иной его шаг, - не останется ни сил, ни времени для науки. В конце
концов, самый большой ущерб от взрыва - переживания Ольги. Она-то ведь
ничего не знает. Существовала бы телепатия, тогда проще, тогда напряг
бы все душевные силы и передал ей одной: "Не волнуйся, родная, никаких
ЧП нет, все в порядке, просто твой старик темнит, проворачивая
очередную авантюру".
Шипулин взглянул на часы: пора. Пыль еще не осела, хотя и стала
пореже. Сейчас будет дан сигнал общего сбора, и двинутся вездеходы к
центру гигантского искусственного кратера. Чудаки бурильщики,
предлагали ломиться в стену, когда непременно должна быть дверь. Но
если она окажется не на дне воронки, а совсем в другом месте? Тогда,
значит, интуиция обманула его, тогда пора подавать в отставку.
Люди в скафандрах начали вываливаться из люков базы, в шлемофоне
послышалась вибрация от моторов вездеходов. Шипулин опасливо встал -
опять ноги показались длинными и ватными, как на ЛН-5, хотя система
искусственной гравитации действовала исправно. "Нервы, нервы, -
отметил он. - Расклеиваюсь. Расклеивается, Оленька, твой старик, на
пенсию пора, на Землю, цветочки поливать. А его лунное притяжение не
отпускает..."
Четыре вездехода двинулись к кратеру. На трех сидели люди,
четвертый пыхтел под тяжестью прожектора, снятого с грузовой ракеты.
Как пригодился бы сейчас пятый вездеход!
Шипулин сидел у смотрового стекла головной машины. Гребень нового,
первого на Луне искусственного кратера приближался. Вездеход колотило
на камнях, Михаил Михайлович вцепился в поручни и почти прилип лбом к
стеклу. Вот кабина поднялась на гребень, перекачнулась в сторону
кратера, и стало видно бездонную черную дыру глубиной в добрых 350
метров. На дне ее не было ни единого блика.
- Прожектор! - скомандовал он хрипло.
Вниз свалился ослепительно белый столб, уперся в стену воронки,
дрогнул, стал падать ниже, ниже, почти вертикально, и вдруг поблек в
свете ответного, казалось, еще более яркого луча. Вглядываясь в него,
Шипулин сощурился до боли в уголках глаз и сразу различил покатую
сверкающую сферу, на которой в самом центре луча новеньким пятачком
выделялся...
- Люк! Вход! - раздалось в шлемофоне сразу несколько не то
восторженных, не то испуганных голосов.
"Выдержала оболочка наш взрыв, - почти равнодушно отметил Шипулин.
- Недаром же рассчитывали ее на оборону от метеоритов. Если так не
откроем люк, честное слово, лазером взломаю", - внезапно решил он. И
сразу почувствовал, как ноги вдруг стали расти, вылезли из вездехода,
опустились в воронку и, вытягиваясь и утончаясь, достигли наконец
сверкающей металлической сферы, как корни дерева проросли сквозь люк и
устремились в темноту...
Водитель вездехода видел, как Шипулин отвалился от смотрового
стекла и медленно рухнул на спинку сиденья. Первым его порывом было
свинтить шлем с теряющего сознание начальника экспедиции, но он
вовремя спохватился, что это Луна, и только прокричал в микрофон:
"Врача в головную машину, срочно! Начальнику плохо!"
Когда Шипулину дали кислород, он прошептал спекшимися губами:
- Немедленно... заготовленную радиограмму... на Землю... которая у
Сашки...
6
Люк подался неожиданно легко.
Люди - от волнения, что ли, он даже не видел, кто - уважительно
посторонились, пропуская его вперед и подсвечивая фонариками. Он
первым шагнул в этот чужой мир.
Лестница в десяток широких ступеней вела вниз, в круглый
вестибюль. Здесь вдоль всей стены шли двери, которые бесшумно
раздвигались, едва к ним подходили - столько тысячелетий прошло, а
ничего не испортилось! За каждой дверью была небольшая, человек на
пять, кабина. Внутри кабины громоздились строчка на строчку непонятные
рельефные рисунки. Шипулин пригляделся к ним, но изображения человека
нигде не обнаружил. Может быть, это были и не рисунки, а знаки,
иероглифы.
Он повернул какую-то рукоять на противоположной от входа стенке
кабины - пол под ногами дрогнул и поплыл вниз. "Лифт, - догадался он.
- А как же выберемся? - Оглянулся: в кабине был он один. - Вот так
штука! Увлекся, Михаил Михайлович, увлекся! Ну да ничего, конструкция
вроде бы несложная".
Он спускался довольно долго и все жалел, что не знает скорости
лифта: на какую глубину он опустился? Наконец лифт остановился, дверь
открылась. Это был точно такой же круглый зал, только освещенный
призрачным желтоватым светом. Вглубь вел широкий коридор, и Шипулин
смело пошел вперед. Через две минуты он оказался в другом зале, более
просторном и светлом. На возвышении стояла золотая скульптура,
устремленная вперед и вверх, как бы рвущаяся взлететь обнаженная
женщина держала в руке сверкающую острыми лучами звезду. Женщина была
очень похожа на земную...
В какой-то пустой комнате он остановился у вмонтированного в стену
матового рефлектора, и сразу в голове его начала складываться
таинственная песня...
"Было три дочери у нашего солнца, три родные сестры. Старшую звали
Оуа, среднюю - Аэу, младшую - Юиа. И когда поняли три сестры, что
умирает их отец и уже не сможет обогревать их своим теплом, собрали
они Объединенный Совет Мудрецов. Двадцать лет думали мудрецы и
порешили: лететь, искать себе новое солнце, очень похожее на наше, и
планеты, чтобы можно было на них жить и чтобы не угас в веках разум
человечества, родивший великое Знание. И порешили: не строить для
полета искусственных сооружений, ибо дороги они и ненадежны, а
обуздать подходящую малую планету, поселить внутри ее три человечества
трех планет-сестер, разогнать до нужной скорости и покинуть родное
солнце, чтобы в неизведанных дебрях Бесконечного обрести новое солнце
и новую жизнь. И нашли такую планету, называлась она Л'Уна, и за сто
лет построили внутри ее все необходимое для, жизни четырех миллиардов
людей в течение трехсот поколений и для защиты в пути от полчищ
летающих глыб и смертельных для всего живого лучей, видимых и
невидимых, и двинулись в путь в тридцать две тысячи восемьсот тридцать
пятом году, рискуя либо потерять все, либо все обрести заново..."
"Передача мысли, - догадался Шипулин. - Это еще успеется, надо
дальше, дальше, надо найти что-то самое главное, найти тайну этого
космического Ноева ковчега. Кстати, если они разгоняли свою планету до
третьей космической скорости, должны же где-то быть дюзы. Может, то,
что мы принимали за кратеры, вулканического происхождения, и есть дюзы
двигателей? А все остальные кратеры - от встречных метеоритов? Боже,
как просто!"
Он торопился, во многие помещения вовсе не заглядывал, в другие
заглядывал мимоходом, пытаясь определить, для чего они предназначены.
Быстро, почти бегом, миновал большой плавательный бассейн, полный
воды. За стеклянными стенами плескались золотые рыбки. Отвернул и
снова прикрыл кран водопровода, из которого потекла тоненькая струйка,
и вовсе не удивился, что все еще действует и водопровод, и
электричество, и кондиционирование воздуха. Он попробовал на секунду
свинтить шлем - воздух был нормальный, немного тепловатый, с запахом
пыли и нагретого металла. "Какой же энергией они пользовались, чтобы
столько веков продержаться внутри планеты? Ладно, это выяснится
позднее, а пока вперед, вперед!"
Он пошел дальше, уже без шлема, идти было легко и приятно, и чем
дальше, он шел, тем вкуснее и прохладнее становился воздух. Вскоре он
обнаружил, что, коридор не прямой, а закругленный, с едва заметным
уклоном. Ему представилась спираль, бесконечно спускающаяся вниз, к
центру планеты. Так можно было идти много дней, и он свернул в один из
боковых коридоров. Здесь располагались крохотные каютки, видимо,
жилые: в ковчеге было тесновато, как в коммунальной квартире годов
детства его бабушки. Он бродил по запутанным проходам и тупичкам,
стараясь запомнить дорогу назад или хотя бы не потерять ориентировки.
Откуда-то смутно повеяло запахом роз...
Вдруг в полутьме мелькнуло что-то. Чья-то тень? Шипулин побежал за
нею, свернул налево и снова увидел что-то черное, нырнувшее в люк на
полу. Когда он подбежал к люку, легкая крышка его, неплотно прикрытая,
все еще подрагивала. Не раздумывая, Шипулин откинул крышку и прыгнул в
темноту люка. Здесь явственно пахло розами. Он нащупал ногами крутые
ступени и начал осторожно спускаться по узкой винтовой лестнице.
Темнотища была беспросветная, хоть глаз выколи.
"Отстану, - с досадой прошептал Михаил Михайлович, - ему каждая
ступенька знакома, а я..." И тут же поймал себя на мысли, что думает о
НЕМ как о совершенно реальном существе. Да неужели ОНИ могли жить в
трех шагах от нас, внутри Луны, когда их, космических братьев по
разуму, надеялись найти лишь где-то далеко, в неведомых глубинах
Вселенной? Но надо быть логичным: куда же они могли подеваться, раз
прилетели к нам? Четыре миллиарда не пустяк, чтобы исчезнуть
бесследно. Неужели все погибли? А может, они - это мы?!
"Слушай, Шипулин, - представился ему оживленный голос Гришаева,
сидящего в знаменитом кресле у себя в кабинете. - Если они выбирали
себе планету для заселения, то ведь наверняка побывали и на Марсе, и
на Венере. Вдруг они стали марсианами и живут там, внутри? А может, с
ними связана катастрофа Атлантиды? И все древние легенды о космических
пришельцах и богах? Вот это да! - Гришаев даже подскочил в кресле,
настолько изумила его самого эта мысль. - Эх ты, Шипулин, Шипулин! Ты
способный человек, но ты узкий практик. Как же раньше не пришла тебе в
голову эта идея?!"
Шипулин усмехнулся и ответил с ехидцей, которой Гришаев, кажется,
не уловил: "Мне всегда не хватало твоей окрыленности. Но на этот раз
твоя гипотеза недостаточно безумна, чтобы быть истинной. Самая
безумная - вот она: и Луна, и Пояс астероидов, и всемирный потоп, и
гибель Атлантиды, и Тунгусский взрыв, и все прочее - свидетельства
разных контактов с разными космическими путешественниками! Чуешь:
Вселенная перенаселена, и десятки делегаций были у нас в гостях, и все
оставили свои следы. А мы, на Земле, - истинные робинзоны. Упрямые,
заскорузлые, нелюбопытные робинзоны. И главный робинзон - ты,
Гришаев!"
Гришаева перекосило, и он вместе с креслом исчез из-за стола
директора института - как ветром сдуло. "Ну наконец-то выдал я ему!" -
с удовлетворением подумал Шипулин.
...Ступеньки мелькали под ногами, он торопился, торопился и
чувствовал, что уже настигает того, в лицо ему уже веяло ветерком от
движения того. И вдруг Шипулин с ужасом обнаружил, что под ногами нет
ничего. Неизвестно на какой высоте лестница оборвалась. В детстве он
часто видел это во сне: он спускался по крутой винтовой лестнице в
полной темноте, и вдруг лестница обрывалась.
Он рухнул вниз... но ничего не произошло. Он оказался в новом
полутемном коридоре, рванул первую попавшуюся дверь - и замер. В
небольшой опрятной комнате стояла на столе золотая критская ваза,
точно такая же, как у него, только побольше. Он взял ее в руки и
прочел древнегреческий текст: "Летели двести поколений, и вот планета
цветущая".
Пораженный этим новым открытием, он неосторожно выронил вазу, и
она разлетелась мелкими осколками, словно была стеклянная. В двери
соседней комнаты появился человек. Увидев Шипулина, он изумленно
попятился.
- Кто вы? - спросил человек на чисто русском языке.
- Я - Шипулин.
- Извините, вы что-то путаете, - смущенно возразил человек. - Дело
в том, что Шипулин... это я.
Шипулин пригляделся и понял, что перед ним стоит он сам, он,
