естественно, не пустили, но через толстые стекла, вмазанные в кладку
стен, он досыта насмотрелся на сытых и с виду почти таких же ручных,
как и его ужи, щитомордников. А потом ему дали погладить великолепного
золотоглазого полоза - кроткое и беспокойное создание, постоянно
мятущееся по загону в поисках лазейки. Уникальное свободолюбие этого
существа стало для него роковым: он попал в неволю именно благодаря
ему и обречен был служить своеобразным индикатором целостности и
непроницаемости вольера. Как только эта огромная, почти трехметровая
черная змея исчезала из поля зрения серпентологов, надо было
немедленно искать и заделывать лазейку. При любой, самой минимальной
возможности бежать этот полоз удирал первым. И попадался - следили
практически за ним одним, бедолагой...
За ним одним.
За ним.
Створки детского воспоминания медленно закрылись, чтобы дать
место горестному осознанию настоящего. Мир мудрых, прекрасных ужей...
Шелуха внешних, поверхностных ассоциаций.
Это он был ужом, золотоглазым змеем-полозом, бессильно бьющимся
головой о стены гигантского террариума.
Это за ним неусыпно следило мертвое око озерного стража - за ним,
человеком, самым свободолюбивым существом Вселенной, за уникальным
индикатором возможности побега...
И тогда одновременно с осознанием собственной роли в этом мире
перед Тарумовым просто и естественно возник единственный возможный
выход.
- ...Старт будет тяжелым, уходить придется на пределе, - он не
хотел их пугать и поэтому объяснял вполсилы - старт должен был быть
чудовищным, неизвестно еще, все ли выдержат. - Нужно только оторваться
от поверхности, а там каких-нибудь тридцать пять - сорок тысяч метров
- и в подпространство, вам ведь не требуется искать точное место
выхода из него. Где ни вынырнете - все равно ваш сигнал бедствия
экстренно ретранслируют на Землю. Висите себе, отдыхайте, помощь сама
вас найдет...
- Нет, - скачали пинфины.
- Нет, - повторили за ними полюгалы, и "рыбьи пузыри", дышащие
всем телом, и инфраки с напряженно-неподвижными зрячими лицами, и
зеркальные сосредоточенные близнецы, о самоуглубленном существовании
которых Сергей недавно и не подозревал.
Он кричал на них, он издевался над ними, он готов был побить и
связать травяными веревками и таким вот безвольным, покорным косяком
гнать их до самого звездолета... Он-то на все был готов, одна беда -
дойти до звездолета они должны были без него.
Он продолжал убеждать, он рисовал им на стенах пещеры сказочные
картины Земли - горы, облака... Теперь он уже не старался убедить их,
он просто ждал.
И вот не услышал - почувствовал, как снизу, из лабиринта тинных
холмов, появился его пинфин.
"Ты дошел?" - "Да". - "И вошел внутрь?" - "Да". - "Ее нет и там?"
- "Нет". Об этом можно было бы и не спрашивать.
"Ты пробовал запустить двигатели?" - "Да. Но это никому не
нужно". - "Это тебе нужно, потому что у тебя один-единственный шанс -
привести помощь с Земли!" - "Бесполезно..."
Бесполезно!
Он сейчас ненавидел их - беззащитных, кротких, слабых.
Бесполезно!
Ну, нет, это вам так не сойдет, я научу вас свободу любить,
младшие братья по разуму, так вас и так...
"Переводи. Переводи им всем и поточнее, огонь спустится с гор, и
смрад затопит долину. Спасение - там, за насыпью. Перевел? Все поняли?
А теперь пошли вниз, к озеру. Под ворота по одному, а дальше, к
кораблям, ты поведешь всех один"
Он двинулся вниз, уже привычно задирая ноги по-журавлиному, чтобы
не путаться в осточертевшей тине. Оглянулся - никто так и не пошел за
ним Сергей недобро усмехнулся, вытащил из-за пояса перчатки и принялся
на ходу драть длинные влажные пучки.
Он шел медленно, медленнее обычного - плел что-то вроде каната.
Пока добрел до башни-туры, сплел изрядно, метра три. Не стало бы
сохнуть раньше времени. Торопиться надо.
Он ускорил шаг, вдоль ворот уже мчался крупными легкими скачками
- за бурую замшелую решетку только глянул искоса, но даже не задержал
шаг. Влетел в регуляторный зал, все знакомо, опробовано - и слава
богу. Это - до отказа, теперь там темнота. Хорошо, стены внутри башни
попыхивают колдовским сиреневатым светом. А теперь - канатик.
Перекинуть через крестовину этого штурвала и тянуть до крестовины вон
того. Дотянулся. И - мертвым узлом.
Отступил, прикинул - не надо ли еще чего? Хватит. Перебор штука
опасная. А эти два эффекта надежно проверены. Не в полную силу,
разумеется, - иначе в Пещерах никого бы уже давно не осталось. Но
сейчас он увидит, каково это - в полную силу.
Хоть это удовольствие он получит.
Он выскочил из башни и начал быстро карабкаться вверх к пещерам.
За насыпь он даже не посмотрел - сгустившаяся тьма не позволила бы ему
рассмотреть даже смутные силуэты кораблей. Тепло мерцали арочные входы
в пещеры, три луны удивленно поднялись из-за вершин, опоясывающих всю
долину, и на отвесных гигантских ступенях слабо замерцали полустертые
знаки неземного языка. Темнота - это его рук дело.
А вот сейчас начнет свою работу трава.
И началось. Он знал, что не пройдет и часа, как травяной канат
сжимаясь, начнет поворачивать друг к другу два колеса к которым до сих
пор Тарумов едва смел притрагиваться. Да, началось. Кромка гор
затеплилась золотистым светом, и пока это было еще не страшно, но
полоса огня расширялась, теперь это уже была не тоненькая нить
очерчивающая контур края каменной чаши, - теперь это было похоже на
огромную огненную змею, устало и мертво распластавшуюся по верхнему
краю их долины.
Но полоса огня все росла, скатываясь вниз, и вместе с ней и
опережая ее, вниз устремился удушливый смрад... Апокалипсис да и
только. Долго ли будут там медлить младшие братья?
Они не медлили. Они катились в ужасе вниз, и только по
стремительно мелькавшим мимо него теням Тарумов мог определить сколько
обитателей спасается бегством. Тридцать... Больше сорока... Больше
пятидесяти... Кто именно - этого он определить не мог.
Не узнал он и своего пинфина.
Они промчались мимо него повизгивающей, всхлипывающей стайкой, и,
отставая от всех, последними мерно прошагали зеркальные близнецы.
Все. Теперь лучше взять направо, на гигантский, исписанный
магическими письменами кубический уступ. Но, словно угадав его
желание, огненные ручей отделился от общей полосы огня и, круто
направившись вниз, заструился прямо навстречу Сергею по ступеням
исполинской лестницы. Сергей отпрянул - он знал, что его ждет, он сам
выбрал это, но... не так скоро.
Он побежал влево, оскальзываясь на влажной траве, падая лицом в
пружинистые кочки, задыхаясь, обливаясь потом. Скинул ботинки. Затем
содрал с себя комбинезон. Холодный взгляд упирался в него ощутимо до
мурашек на левом плече и щеке, и впервые он чувствовал не омерзение и
даже не безразличие, а острую, злобную радость. Давай, гляди! Гляди и
не оборачивайся, дубина запрограммированная, гляди во все глаза и не
отвлекайся, потому что сейчас только это от тебя и требуется!
Потому что они еще не дошли. Еще не взлетели.
Так он шел и шел, уводя за собой неотрывный взгляд своего стража,
и трава, словно чувствуя приближение огня, как-то разом усохла,
перестала путаться и пружинить, и идти было бы совсем легко, если б не
удушливая гарь, но идти было уже некуда - перед ним открылся давешний
обрыв, и свежий воздух подымался толчкам из глубины, словно там, в
темноте, взмахивала крыльями исполинская птица. Настигаемый
нестерпимым жаром, он вскинул руки, ловя губами, лицом, грудью эти
последние глотки прохладного ветра, и в это мгновение знакомый, такой
земной гул стартовой ступени двигателей выметнулся из темноты, и
огненные звезды дюз канули вверх, в темно-зеленую сгущенку низкого
неба...
Успели.
И последнее, что увидел Тарумов в конусах света, отброшенных
уходящим кораблем, было стройное тело сказочного змееподобного
существа, промелькнувшего над озером в стремительном и естественном
полете. Это не было погоней за беглецами. Осеребренный светом
удаляющихся звезд, этот змей даже не взял на себя труд проследить за
их исчезновением. Он искал не корабль, а крошечную фигурку человека,
этого самого вольнолюбивого существа во Вселенной, который должен был
бежать отсюда первым, а вместо того предпочел задохнуться в чаду
разожженного им же самим пожара. Так почему же он не бежал?
Почему?
Медленно, круг за кругом, спускался он к обугленному обрыву и
продолжал спрашивать себя, и по-прежнему не находил ответа И змей
просто не понял бы этого ответа, если бы он даже и нашелся, ибо логика
существ, населяющих террариумы, несовместима с логикой тех, кто эти
террариумы создает. Он смотрел вниз, и взгляд его был полон недоумения
и разочарования.
Но если бы Тарумов мог видеть эти глаза, они снова показались бы
ему прекрасными и мудрыми...
