один другому?
Бодо говорит:
Нет, ни за что и никогда!
Пусть не свершится никогда.
Аву говорит:
Отвечу: вечная печаль —
вот что нам суждено отныне.
Бодо говорит:
О, ярость вечная —
вот чем я буду жить.
Аву говорит:
Гора — это Долина.
Бодо говорит:
Долина — это горы.
Аву говорит:
Но где же путь найти нам?
Бодо говорит:
Не будет нам пути.
Барабаны ударяют четыре раза и еще четыре. Слышится музыка.
Аву говорит:
Да нет же, вот он, путь!
Бодо и Аву встают и начинают танцевать на одном месте, оставаясь на склоне Горы. Танцуя, они поют.
Бодо и Аву поют вместе:
В неведении,
неумело,
хейя, о, хейя!
Во тьме,
и молчаньи,
хейя, о, хейя!
Слабый и жалкий,
терпя неудачи,
хейя, о, хейя!
Болен, ты болен,
ты умираешь,
хейя, о, хейя!
все это время
ты умираешь,
ты создал душу,
пути не зная,
сил не имея,
чтоб дальше жить,
но твоей жизни
нет продолженья,
и ты умираешь
снова и снова,
и в твоей смерти
теплится жизнь.
Хейя, о, хейя!
Хейя, о, хейя!
Хейя, о, хейя!
Хейя, о, хейя!
Пока они поют, на сцену справа выходят Медведи. Они переваливают через вершину Горы и появляются у них из-за спины. Медведи идут на двух ногах, они одеты в белое, на них радужные маски и специальные головные уборы Дома Дождя. Они опираются на волшебные посохи.
Аву и Бодо говорят:
Вот провожатые наши,
но мы их боимся.
Хейя, о, хейя!
Медведи поют вместе с Аву и Бодо, приплясывая на месте:
Дождь идет,
наступил сезон дождей,
наступил сезон дождей,
наступил сезон дождливый,
дождь идет в сезон дождливый,
дождь идет, дождь идет,
дождь идет в сезон дождливый.
Барабаны бьют пять раз, потом четыре, и звучит Мелодия Завершения.
Эта пьеса написана Ясным из Дома Обсидиана, жителем Телины.
ТАБЕТУПА
Табетупа существовала преимущественно как устная фольклорная форма, однако не запрещалось и записывать ее. Это очень короткая история/драма; исполнялась она обычно двумя, реже одним или тремя, непрофессиональными рассказчиками ночью у костра, возле летней хижины, или в сезон дождей у горящего очага (другое ее название «пьеса для очага»). Исполнители даже не вставали со своих мест, изображая героев, а просто говорили их голосами: такая пьеса предназначалась прежде всего для слуха и ума.
Некоторые табетупы считались классическими, их на каждом представлении повторяли слово в слово; «Большой кролик» пример такой пьески. Ее исполняли обычно два рассказчика, игравшие двух главных героев, или один, который просто говорил разными голосами. Слова в данном случае никогда не менялись и не переставлялись, а последние строки пьесы стали крылатым выражением.
БОЛЬШОЙ КРОЛИК
— О Кролик! У тебя, конечно, нет такого ума, как у меня, зато ты такой красивый!
Итак, человек с кроликом обменялись.
— О муж мой! Каким ты стал красивым! Все женщины города захотят спать в твоих объятиях и станут завидовать мне!
И человек стал совокупляться со всеми женщинами подряд.
А жена Кролика убежала от своего мужа, слишком он стал безобразен. Но и жена Человека убежала от своего мужа, слишком он стал хорош собой.
— Эй, Человек! Отдавай обратно мои уши. Отдавай обратно мои ноги. Что хорошего в твоем большом уме?
Но Человек прыгнул и ускакал прочь.
В основном табетупа являлись импровизациями на широко известную тему, а порой представляли собой чистый экспромт. Следующая пьеска, например, была исполнена двумя довольно еще молодыми женщинами, возможно, ее авторами, у очага в Чукулмасе.
ЧИСТОТА
— В чем дело?
— Дело в этом отвратительном канюке. Он ест одну лишь падаль. Он забрасывает меня костями, он гадит и словно роняет дурные сны в мою голову. От моей души уже исходит вонь, как от канюка-падалыцика. Соверши надо мной обряд очищения, о, Койотиха!
— Но я и сама ем овечий послед и собачий кал, не брезгую.
— Ты — это ветер, что дочиста обдувает весь мир.
— Ах, так ты хочешь стать чистой? Ну это нетрудно! — говорит Койотиха и напрочь выдувает запах канюка из души той женщины, и женщина очищается, напрочь освобождаясь ото всех Девяти Домов, и душа ее превращается в ничто. — Люблю я в своем доме убраться, ох, люблю! — говорит Койотиха. — А что, если я перестаралась?
Обычно в табетупе тон комический, даже если сама тема серьезна; многие из них — длинные анекдоты с абсурдными концовками или просто грубоватые шутки. Из всех известных единственная действительно серьезная табетупа написана отчасти прозой, а отчасти стихом и славится своей концовкой. Эта история значительно старше предыдущих. Ее сыграл нам житель Унмалина по имени Перемены; играя за женщину, он пользовался тихим шепотом. Он назвал эту историю своим собственным именем: «Перемены».
ПЕРЕМЕНЫ
ОНА:
Помни, любимый мой,
помни: ни разу
не взгляни на меня,
не смотри на меня.
ОН:
Буду я помнить!
Останься со мною,
усни, любимая,
ночь наступила.
ОНА:
Я сплю, любимый.
ОН:
Во тьме приходит,
исчезнет с рассветом.
Не видел ее я,
не мог разглядеть. И такая она застенчивая, такая пугливая, что не дает мне полюбоваться ее красотой. Она пришла ко мне как-то ночью, когда я охотился в горах, и привела меня сюда. Она не позволяет зажигать ни лампы, ни огня в очаге, которые могли бы осветить эту комнату, где я целый день провожу в ожидании ее. И в этот прекрасный высокий дом она приходит лишь ночью, во тьме.
Свою красу скрывает,
но знают мои руки,
и знает мое тело,
сколь мне она желанна!
И разум мой стремится
познать ее очами!
В тот день я плотно занавесил все окна; ни один лучик света не смог бы пробиться сквозь плотные занавеси. Она не поняла даже, что рассвет уже наступил — вот как долго любили мы друг друга в ту ночь! Сейчас она спит со мною рядом. Я тихонько встану и подойду к окошку. Сорву запоры, раздерну занавеси и впущу сюда свет — хоть на мгновенье!
ОНА (почти неслышно):
Ау!
ОН:
Но где же ты?.. Неужто...
Мелькнул олень, я видел!
А ложе — травы,
увлажненные росою.
Вокруг — лишь стены гор,
да небо, да восходит солнце,
олень бежит вдали!..
ПЕРНАТАЯ ВОДА
Это пример хураваш, или пьесы для двух исполнителей — пантомимы или драматического балета, имеющего весьма строгую форму. Хураваш исполняют только две труппы актеров, одна из Ваквахи, а вторая, путешествующая по другим городам Долины, из Кастохи. Пьесы-хураваш ставились на сцене обычно осенью, между Танцами Вина и Травы. Как содержание, так и стиль их исполнения оставляют куда меньше возможностей для импровизации и подчинены строгим канонам. Это наиболее ритуализированный и имперсонифицированный вид драмы в Долине.
В «Пернатой Воде» прославляется пульсирующий Великий Гейзер, находящийся к северу от Кастохи в священном месте. Данный текст получен в Кастохе, в театральной труппе хураваш; сценографические и режиссерские ремарки дополнены и разъяснены переводчиком.
Никаких декораций на сцене нет. Хор из девяти человек образует полукруг, проходящий через центр сцены, то есть «Стержень» — в данном случае под «Стержнем» подразумевается некий водоем.
Музыканты играют Мелодию Начал. Начинает бить барабан. Служитель купален выходит из-за спин хористов навстречу Путешественнику из Унмалина, который появляется на сцене слева.
СЛУЖИТЕЛЬ:
— Итак, ты здесь, человек из Долины, здравствуй.
ПУТЕШЕСТВЕННИК:
— А вот и ты, человек из Кастохи, здравствуй.
СЛУЖИТЕЛЬ:
— А может, ты сбился с пути?
ПУТЕШЕСТВЕННИК:
— Возможно.
СЛУЖИТЕЛЬ:
— Если хочешь, я покажу тебе, как снова выйти на дорогу, что ведет на Гору к Ваквахе.
ПУТЕШЕСТВЕННИК:
— Видишь ли, я не собирался подниматься на Гору, когда пошел этим путем. Я искал место, которое называется Омутом Льва или Колодцем Пумы.
СЛУЖИТЕЛЬ:
— Ну, тогда ты на верном пути. Место, которое так называют, находится чуть дальше. Видишь вон те, похожие на перья, травы? И ивы с красными ветвями? Тот водоем как раз под ними.
ПУТЕШЕСТВЕННИК:
— Спасибо тебе за подсказку!
Служитель сразу же уходит вправо и останавливается за спинами хористов, которые делают шаг вперед. Они в венках из листьев, в руках у них длинные перья пампасовой травы или камыша.
Путешественник, пританцовывая, проходит под Песню Странствий к берегу водоема. Там он танцует, приветствуя водоем, и поет:
Хейя, хейя
нахе хейя
но нахе но
хейя, хейя
Хор тихо повторяет за ним эту песню.
Путешественник садится на берегу водоема.
ПУТЕШЕСТВЕННИК:
— О, как прекрасно и пустынно это место! Интересно, почему люди так редко приходят сюда? Вон, тропа совсем заросла травой, и над ней повсюду сети паутины, я в них совсем запутался. Тот человек, что говорил со мной, кажется, возник из, небытия, и я не знаю, куда он исчез. Высокие травы подобны туману, они скрывают очертания предметов. Ну что ж, я рад, что наконец-то сижу здесь, под красными ивами на берегу Омута Льва, и могу поразмыслить о той истории, которую слышал.
Двое танцоров, мужчина и женщина, выходят на сцену справа. Играет музыка. Танцоры двигаются, все время сближаясь, но ни разу не дотрагиваются друг до друга, а хор поет:
Под этой землей, здесь,
под нашими корнями, здесь,
бежит здесь во тьме
река, бежит здесь,
под землею, проистекая
из-под корней Горы,
пробегая меж валунов,
пробираясь среди камней,
просачивается под землю
и под землею, внизу,
к морю стремится во тьме.
Под тою рекою, но только
глубже, во много раз глубже,
река другая течет:
течет река огневая,
под корнями Горы протекает.
Дочь землетрясения она,
медленнотекущий поток огня
под этой землею, здесь,
под нашими корнями, здесь,
сияние во тьме есть.
Если ж соприкоснутся они,
реки, водяная и огневая —
все тогда вокруг засияет!
Спев песню, танцоры стоят наподвижно, прислушиваясь » Путешественнику.
ПУТЕШЕСТВЕННИК:
— История, которую я не раз слышал, рассказывала о двух людях, которые спустились с Горы в те времена, когда другие народы в Долине еще не жили, а только росли деревья, перистые травы, ивы на берега Реки да еще высокие тростники. Здесь было тихо, очень тихо; ни перепелок в кустах, ни бранчливых голубых соек на ветках; ни крика, ни шороха крыла; и ничьих шагов. Один лишь туман проплывал в тростниках, широкими лентами скользил меж ив. А потом прямо из Горы вышли они, те двое; вышли откуда-то из глубин мира, изнутри. Они стали перепелкой, явившейся в широкий мир, и сойкой, и дятлом; они стали древесной крысой и дикой собакой, мотыльком и большим кроликом, лягушкой-квакшей и королевским питоном, овцой и быком; они стали всеми живыми народами Долины, впервые родившимися на свет, впервые вышедшими наверх, впервые пришедшими сюда. С точки зрения людей, они были обычными людьми, женщиной и мужчиной. Они пришли сюда, в это самое место, на луг у подножия Горы, на поляну, окруженную ивами. Походка у них была красивая, легкая, изящная, как у пугливых оленей, но стремительная, как полет колибри, и шли они смело. Они постояли здесь босиком на траве и сказали друг другу: «Давайте поселимся в этом месте». Но тут кто-то обратился к ним. И они услышали незнакомый голос.
