стручки, годные разве на то, чтобы сварить похлебку.
А Фань Чжун поклонился Чжу Инсяну и сказал:
- Двое негодяев ради собственной выгоды ввели в заблуждение меня и
вас, привели к гибели моего отца, едва не поколебали устои Поднебесной! Я
давно подозревал из намеков моего наставника, что истина и видимость в
этом деле не соответствуют друг другу, давно мечтал оказать услугу
государю каким-нибудь выдающимся подвигом!
Ведь никто не грабит, чтобы грабить, и не бунтует, чтобы бунтовать!
Но если бы я просто истребил колдунов, мне бы никто не поверил, потому что
люди просвещенные утверждают, что колдовство невозможно. Поэтому-то мне
хотелось, чтобы господин инспектор видел все собственными глазами, и не
мог отрицать проявленной мной преданности!
Простите, что я подверг вас такому испытанию: но ведь только тяжкие
испытания тайное делают явным, через них торжествует добродетель и гибнут
негодяи.
В тот же день Чжу Инсян и императорский родственник вернулись в город
в сопровождении Фань Чжуна и его молодцов. За ними в бамбуковых клетках
везли Цуй Аня и Цзи Дана: на клетке каждого была прикреплена табличка с
описанием из преступлений. Стражники, громко вопя, прогоняли с дороги
радостный народ.
Что же касается начальника Вень Да, то инспектор возвратил ему
прежнюю должность. Тот командовал солдатами, которые тащили на шесте труп
мятежника Ли.
Тут же по прибытии в город Фань Чжун вытряхнул из рукава несколько
финиковых косточек, прошептал заклинание и превратил их в сыщиков. Этим
сыщикам он приказал найти и обезвредить разбойников и еретиков. Он
запретил жителям города показываться на улицах в ночное время и велел
держать стены между кварталами закрытыми. Всех обитателей Хуэйчжоу он
разделил на десятидворки, и возложил на членов десятидворки
ответственность друг за друга. Он предупредил, что если кто-нибудь из них
не донесет о подозрительном человеке среди членов десятидворки, то
пострадают вся десятидворка. В случае же доноса государство обязуется
помогать им просом и рисом.
Тут же, к концу дня, были выловлены не только мятежники, но и многие
воры и негодяи. Народ радовался и благословлял имя Фань Чжуна.
По приказу Фань Чжуна Цзи Дан и Цуй Ань были обезглавлены на
центральной площади города. При этом случилось примечательное событие:
когда торговца повалили на плаху, из его рукава выпала связка медяков.
Несмотря на то, что ему отрубили голову, пальцы обезглавленного продолжали
тянуться к связке с деньгами, пока не завладели ей. Впоследствии стражники
разделили эту связку между собой.
В тот же вечер инспектор, Фань Чжун и Чжу Инсян вышли посмотреть на
труп мятежника Ли, доставленный во двор управы.
- Вы проявили невиданное великодушие, - сказал инспектор, - как мне
отблагодарить вас?
Фань Чжун встал на колени, и, склонив голову, произнес:
- Я, ничтожный подданный, смиренно прошу императора простить меня и
признать мои права на нынешние мои владения! Преступления мои велики, - в
оправдание могу сказать только, что я взбунтовался не ради бунта, а ради
примирения с правительством!
Инспектор вздохнул:
- Я со своей стороны не имею никаких возражений, но я не знаю, как на
это дело посмотрят в столице. Ведь вы все-таки научились колдовать.
Скажут: может ли это быть терпимо, если подданный императора может по
собственной воле насылать дождь и град, проходить в один час тысячи ли,
летать в облаках и над ними?
Фань Чжун возразил:
- Дело в том, что стоит мне произнести несколько заклинаний, как я
совершенно лишусь возможности колдовать! Я просто забуду все это. Уверяю
вас, как только я получу бумагу о прощении, я немедленно в вашем
присутствии совершу соответствующие церемонии и сожгу свою волшебную
книгу, а вместе с ней и тыкву-горлянку мятежников.
- Тогда считайте, что вы уже получили грамоту, - вскричал с радостью
инспектор.
Что же касается Чжу Инсяна, то он стоял немного в стороне от обоих
собеседников, и с тревогой, казалось, глядел на распростертое перед ним
тело мятежника Ли. Кто его знает, о чем он тосковал: неужели о том, что
раньше Фань Чжун хоть и владел половиной области, но незаконно, - а теперь
все это добро станет принадлежать ему с согласия императора?
Фань Чжун заметил, что начальник области стоит грустный, поклонился и
сказал:
- О чем вы тревожитесь?
- Видите ли, - сказал Чжу Инсян, - мне неловко в этом признаться, но
я, в пылу ссоры, поклялся мятежнику Ли, что я разрежу его на кусочки и
съем. Разумеется, это было сделано при таких обстоятельствах, при которых
мне и в голову не могло прийти, что я когда-нибудь буду в состоянии
выполнить эту клятву. Я, конечно, не могу не сдержать клятвы, но, как
начальнику округа, мне очень неловко.
Тут Фань Чжун, против воли, расхохотался.
- Как, - сказал он, - разве вы не знаете, кем был на самом деле
мятежник Ли? Хорошо, что вы мне сказали это до того, как я выбросил свою
книгу!
С этими словами Фань Чжун взмахнул рукавами и прошептал заклинание, -
и что же! Перед чиновниками вместо тела мятежника лежала обыкновенная
лягушка, только ростом с человека. Фань Чжун взмахнул рукавами еще раз, и
лягушка уменьшилась до своего обычного размера.
- Знайте же, - сказал Фань Чжун, - что мятежник Ли на деле был не что
иное, как оборотень-лягушка, и вы, уважаемый господин Чжу Инсян, можете
исполнить свою клятву безо всякого ущерба для собственного достоинства!
