Комната наполнилась временем% недели, месяцы, годы летали по
вагончику, как большие желтые бабочки и щекотали Петра Ивановича пониже
уха, возле сонной артерии. КАк всегда, он закрыл глаза, но какая-то
посторонняя нота властно вплелась в томительный хоровод. Петр Иванович
напрягся вслепую, словно дирижер, чтобы выхватить эту постороннюю ноту,
вскинуть кверху фальшивым солнцем и с размаху потушить - переломить о
колено...
Но не дернулся Петр Иванович, не совершил справедливое, в общем,
деяние, потому что настырный звук затрепетал совсем рядом, за спиной,
неясный ритм оформился в нем, возвысил его в ранг музыки, и когда
Подболотов резко повернулся, он увидел, что лысый подобрался совсем близко
и бубнит что-то, не разжимая губ. Петр Иванович, как лошадь от змеи,
отпрянул было назад, но в насекомом гудении пришельца явственно
послышалось:
- Петрываныч-вам-пакет-петрываныч-вам-пакет-петрываныч-вам...
Такую уж фразу тот поставил на конвейер и малым этим трудом вернул
Подболотова к обстоятельствам.
Петр Иванович - чтобы не поворачиваться к незнакомцу спиной - завел
руку назад и выключил проигрыватель, музыка, утончаясь на конце,
скользнула пестрой лентой - блл-у-у! - и исчезла, как вода в раковине.
Лысый тотчас же снова приложил палец к губам, полез в портфель и
вытащил толстенный пакет, весь заляпанный сургучом и мастичными печатями.
Потом он с трудом подмигнул - видно, нелегко давалась ему эта роль,
большому человеку - и протянул Подболотову пакет.
- Это, Петр Иванович, материал по седьмому кессону, помните,
Вы запрашивали?
- Ничего я не запрашивал, у меня и пятого кессона нет! - хотел было
отмежеваться от странного посетителя Подболотов, но у того черт знает
откуда, вроде бы из рукава, словно шпаргалка на экзамене, выскочила
красная книжечка, три черные буквы прочертили в белесом воздухе некое
козлиное слово, и Петр Иванович святым духом понял, что - по словам одного
мудрого человека - прошло время уклоняться от объятий и настало время
обниматься.
- Оставьте материал. Я потом посмотрю.
- Нет, нет, Петр Иванович. У вас могут появиться вопросы, посмотрите,
пожалуйста, при мне, чтобы я потом Вас не беспокоил.
Подболотов разорвал обертку.
В пакете была толстенная голубая книга с крестом на обложке и
сопроводительные письмо. Книгу Подболотов положил на стол - не та минута,
чтобы чужой мудростью жить! - а на письмо возложил большие надежды.
И не ошибся.
Письмо было напечатано на бланке уже знакомой Петру Ивановичу
организации, и телеграфный адрес и расчетный счет указывались в углу,
наверное, для того, чтобы все, имеющие с ней дело, знали - по какому счету
им придется платить...
Подболотов скользил глазами по бланку, словно жук-водомерка по воде:
не касаясь глубин, а в голове его уже троекратно, как на вече
новгородском, повторилась формула "свободное волеизъявление". Неизвестно
откуда она всплыла, но ой как соответствовала мгновению, потому что
бланком предписывалось Подболотову "в двухдневный срок со дня получения
подготовить свои соображения по методам отделения хляби от тверди вообще и
по завершению строительства Вавилонской Башни, в частности".
На этом директивная часть письма кончалась и другим шрифтом было
перечислено приложение: Библия, Книги священного Писания Ветхого и Нового
Завета в одном томе общим объемом 100 (сто) печатных листов.
И подпись на письме была - короткая, но вразумительная.
- Понятен материальчик? - нарушил молчание лысый.
Подболотов поднял со стола том.
Он лег в руку приемисто, как парабеллум (не раз и не два спасала
Подболотову жизнь эта немецкая побрякушка), и с неожиданной тоской
Подболотов подумал, что за последнее время редко держал книгу в руках,
отвык уже, и что сейчас вот, с книгой, он похож на хвастунишку Кэто или
как его там - сунул голову в чужую рисованную шкуру с шашкой в руке и
надеется, что вылетит из объектива птичка и донесет куда надо добрую весть
о боевом парне на коне и под знаменем...
Подболотов раскрыл том.
На титульном листе зиял фиолетовый штамп "Изменения не сообщаются", и
гриф стоял "Совершенно секретно особой важности". А ниже черным по белому
бросалась в глаза надпись: "Перевод с еврейского".
Подболотов в испуге захлопнул том.
- За два дня не успею! - Подболотов положил книгу на стол. -
Больше тысячи страниц.
- Тысяча триста семьдесят! - уточнил лысый. - И час в час за ответом
прибудет вертолет. Я привезу Вам другую пластинку - эта слишком тихо
играет... Привлеките Дудина - он в курсе.
Он повернулся и обратным порядком - сначала сам, потом портфель -
исчез за дверью. Подболотов выглянул в окно. Мир был обычен. Свирепый
буран прижимал к земле высокие чувства, даже огни электросварки фиолетово
стелились понизу, как будто на снегу вдруг расцвела трава-валерьянка.
И только длинный человек - фаллический символ в ондатровой ушанке,
вертикальный, как перст судьбы, не вписывался в эту двумерность, нарушал,
пренебрегая реализмом, планиметрию пространства. Но и он медленно
удалялся, подволакивая ногу за ногу...
Подболотов вернулся к столу.
Не сон ли это?
Но, словно кусок чистого неба, голубела на столе диковинная книга.
"Глаз бури" - вспомнил Петр Иванович тайфун в Иокогаме. Но зачем? Зачем?
И почему намек этот грубый - "перевод с еврейского"?
А как же тогда Кирилл и Мефодий?
Уж не хотят ли проверить его, Подболотова, отношение к этим инородным
предметам, песчинкам в государственном механизме, который, может быть,
только потому кое-как и ковыляет, что по лени и мнению общественному их
всех из него до конца еще не выперли куда-нибудь на скрипке пиликать?!
Недаром, когда Подболотов зэков поинтеллигентнее подбирал черную
смерть в желтых песках прятать, приставлен был к нему генерал в папахе -
отвечал генерал за то, чтобы такая песчинка, не дай бог, крепильщиком или
взрывником не прикинулась... должно быть, боялся генерал, что выроет эта
малая песчинка из казахской земли большую еврейскую правду, и оскудеет,
обесценится тогда земля...
Надо было что-то делать!
Подболотов потянулся к селектору:
- Олег Степанович! Зайди-ка ко мне на минутку, срочный вопрос!
Не успел Подболотов прибрать раскладушку и побриться слева, как в
тамбуре завозились, зашлепали большими ступнями, и Дудин, как озабоченный
пингвин, вырос в дверях.
- Слушаю, Петр Иванович!
Большой опыт накопил Дудин, работал еще с Менжинским, а фамилии всех,
при ком сидел, и вспомнить не мог, но выдал себя старый чекист,
изменилось, дрогнуло у него лицо, когда взгляд упал на столик у изголовья.
Правда, и Подболотов на высоте оказался, не лыком был шит - чуть заметное
движение это перехватил и оценил по достоинству.
- Слушай, Олег Степанович, какие у тебя дела на сегодня?
- Инспекторы мои отчет составили по тринадцати причинам текучести,
проверить надо, - полностью уже владея собой, неторопливо ответил Дудин.
- Брось ты этот отчет к едрене-фене, без тебя справятся!
- Скажи лучше - о чем с тобой лысый говорил?
- А он со мной и не говорил вовсе. Меня к его вертолету охрана
подозвала, он мне документы в нос сунул и отвернулся. Документы у него
серьезные, а в нашем деле лишнее не спрашивают.
- А откуда же ты тогда знаешь, что он - лысый?
- Он на снег спрыгнул, когда еще винты работали, не хотел дожидаться,
шапку с него и сдуло... Я его в спину видел, когда он к тебе, Петр
Иванович, направился - только и всего...
- Не знаешь, зачем он прилетел?
Дудин промолчал.
- А он сказал, что ты - в курсе.
- Если так сказал, значит, должен быть в курсе. С высокого насеста
дальше видно... Да ты расскажи, Петр Иванович, в чем дело! Не первый год
вместе работаем, ты же меня знаешь - могила!
Подболотов двумя пальцами взял со стола письмо и протянул Дудину. Тот
снял очки и просмотрел бумагу простыми глазами, осторожно оторвал от
письма малый уголок, растер между пальцами, труху аккуратно высыпал в
бумажник, потом вытащил откуда-то школьный измеритель и принялся
сравнивать ширину разных букв, особое внимание обратил на подпись -
поставил лист горизонтально на уровень глаз и долго шептал что-то про
себя, мельком проверил обертку и печати на ней, открыл Библию, с интересом
посмотрел на фиолетовые штампы, заглянул в конец и начало книги ("выходные
данные ищет" - догадался Подболотов), аккуратно положил все на столик и
повернулся к Петру Ивановичу.
- Ну что? - прервал молчание Подболотов.
- Первая форма - стандарт. Я думал, круче дела! - и Дудин снова
замолчал.
- Да не тяни ты, скажи, что обо всем этом думаешь?
- ...Машинка - фээргешная, с шаровой головкой на три шрифта, лента
нейлоновая, не больше двух раз протянута... бумага тоже, прямо тебе скажу...
не оберточная...
- Да ты по существу! - рассердился Подболотов.
- По существу? - Дудин как бы незаметно отошел к дверям, резко
распахнул их - в тамбуре никого не было, по плавной дуге приблизился к
окну, посмотрел в него и вздохнул - метель!
- А по существу, - он понизил голос, - скажу я тебе, Петр Иванович,
подпись на письме своя! Не факсимильная! Чтобы такой человек обычным
шариком за семнадцать копеек!..
- Ну и что? - подавленно спросил Подболотов.
- А то, что являемся мы, ты - дорогой Петр Иванович! - квадратиком в
мозаике, частью какого-то чертовски сложного плана, понять который во всей
его масштабности я не то что не могу, а и пытаться не стану. И тебе не
советую! Мой опыт подсказывает, - Дудин вздохнул, - поручили тебе стать
винтиком, значит, складывай крылья в угол. На время! На время! А потом
крутанется Солнце пару раз вокруг Земли, и опять ты... Только я думаю, что
в этой истории ты так винтиком до конца и останешься - слишком уж все... -
Дудин подыскал слово, - фундаментально.
- Ты меня не пугай - я винтик и есть. Я просто не знаю - о чем
писать.
- Как это не знаешь? - удивился Дудин. Он снова взял со стола письмо
и поднес его к глазам. - Тут же ясно сказано: "в двухдневный
срок... отделение хляби от тверди вообще... завершение строительства
Вавилонской Башни, в частности..." Вот и напиши, как любишь эту землю,
которая даже гроба не принимает, как хочешь, чтобы она вся расцвела,
подумаешь, делов-то!
- Ты хоть знаешь, где он, этот самый Вавилон? - с тоской перебил его
Подболотов.
- За границей! - сказал как отрезал Дудин. - По-моему, где-то там Иран
с Ираком воюют...
- Да кому это все надо?! - прямо-таки взвыл Подболотов.
- А это мы уже по второму кругу пошли... - Дудин аккуратно положил
письмо на стол.
- В одном я тебе по старой нашей дружбе помочь могу, Петр Иванович.
Есть тут у нас один человек из тех, кто Библию писали. Не то что я его
пасу... но приглядываюсь я к нему. Вреда от него пока нет, но сомнения он
вызывает определенные... праведным своим поведением. Если хочешь, я пришлю
его к тебе для консультации, так сказать. Только ты с ним поосторожнее - у
него допуска нет! Впрочем, очень может быть, и не помощь это вовсе.
- Ну приведешь ты его ко мне, что я у него спрошу? Он мне - не
Христос, я ему - не Пилат!
- Вот я и предупреждаю: может быть, и не помощь это... Но Библию он
знает, верные люди говорят - днюет и ночует с ней.
Легкую зависть и горечь ощутил Подболотов: сколько же людей на свете
есть, которые больше него знают!
- Кто хоть он такой?
- Ты только не смейся, ночной сторож на двенадцатой площадке, -
