и занимались тем, что обменивали копченого лосося на вино. Путем скрещивания северных груш с местной дикой грушей, которую он отыскал где-то в дубовых рощах между Кастохой и Чукулмасом, ему в итоге удалось вывести невысокое крепкое и очень засухоустойчивое дерево с отличными плодами, и он вернулся в Синшан, чтобы посадить там несколько таких груш. Теперь они известны всем: это та самая коричневая груша, что растет в большинстве садов Долины, и люди называют ее груша Ясной Погоды.
Все те годы, что он путешествовал, а Холм много времени проводила в лесах, они подолгу не жили вместе. У них не было общих детей. Через какое-то время Холм решила совсем прекратить семейную жизнь, перестала вести хозяйство, оставила дом и превратилась в настоящую лесную женщину. Ясная Погода тогда перешел жить в дом другой женщины из Дома Обсидиана по имени Черная Овца. Она тоже жила в Кастохе, в доме Сорочьем. У нее уже была дочка. Потом у них с Ясной Погодой родился общий сын.
Ясная Погода начал изучать яблони из садов Верхней Долины, работая над скрещиванием сортов и пытаясь помочь горным яблоням противостоять болезни, от которой у них свертывались листья. Он также в течение многих лет серьезно занимался изучением почв в предгорьях, присматриваясь, где и какие деревья лучше растут. Но как раз когда его работа была в самом разгаре, Черная Овца стала прихварывать, у нее сильно ослабел слух, а потом и зрение.
Они переехали из дома ее матери вместе с дочерью и сыном в Синшан, где несколько лет прожили в Старом Красном доме. Они трудились вместе с местными Целителями, и Черная Овца училась, как нужно быть больной, а Ясная Погода — как заботиться о ней, когда ей необходима будет его помощь. Он работал садовником и принимал участие во всех церемониях своего Дома и всех Цехов и Обществ, членами которых являлся. Продолжать изучение почв предгорий он, к сожалению, больше не мог. Черная Овца еще девять лет прожила, жестоко страдая, став глухой и слепой.
Когда она умерла, ее дочь вернулась в дом своей бабушки в Кастоху. Ясная Погода с сыном жили вместе с одним семейством из Дома Желтого Кирпича. В это время он как раз получил свое последнее имя, данное ему членами Общества Сажальщиков во время Танца Вина: Белое Дерево. Он продолжал работать в садах Синшана, сажал деревья, ухаживал за ними, обрезал сучья, подчищал и удобрял землю, собирал плоды и отбирал лучшие саженцы. Он стал членом Общества Зеленых Клоунов и танцевал Танец Вина, и Танец Вселенной, и Танец Луны, пока ему не исполнился восемьдесят один год. Он умер от воспаления легких, поработав под дождем в сливовых садах Синшана.
Белое Дерево был отцом моего отца. Это был добрый и молчаливый старик. Я пишу это для библиотеки, принадлежащей его хейимас в Синшане, и сделаю еще одну копию для библиотеки его хейимас в Кастохе, чтобы Белое Дерево еще хоть какое-то время вспоминали добром, когда сажают грушевые деревья или хвалят наши сады.
Примечание переводчика:
с. 19. ...изучал искусство выращивания плодовых деревьев под руководством брата своей матери... а еще он учился у самих садовых деревьев всех сортов.
Мы, пожалуй, скорее скажем, что он учился у своего дяди тому, как надо ухаживать за садовыми деревьями; однако это будет не совсем точный перевод повторяющегося суффикса -оудсо значением «с, вместе с». Таким образом, учиться «вместе с»(дядей и деревьями в данном случае)—это не просто передача неких сведений кем-то кому-то, но некие отношения, скорее похожие на родство, ибо они считаются взаимными. Подобная точка зрения кажется безнадежно противоречащей определениям субъекта и объекта, принятым в науке. Тем не менее оказывается, что генетические эксперименты и опыты Белого Дерева были технически весьма искусны и что он был достаточно сведущ также и в теории. Совершенно определенно он достиг именно тех результатов, к которым стремился, и полученный в итоге сорт плодового дерева получил его имя: типичный случай контроля Человека над Природой. Это выражение, впрочем, невозможно перевести на язык кеш, в котором нет ни одного слова со значением «природа», но в разговоре о ней используется местоимение «она», обозначающее живое существо женского рода. Так или иначе, народ Кеш воспринимал грушу, выведенную Ясной Погодой, как результат сотрудничества человека и нескольких грушевых деревьев. Такая разница в восприятии представляется достаточно интересной, а отсутствие заглавных букв, возможно, не совсем обычным.
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЕГО РЕБЕНКА
Рассказано Пятнистым Козлом из Дома Обсидиана (Мадидину)
Моя мать не собиралась беременеть мной,
она была слишком ленива, чтобы сделать аборт,
и мое первое имя было Неосторожность.
Она была из Дома Обсидиана,
из города Мадидину,
а дом ее назывался Пятнистые Камни.
Жители Мадидину похожи на гравий,
похожи на песок,
похожи на бедную почву.
Отец мой был из Дома Синей Глины,
он жил в Синшане,
в семействе своей матери.
Жители Синшана похожи на чертополох,
похожи на крапиву,
похожи на ядовитый дубок.
Муж моей матери тоже был из Дома Синей
Глины,
он жил в Мадидину,
в ее семействе.
Я человек никому не нужный,
никудышный,
с маленькой душою.
Я не учился как следует танцевать,
или как следует петь,
или как следует писать.
Я не люблю возделывать землю,
я никаким мастерством не владею,
животные бегут от меня прочь.
Мои старшие сестра и брат были сильнее меня
и никогда меня не ждали,
никогда ничему меня не учили.
Муж моей матери был их отцом,
но любил и привечал только их,
а меня никогда даже не учил ничему.
Мать моей матери была со мной нетерпелива,
она считала, что мне не следовало рождаться,
она говорила, что меня и учить-то не стоит.
Я никогда не танцевал ни одну вакву,
пока мне не исполнилось тринадцать.
Никто в нашей хейимас не желал научить меня песням,
никто не желал научить меня танцам.
В четырнадцать я надел некрашеные одежды,
и люди из Дома Синей Глины из Синшана взяли меня
в Путешествие За Солью,
но мне никаких видений не являлось.
Когда мне исполнилось пятнадцать,
ко мне все время стала приставать одна девчонка
из Дома Синей Глины и все вокруг слонялась.
Она заставила меня пойти Во Внутренние Земли с нею.
И забеременела.
Мы поженились,
но у нее случился выкидыш.
Она сложила мои вещи за порогом,
пришлось мне возвращаться в дом матери своей.
Я был там никому не нужен,
мне приходилось целый день работать на поле,
помогая мужу матери моей,
помогая матери своей на электростанции,
помогая своей бабке, которая лечила животных.
Была там девушка в некрашеных одеждах из Дома Змеевика,
и я все время за нею увивался,
пока она со мной Во Внутренние Земли не сходила.
Ее родители не разрешили нам жить в их доме,
сказали, она слишком молода для брака,
сказали, я им там не нужен.
Тогда мы с ней отправились в Телину
и стали жить с одной семьей из Дома Змеевика,
работая там, где придется.
Люди в Телине — как мухи,
они — как москиты,
они — как оводы.
Считают себя великодушными, раз живут
в большой Телине,
считают себя важными, раз там бывают большие
танцы,
считают себя всезнайками, раз там большие
хейимас.
Они уверены, что все делают правильно,
а другие люди невежественны
и должны поступать по их указке.
Я там все время с кем-нибудь ссорился,
и эти люди ссорились со мною,
а молодые люди сами задирались
и делали мне больно.
Меня сбивали с ног,
мне выбили и расшатали зубы.
Они вели нечестную борьбу,
и я взялся за нож,
и брюхо одному из них вспорол.
Тогда они ужасно расшумелись,
меня обратно в Мадидину отослали,
и девушку мою прогнали тоже.
Она вернулась к матери своей,
а я к своей — не стал.
Ушел я в нашу хижину в горах.
Там было холодно,
там было одиноко,
все время шли дожди.
И там я заболел,
я простудился сильно, горел в жару,
и чуть я в одиночестве не умер.
Потом отправился в Синшан.
Мать моего отца взяла меня к себе,
и я остался в доме На Вершине Холма.
Они твердили мне, чтоб вел себя разумно,
что следовало больше мне учиться,
что нужно осмотрительнее быть.
Ловить мы рыбу часто уходили в устье На,
в соленые болота и рукава ее,
но мы поймать умели мало на этих топких
берегах.
И местные сказали, что липну я к одной девчонке,
а было все как раз наоборот,
она все время рядышком болталась.
Пошел я раз к Реке,
но та девчонка потащилась следом
и там со мной Во Внутренние Земли вошла.
Хотели мы остаться в Унмалине,
но тамошние жители сказали,
что эта девушка для брака не созрела,
ей следует домой немедленно вернуться,
то есть в Синшан.
А в Синшане люди полны злобы,
во все суют свой нос
и чересчур провинциальны.
Они все время докучали нам
и даже в Унмалине,
а в итоге из Дома Синей Глины люди пришли
и увели ее обратно в Синшан,
я ж в Тачас Тучас отправился.
Мне в Тачас Тучас печально было,
там у меня ни дома, ни семьи,
и никого, кто был бы другом мне.
А люди там — ну точно скорпионы,
иль на гремучих змей похожи,
или на страшных ядовитых пауков.
Какая-то старуха из Дома Красного Кирпича
все время ко мне липла в этом Тачас Тучас
и поселила меня в своем доме,
заставила меня на ней жениться.
Я там долго прожил,
не покладая рук работал для той старухи
и ее семьи я целых десять лет.
А дочь старухи была взрослой,
и у нее своя уж дочка подрастала,
и эта девушка в меня влюбилась,
живя все там же, в доме своей бабки
и ни на миг меня не оставляя.
Она заставила меня заняться с ней любовью.
Она сказала матери и бабушке об этом,
она в хейимас обо всем сказала,
и городу всему стало известно.
Меня там люди просто застыдили,
стараясь оскорбить меня, унизить,
в итоге же они меня прогнали.
Никто из Тачас Тучас мне не верил,
никто в свой дом не брал,
никто не стал мне другом.
Нет смысла города менять и дальше —
они все одинаковы,
и люди всюду тоже.
Себялюбивые, жестокие и маленькие души
у тех, кто порожден людьми.
Отныне буду жить я в Мадидину,
где я никому не нужен,
где мне никто не верит,
где никто меня не любит,
Я стану жить здесь в материнском доме,
где нет мне места, где мне жить противно
и где никто не хочет, чтоб я оставался.
И буду делать ту работу, которая мне не по нраву.
Я стану жить здесь, чтоб еще лет девять их злить,
потом еще лет девять
и еще лет девять.
СОБАКА У ДВЕРЕЙ
Запись сновидения; подарено хейимас
Красного Кирпича в Ваквахе, но не подписано
Я оказался в городе, который, безусловно, принадлежал Долине, однако не был ни одним из девяти известных ее городов. Место было совершенно мне незнакомое. Я точно знал, что живу в одном из домов этого города, но никак не мог его отыскать. Я сходил сперва на городскую площадь, потом на площадь для танцев, потом решил, что мне следует зайти в хейимас Красного Кирпича. Площадь для танцев окружало не пять хейимас, а только четыре, и я не знал, которая из них моя. Я спросил какого-то человека: «А где же у вас еще одна хейимас?» И он ответил: «У тебя за спиной». Я обернулся и между высокими крышами хейимас увидел убегавшую прочь собаку. Надо сказать, что все это мне снилось.
