- Сергей только засопел, выслушав это известие. Наспех сжевал
лиловую мякоть, накинул на себя циновку, полез. На верхнем скате
насыпи больше героически выпрямляться не стал - вжался в траву, даже
зажмурился.
Его сшибли точно так же - безошибочный и беззлобный удар.
Отливали, отмывали. Громадные глаза пинфинов были полны слез. Сергей
стиснул зубы, объяснять было нечего - все видели сами. Как только смог
двигаться - пополз к решетке. Циновочкой - то прикрылся на всякий
случай, так и ковырялся, согнувшись в три погибели, - выскребал один
за другим тяжеленные камни из-под решетки, готовя лаз.
Ему не мешали.
Он углубил лаз настолько, чтобы в него мог протиснуться самый
объемистый обитатель их замшелой долины. Обернулся к пинфинам, помахал
им рукой и скользнул во влажную канавку.
Пять или шесть метров он полз, не веря себе - пропустили! Сердце
болталось по всей груди, звеня, захлебываясь восторгом, забрасывая
глаза красными ослепительными пятнами...
Не пропустили.
Шарахнули липким зеленым комом так, что тело вмазалось в решетку
и осело бесчувственной массой.
Пинфнны вытащили его, похлопотали - безрезультатно. Наверное, он
провалялся без сознания около земных суток. Очнулся, захлебываясь
неуемной дрожью - от холода и слабости. Переполз на циновку. Кто-то, -
кажется, полюгалы - тащил его вверх по склону, повизгивал - не то
бранился не то между делом шалил.
В пещере он отоспался, потом взялся за дело - острием фломастера,
а кое-где и замочком от "молнии" выцарапал на гладкой стене краткий
отчет о своей разведке - на всякий случай, если уж не придется
очнуться. Один вопрос не давал ему покоя: зачем в этой колонии
человек? А он здесь был всегда, если верить рассказам, которые
передавались из уст в уста. Инопланетянам люди казались на одно лицо,
и в горестях вынужденного заключения они не отдавали себе отчета в
том, что этих самых людей могло быть не двое, а трое, четверо...
Исчезал, умирал один - сюда доставляли другого Но поодиночке.
Пинфинов, крокодильчиков, инфраков было по нескольку особей, человек -
один. Но постоянно.
Какую же роль он здесь играл - няньки? Похоже, потому что двери
башни с регуляторами прямо-таки дразнили его своей доступностью. Но
если кто-то мог построить эту башню, мог доставить сюда инопланетян со
всех концов Вселенной, - на черта ему, такому всемогущему, земной
космолетчик на должность необученного посредника-гувернера? На роль
вселенских переводчиков лучше подходят пинфины - они тут живо со всеми
перезнакомились и отлично договариваются.
Так зачем же он здесь - крутить колесико, делать водичку в озере
то потеплее, то постуденее? Нелогично. Уж если они тут так
настропалились бить по затылку тепловым лучом, то проблема
дистанционного управления у них решена.
Так зачем, зачем этим невидимым гадам человек, который к тому же
будет постоянно пытаться отсюда удрать?
Он кусал себе руки, сжатые в кулаки, в бессильной попытке хоть
как-то осмыслить происходящее. Для чего здесь вообще все - этот вопрос
он себе запретил решать. Даже если и не свихнешься, все равно даром
потеряешь время. Нужно четко сформулировать главную проблему и долбить
только ее.
Когда-то, много лет тому назад, когда он получил под свое
командование первый корабль, он чуть не погубил всех людей как раз
потому, что заметался в определении главного, а потом еще и не мог
решиться на отчаянный шаг - сесть на незнакомую планету,
оккупированную лемоидами. Тогда положение спас этот славный старик
Феврие. Он сказал: я беру командование кораблем на себя. И тогда
Сергей успокоился, смог с ясной головой делать свое дело. Вечный
дублер, как, оказывается, его уже давно прозвали в Центре управления.
Первый и последний раз, когда он был командиром, Феврие ничего не
сказал ему, но Сергей чувствовал: старик ждет от него, чтобы он сам
ушел из космофлота.
Сергей не ушел. Но не стал и "вечным дублером", постоянным вторым
номером. Выход нашелся в виде редкой должности почтальона-инспектора.
Маленький кораблик, развозящий срочные грузы по дальним планетам, -
занятие нехлопотное. Экспедиции снаряжались обстоятельно, и редко
случалось так, что на базе забывали погрузить что-то жизненно важное.
Но бывало. Тогда и отправлялся почтальон - на маленьком кораблике, в
одиночку. Ему не приходилось быть вторым номером - он был единственным
членом экипажа. Это и давало ему моральное право на то, чтобы летать,
потому что после того злополучного рейса "Щелкунчика" он никогда бы не
взял на себя ответственность за других людей.
А здесь вот он ничего на себя и не брал - само получилось. Сидят
тут эти гуманоиды сиднем, колоды лежачие, стоит заговорить о бегстве -
и сразу, как страусы, головы в песок - Страшно! Им, видите ли,
страшно, а ему, уже четырежды битому, не страшно.
Окрепнув, он пошел вдоль насыпи влево, сделал еще несколько
попыток перелезть через нее - результат был однозначным. Били.
Вернулся к варианту башни, опробовал все рычаги, штурвалы и
реостаты. Добился замерзания озера, разрежения воздуха вдвое, по его
прихоти можно было бы учинить в долине бурю, потоп, устроить форменную
Сахару или напустить аммиачных паров. Разумеется, все эти опыты он
проводил с величайшей осторожностью, хорошо помня, как он однажды чуть
не поморозил полюгалов, плескавшихся у подножия гадючьей колонны.
Опыты ему сходили с рук. Но и за массивными стенами, сложенными
из настоящих валунов, он чувствовал пристальный немигающий взгляд.
Когда дошел до регулятора освещенности, попытался под покровом
колодезно-зеленой темноты снова проскользнуть под решеткой - нет, не
дали. Только пинфинов перепугал - они рассказывали, что с наступлением
темноты над вершинами гор, образующих их долину (Тарумов уже
подумывал, не кратер ли), зажглись три полные луны, повергнувшие
обитателей пещер в совершенно необъяснимый ужас. Сергей понял, что и с
башней он зашел в тупик - да, он мог бы перевернуть, испепелить,
затопить зловонным туманом всю их проклятую лохань, но это не решало
задачи...
Иногда ему уже казалось, что и его предшественник, вот так же не
найдя способа бежать самому и увести за собой всех, просто не выдержал
и...
Нет. Он вспоминал тоненькие пальчики пинфинов, их испуганные
пепельные глаза и понимал - нет. Человек не мог бросить их и уйти.
Даже в небытие.
Потом он предпринял попытку обойти озеро справа и таким образом
подобраться к кораблям - ничего не вышло. Километров через шесть берег
подымался, сперва исподволь, а потом все круче и круче. Тарумов уже
начал прикидывать - а пройдут ли по такому пути одышливые инфраки, как
вдруг скала под ногами оборвалась отвесным срезом - дальше пути не
было. Стылое озеро неподвижно замерло в щемящей глубине, и только
где-то далеко, в дымке нездешнего, легкого теплого тумана угадывался
другой берег, шумящий позабытыми здесь деревьями...
Традиция была соблюдена и на этот раз - зеленый протуберанец,
выметнувшийся снизу, отшвырнул его далеко от обрыва.
Возвращаться пришлось ползком Он скользил по шелковистой,
поскрипывающей "тине", и в голова так и лезло видение сказочного гада,
властно и стремительно мчащегося над каменным виадуком. Царственный
уж, атавистический символ мудрости, доброты и семейного благополучия.
Но как связать этот образ с насильственным заточением нескольких
десятков гуманоидов в траурно-мрачной чаше исполинского кратера?
А может быть, виной всему непонимание? Может, их всех просто
пригласили в гости и нужно только найти общий язык с хозяевами - хотя
бы в лице этого пестроклетчатого обелиска, несомненно, стилизованного
изображения змея. Но как обмениваются информацией обитатели здешнего
мира - может быть, на гравитационных волнах? Ну а если у них в ходу
гамма-кванты или нейтринные пучки? Что тогда? Гостеприимно, ничего не
скажешь От таких хозяев надо дуть без оглядки и налаживать дружеские
контакты с расстояния в два три парсека.
Можно, конечно, предположить и совершенно фантастический,
архигуманный вариант Допустим, что все обитатели этой долины -
экс-мертвецы Космическая авария, лобовое столкновение с метеоритом при
одновременном выходе из строя локаторов И вот - чудеса инопланетной
реанимации, воссоздание организма из единственной заледеневшей клетки
Ну, как они воссоздавали скафандр - это уже детали. Главное - сама
идея: всегалактическая служба спасения, а эта изумрудная обитель -
своеобразный санаторий строгого режима, откуда не удерешь до полного
восстановления сил... Но все-таки лучше, если мы будем восстанавливать
свои силы где-нибудь подальше отсюда. А если версия вселенского
гуманизма подтвердится - ну, что же, мы сумеем поблагодарить
спасителей... издалека. Но сейчас нужно думать совсем о другом.
Вот так, невольно залезая во всевозможные нравственные модели
этого мира и постоянно гоня от себя эти мысли, все мысли, кроме одной
- о способе бегства, Сергей дотащился до пещер.
Обезумевший от горя пинфин встретил его на пороге: пропала его
подруга. Пропала так, как и раньше пропадали здешние обитатели, - была
где-то рядом, за спиной, он обернулся - никого нет. Ни всплеска, ни
шороха.
"Может, ушла вниз, к озеру? Уснула по дороге? Небольшое тельце
пинфина, свернувшегося в черный плюшевый клубок легко затеряется на
холмистом склоне..." - "Нет. Вся небольшая колония пинфинов, полюгалы
и "рыбьи пузыри" (а это еще кто?) спустились до самого озера, но ее
нет ни на кубических уступах, ни в башне, ни за насыпью, ни в воде -
полюгалы ныряли".
Тарумов выпил залпом три полных грейпфрута - живая вода, бодрости
сразу прибавляется, как после рюмки старого коньяка, - встряхнулся и
бросился обшаривать окрестности пещер. Не может быть, чтобы никакого
следа... Не может быть.
Но ведь было уже. И сколько раз. Значит - может. Значит, они
все-таки во власти холоднокровных выползков, к которым гуманоидная
логика неприменима. Он искал, но знал уже, что это бессмысленно,
потому что маленького кроткого существа с печальными пепельными
глазами нет ни на склоне, ни в озере, ни за насыпью...
За насыпью?!
Он скатился вниз, к пещере.
"Ты был за насыпью?" - "Да, но там ничего нет. Там нет пещер. Там
нет камней. Искать негде. Там нет даже плодов в траве и полюгалы туда
больше не ходят" - "Но когда-то ходили?" - "Когда-то... да". - "Жди
меня!"
Он мчался вниз по склону, как не бегал здесь еще ни разу.
Травяные кочки упруго отталкивали его, словно легкие подкидные доски.
Проверить, проверить немедленно - неужели запретный барьер снят?
Неужели дорога к кораблям открыта?
Он еще на бегу усмотрел выбокнки расчищенные им в прошлый раз на
мохнатом боку насыпи, с разбегу взлетел наверх.
Как бы не так. Липкий зеленый кулак деловито сшиб его прямо в
пожелтелый стожок припасенный давно и так кстати.
Когда он пришел в себя, не хотелось ни отмываться, ни вообще
шевелиться. Кажется, эти царственные нетеплокровные добились своего -
выколотили из него всю волю всю способность к сопротивлению. У него не
было к ним предвзятой атавистической неприязни - отголоска тех
незапамятных времен, когда босоногий человек на лесной тропе шарахался
от ядовитой твари. В детстве он даже любил возиться с ужами, и они
нагуливали себе подкожный жирок на дармовых лягушатах в его
великолепном самодельном террариуме. А однажды отец даже взял его
(потихоньку от мамы, разумеется) в настоящий серпентарий. В загон их,
