Борис Федорович Лапин
ЛУННОЕ ПРИТЯЖЕНИЕ
Рассказ
1
В каюте приглушенно звучал Бетховен. Соната "14 до-диез минор.
"Лунная". Любимая...
Шипулин писал письмо жене, когда дежуривший в этот вечер Саша
Сашевич деликатно кашлянул за дверью.
- Михаил Михайлович, вас Тяпкин вызывает. Говорит, срочно.
Говорит, нужно самого. Я говорю, вы отдыхаете, а он говорит...
Шипулин с досадой отбросил ручку, сунул недописанное письмо в
книгу, но не только не чертыхнулся, а даже нашел в себе силы пошутить,
правда, не очень оригинально:
- Ну раз Тяпкин! Растяпкин...
Вставая, он опять не рассчитал это проклятое лунное притяжение,
хотя пора было привыкнуть за два месяца, но, наверное, и за два года
не привыкнешь, и опять ноги на миг повисли в пустоте и показались
длинными и тонкими, как у паука, и опять почувствовал он всем телом,
какой усталостью и тяжестью оборачивается на деле эта кажущаяся лунная
легкость. "С такими работничками как раз отдохнешь, - вздохнул он. -
Вечно что-нибудь да случится".
- Слушаю, Петя.
- Михаил Михайлович, - голос был хриплый, испуганный, будто у
нашкодившего школьника, самоуверенности как не бывало, - вы, конечно,
извините, но без вас... Ради бога приезжайте!
- Прямо сейчас?
- Михаил Михайлович, тут какая-то чертовщина...
- Что случилось?
- Да ничего. Честное слово, ничего. Просто бур дальше не идет.
- Знаете, Петя, давайте оставим шутки на завтра. А если
действительно что-то произошло, не валяйте дурака, говорите...
- Да нет, честное слово, ничего такого не произошло. Только бур не
идет. И хоть лопни.
- Если у вас алмазный бур не идет в грунт, значит, там по крайней
мере алмазы. Тогда немедленно давайте на Землю радиограмму: "Закурил
трубку мира. Тяпкин". И за вами пришлют ракету "Скорой помощи". И
отлично, важно захватить болезнь в начальной стадии.
Тяпкин обиделся.
- Напрасно смеетесь, Михаил Михайлович. В самом деле бур не идет.
- Я смеюсь! Нет, вы подумайте, я смеюсь, мне весело, что посреди
ночи меня вытаскивают из постели. Я смеюсь! Очень мило...
И тут его сжало, стиснуло, скрутило внезапно ворвавшейся мыслью:
"Да ведь это, наверное, то самое! Как же я так, всю жизнь ждал, а вот
случилось - и сам не поверил?"
- Хорошо, Петя, еду!
Низко над горизонтом висел большой голубоватый глобус - самая
прекрасная планета Вселенной. Он был словно стеклянный, и сквозь
полупрозрачное стекло смутно проглядывали знакомые с детства очертания
континентов. Шипулин не столько разглядел, сколько угадал в одном из
темных пятен Европу, мысленно поставил точку посреди материка и
улыбнулся ей: там была. Ольга.
Шипулину нравились лунные ночи с их мягким земным светом,
скрадывающим резкие, как провалы, тени. Ночами он отдыхал и от
ослепительного солнечного сияния, от которого не спасали даже фильтры
в шлемах, и от черных теней, на которые боязно ступить, и от
полосатого, как матрац, пейзажа. Но главное, конечно, ночью можно было
сколько угодно смотреть на Землю.
Еще издали, из окна тряского вездехода, увидел он четыре фигурки
головастиков, сидящих у подножия вышки. Значит, буровая простаивала.
Вспомнил график основных работ, висящий в каюте, - в груди неприятно
царапнуло. Заметив вездеход, головастики встали и робкими прыжками
двинулись навстречу. Сквозь шлем скафандра мелькнули растерянные злые
глазки Пети Тяпкина - видно, ждал взбучки.
- Ну-с, проверим, в чем дело, - спокойно сказал Шипулин. - Давно
стали?
- В час десять. Автоматика отключила бур - перегрев. Добавили
охлаждение, все проверили, включили - опять реле сработало. Уж я хотел
отключить автоматику, так пустить, а потом думаю, вдруг установка
полетит, тогда что?
- С чего бы ей полететь? Просто какая-то неисправность или в реле,
или в системе охлаждения. Не может быть грунта такой твердости.
- Я не мальчик, Михаил Михайлович! Реле уже сменили, охлаждение
Димка на три ряда проверил, все в порядке. Точно, породы такой
твердости не существует, но если все в порядке, а реле выключает бур,
- что же это, Михаил Михайлович, как не дьявольщина?
- Ладно, Петя, хорошо, что вызвали. Отключать автоматику, конечно,
нельзя. В этом проклятом космосе ожидай любого подвоха. Вдруг и в
самом деле... - он поискал выражение поточнее, чтобы и ребят
успокоить, и лишнего не выболтать, - нашла коса на камень. Ну что ж,
коли не берет алмаз, попробуем лазер. Как там у вас аккумуляторы,
Дима?
Когда до конца ночной смены осталось полчаса, Димке удалось
выколотить керн. На Груду породы упала блестящая металлическая
болванка с оплавленной поверхностью. Пять шлемов стукнулись друг о
друга, склонившись над нею.
- Металл, - сказал Тяпкин.
- Сталь.
- Вот тебе и сталь. Потверже, братцы!
- Алмаз сюда, - протянул руку Шипулин. - Старую коронку, живо!
Богатырь Димка попробовал резануть болванку алмазом - следа на
поверхности металла не осталось никакого. Шипулин почувствовал, как со
лба по щеке побежали щекочущие мураши.
- Везите - и сразу в лабораторию, пусть дадут состав, - сказал он
водителю вездехода. - Да скажите, срочно, Шипулин велел.
- Ну что, Михаил Михайлович, еще разок долбанем лазером? - входя в
азарт, спросил Димка.
- Тебя вот долбанет оттуда. Ишь ты, герой какой! Заканчивайте,
ребята, и айда отдыхать. Кстати, Петя, давайте-ка мне ваши записи.
Когда в тамбуре ракеты сняли скафандры, Шипулин сказал каким-то
странным голосом:
- Ну вот, наконец-то свершилось. Не грех сегодня и шампанское
раскупорить.
И тут же достал из кармана пластмассовую коробочку, торопливо
кинул в рот несколько таблеток и, пошатнувшись, сел. Лицо его стало
совсем серым, только под седыми нависшими бровями непонятным
торжеством светились неугасимые глаза фанатика.
...Вечером все собрались в столовке. Из угла в угол несмелым
ветерком перелетал тревожный ропот. Если бы это была не научная
экспедиция, а пиратский корабль, можно было подумать - назревает бунт.
Шипулин сказал:
- На глубине 340,4 бур наткнулся на преграду чрезвычайной
твердости. Кроме лазера, ни один инструмент этот сплав не берет.
Химический состав: железо, титан, кремний, цирконий, хром. Нелепый с
нашей точки зрения сплав. Что это такое, мы не знаем, дальнейшее
изучение здесь, на месте, невозможно, а вопрос, сами понимаете,
слишком серьезный. Поэтому за двадцать четыре часа экспедиция
сворачивается. Завтра в 19.00 личный состав отбывает на Землю. Обе
грузовые ракеты и все оборудование остается, замираем только пробы и
документацию, надеюсь, скоро вернемся...
Нечто похожее на угрожающую вибрацию сотрясло зал.
- Разрешение уже есть? - робко осведомился Саша Сашевич.
- Разрешения не требуется. Даю радиограмму, вот она: "Связи
чрезвычайными обстоятельствами экспедиция снимается. Подробности на
месте. Начальник ЛН-5 Шипулин".
- Чрезвычайные обстоятельства?! Что же тут чрезвычайного? -
ворвался в тишину чей-то ершистый голос. - Наткнулись на самородок - и
струсили. Ничего себе герои!
- Времени остается немного. О готовности постов доложить. А теперь
к делу, - сказал Шипулин, вставая.
Ноги вытянулись на невообразимую длину, стали тонкими и
невесомыми, как лучи. Казалось, все, что до сих пор находилось у него
внутри, провалилось в ноги. И в то же время он был бодр и
целеустремлен, как никогда прежде.
За дверью каюты буровиков ораторствовал Петя Тяпкин:
- ...ракету бы "Скорой помощи" ему. Вот псих! А болезнь важно
захватить в начальной стадии...
"Лунная научная пятая" отправлялась на Землю в унынии, будто
свершила не открытие, а какой-то позорный коллективный проступок.
2
Шипулин пришел домой рано, взъерошенный, злой, достал из кармана
пачку сигарет, закурил. Ольга отобрала сигареты, присела рядом на
диван.
- Эх ты, вот уж и закурил, а еще лунатик!
- Скоро запью, - пообещал Михаил Михайлович.
- Ругают?
- Смеются. Если бы ругали! Был сегодня у Гришаева - тоже смеется.
Завтра пойду к Главному.
- Неужто уж он не разберется?
- Ты вот что, Оля, - сказал Шипулин. - Ты найди мне, пожалуйста,
мой альбом. И фломастеры. Не выбросила еще? И будь добра, кофе с
лимоном, покрепче только, ладно?
Когда она принесла кофе, рисунок был уже готов. На островке между
трех пальм плясал волосатый человек в модных очках и полосатых, как из
сумасшедшего дома, штанах. В одной руке он держал обглоданную кость, а
другою заслонял глаза от солнца, вглядываясь вдаль. Рядом стоял шалаш
с трубой от самовара, из трубы шел дым, а под кустами валялись
консервные банки и бутылки, на одной четко виднелось "40°", с
соседнего островка на дикаря взирала влюбленная парочка, а далеко на
горизонте громоздились корпуса заводов и дымили трубы.
- Боже мой, да это Гришаев! - узнала Ольга. - Ну-с, принимайте
кофе, Михаил Михайлович.
Он взял кофе и тут же поставил его на стол.
- Это не хохма, Оленька, - сказал он серьезно. - К сожалению, не
хохма. Это научная платформа. Мы на Земле похожи на того упрямца,
который переплыл на островок посреди Волги и возомнил, что это
необитаемый остров, что он его открыл и что он есть Робинзон. А раз
ему хочется непременно прослыть Робинзоном, то ему наплевать на
вещественные доказательства его неправоты. На пальме вырезано "Люда +
Коля"? Плевать! Под ногами банки и бутылки? Не имеет значения! И это
научная платформа!
- Но ты же сам говорил, все это только гипотезы. И Пояс
астероидов, и Луна, и Тунгусский взрыв, и Атлантида, и... Что там еще?
- Не старайся, всего не перечислишь. Да, гипотезы но когда столько
гипотез... Нельзя же во что бы то ни стало, вопреки очевидному,
считать себя Робинзоном!
- Миша, откуда же, по-твоему, взялся на Луне этот сплав?
- Если бы я знал откуда, надо мной не смеялись бы. Но в том-то и
беда, что я не знаю откуда, зато наверняка знаю, что мой бур наткнулся
на него и, следовательно, он существует. Но как раз над этим-то и
смеются.
- Может же быть, что это ядро Луны. Или какая-нибудь там мантия...
Шипулин усмехнулся:
- Нет, Оленька, не может. Сплав искусственного происхождения.
- Тогда что же это?
Он пожал плечами. Некоторое время оба молчали, стало слышно, как
тикают часы в соседней комнате. Потом тиканье размылось, ушло, и
комната наполнилась тем тугим, неслышным гулом, который каждому, кто
побывал в космосе, известен под именем "космической тишины". Вероятно,
гудело в ушах.
- Миша, а ты знал, когда добивался этой экспедиции, что найдешь
там что-то такое... следы другой цивилизации?
- Я знал только, что рано или поздно это случится. Знал, Оленька,
конечно, знал. Но что так скоро... не ожидал. Видишь ли, моя заслуга
только в том, что я настоял перенести разведку в этот кратер,
Б-046-20. По глубине он не самый удобный, и мне нелегко было убедить
их. Но тут, вероятно, сработала блестящая интуиция Главного.
Понимаешь, Оленька, этот кратер, как бы тебе сказать поточнее...
чуть-чуть странный. Явно не метеоритного происхождения, больше похож
на вулканический, хотя и тут уйма нетипичностей. Короче, меня тянуло к
этому безымянному, ничем не примечательному кратеру. И ЛН-5 начала
бурение именно там. Следы другой цивилизации... Что можно считать
следами? Обломок обшивки ракеты? Оставленный на орбите искусственный
спутник? Нерасшифрованные радиосигналы из космоса? Гигантское
сооружение, возведенное когда-то в древности, такое, что и современной
технике не под силу? Подозрительные намеки в древних книгах и
легендах? Ах, Робинзоны мы, Робинзоны! А может быть, мы, человечество,
- сами следы другой цивилизации? Помнишь, у Бора: "Эта гипотеза не
может быть истинной, ибо она недостаточно безумна"? В этом, Оленька,
величайший смысл космической философии. И пусть меня считают
сумасшедшим, но я утверждал и буду утверждать...
Ольга дремала в кресле, убаюканная его лекцией. Шипулин потер лицо
ладонями, проглотил остывший кофе и, опасливо покосившись на жену,
спрятал сигареты в карман.
"Скучно ей со мной, - горько подумал он. - И всем скучно. Сухарь,
фанатик, фантазер, черствый и желчный деспот. Удивительно, как еще
Главный терпит меня? Впрочем, всему есть предел. Завтра скажет: "Все
отлично, Михаил Михайлович, экспедицию мы пошлем, это любопытно,
гипотезу вашу проверим, стоящая гипотеза, но... сколько вам лет,
Михаил Михайлович? К тому же, говорят, со здоровьишком у вас того...
А?" Главного не проведешь. Легче провести врачей со всеми их
премудрыми приборами. Собрал волю в кулак на этот решающий час - и вот
вам, братцы эскулапы, вместо сердца - пламенный мотор. А Главный по
глазам читает. "Я ведь и не требую ничего, товарищ Главный
конструктор. Мне бы только эту экспедицию, последнюю. Клянусь, сразу
же уйду на пенсию и никогда больше не буду изводить вас своими
прожектами". Неужто не даст? Что ж, нажму на министерство - и все
равно добьюсь. Добьюсь... комплимента. "Вы, - скажут, - фанатик,
товарищ Шипулин. Неизлечимый и вредный фанатик". Да какой же я
фанатик?! Я просто ученый... Вы еще не знаете Шипулина!"
Он прошелся по комнате, машинально закурил, но, вспомнив о врачах,
тут же смял сигарету о декоративную пепельницу японского фарфора..
Рядом стояла маленькая копия - золотая ваза, древнейшая из памятников,
найденных недавно на Крите, - его любимая игрушка. Он нежно взял ее в
ладони и в тысячный, наверное, раз прочел древнегреческий текст:
"Плыли двести колен, и вот земля цветущая". Что такое двести колен?
Знатоки толкуют, сто человек. Но уж коли считать людей по частям тела,
логичнее считать по головам, чем по ногам. Знатоки уверяют, будто речь
идет о морских путешественниках. Но при чем тогда этот рисунок - шарик
с хвостиками, напоминающий первый спутник?
Шипулин поставил вазу на место и неожиданно подумал: "А кратеру
нужно дать имя. В конце концов, это мое право".
...Назавтра он позвонил только в десять вечера. Ольга взяла
трубку.
- Алло, с вами говорит начальник экспедиции ЛН-6 доктор Шипулин.
- Боже мой, уже?! Поздравляю, Миша! Был у Главного?
- И у Главного, и с ним вместе - повыше. Все отлично, родная,
погода переменилась, ветер дует в наши паруса. "Плыли двести колен, и
вот земля цветущая". Ценят еще твоего старика. Даже чрезвычайными
полномочиями наделили. Впервые в истории освоения Луны. А вообще
предстоит нечто грандиозное: двадцать две грузовые ракеты, шестьдесят
человек, большая лазерная установка, совершенно уникальная, пять...
- Когда, Миша?
- Старт намечен через два месяца.
- Тогда, может быть, ты успеешь прийти домой, поужинаем вместе?
Шипулин долго молчал, наконец сказал, вздохнув:
- Я постараюсь, но ты лучше не жди. Ложись, отдыхай, Оленька.
3
В конференц-зале базы ЛН-6 было просторно, не сравнишь со
столовкой на ЛН-5, где приходилось собирать народ в прошлой
экспедиции, но шестидесяти двум здоровенным парням и здесь оказалось
тесновато. Шипулин с гордостью оглядел свое воинство, впервые
собранное вместе.
- Пожалуй, начнем, - сказал он. - Повестка дня ясна: что делать?
То есть в принципе вопрос решен на Земле, однако детальные
обследования этих десяти дней сильно осложнили обстановочку. Для
начала предоставим слово главному историку экспедиции доктору
археологии Сереже Лазебникову.
Встал Сережа, больше похожий на студента, чем на доктора наук.
Жесткий, упрямый чуб, съехавшие на нос очки, беспрерывно что-то мнущие
нервные пальцы Доктору археологии Сереже Лазебникову было всего
двадцать восемь, Шипулин гордился, что откопал для экспедиции этого
вундеркинда.
- Я расскажу вам сказочку, - начал Сережа задиристым петушиным
голосом. - Позвольте сказочку, Михаил Михайлович?
- Давай, давай, жанры выступлений не ограничиваю. Другое дело -
время.
- Так вот, это древняя восточная сказочка, и сколько ей лет, никто
не знает. В некотором царстве, в некотором государстве жил-был
волшебник по имени...
Конференц-зал угрожающе загудел. Понятно, взрослые люди не любят,
когда им рассказывают сказочки, тем более не стоило для этого лететь
так далеко.
- ...по имени Данг Дзинь. Он мог достать огонь из холодного камня,
вызвать дождь из чистого неба и одним взглядом усыпить человека. Хан
боялся, что волшебник отнимет у него власть, и упрятал Данг Дзиня в
самую высокую и неприступную башню, в которой просидел волшебник сто
лет. Сто лет выходил он по ночам на крышу башни, смотрел на звезды
через какую-то странную трубку и, только когда появлялась на горизонте
голубая Утренняя Звезда, уходил обратно в свое подземелье.
Однажды снизошло просветление на древнего Данг Дзиня, и послал он
одного из своих многочисленных стражей за ханом, чтобы сообщить
чрезвычайной важности весть. Хан явился, и сказал ему Данг Дзинь
"Уводи скорей свой народ в горы, потому что скоро встанет дыбом земля,
и стеной встанут моря, и вспять потекут реки, и дождь разразится,
каких никогда не бывало. Не мешкай, хан!" Но хан посмеялся над словами
мудреца и велел побить его палками по пяткам.
А вскоре появилась в небе Желтая Звезда - и вздыбилась земля, и
огонь вырвался из недр, и огромная волна захлестнула земли возле моря
на много дней ходьбы, и хлынул дождь, и, взбурлив, повернули реки.
Испугались люди, пришли к хану, чтобы принял он какие-то меры. А хан
показал на башню и сказал: "Он виноват. Это он вызвал несчастье, чтобы
на вас и на меня излить свое зло, накопившееся за сотню лет". И
потребовал хан у Данг Дзиня, чтобы прекратил он это безобразие. Но
старик не слушал хана - он высекал какие-то знаки на камнях башни. И
отрубили ему голову.
Когда перемешалась земля, как пища в котле, когда суша стала
морем, а море - горами, когда погибли все люди в округе, осталась одна
только высокая башня, в которой жил и погиб Данг Дзинь. Лишь через
много-много веков пришли сюда новые люди, прочли рисунки на камнях и
записали их так: "Говорил я хану, пусть ведет в горы народ, потому что
на смену Утренней Звезде приходит другая, Злая Желтая Звезда, и око ее
нацелено прямо на нас, и будут бедствия от нее неисчислимые, но не
послушался хан, и все погибли, о чем сообщает потомкам старый
звездочет Данг Дзинь".
Переписали люди эти слова на папирус, но и папирус затерялся, и
только через тысячи лет кто-то нашел его и пустил по свету сказку о
мудром волшебнике Данг Дзине, и сказка дошла до нас, потому что нет
более прочного материала, чем память народная. А камни той башни давно
превратились в песок, и в тлен превратился папирус. К сведению
собравшихся, - закончил Сережа Лазебников, - подобные же сказочки
содержатся в эпосе и других древних народов.
Сережа Лазебников сел.
- Ну и что же из того? - язвительно кинул с места Петя Тяпкин.
- Да, более конкретные выводы, - попросил Шипулин.
- Какие же еще выводы? - удивился Сережа. - Разве и так не ясно?
- Очевидно, не всем, - глядя на Тяпкина, сказал Михаил Михайлович.
- Ну хорошо. Так вот, Луна прикочевала к нам во время оно из
Большого Космоса. Если отбросить это предположение, кто растолкует
мне, почему у нее такая нелепая форма, будто она родилась как спутник
другой планеты, имеющей по крайней мере втрое большую массу, чем
Земля? И чем иным можно объяснить ту небольшую космическую заварушку,
благодаря которой наша уважаемая планета вдруг сдвинулась на двадцать
три градуса по отношению к оси, легкомысленно переменила положение
полюсов и заживо заморозила бедных мамонтов? Итак, встреча в Космосе.
Но вот вопрос: могла ли Луна, двигаясь с энной космической скоростью,
избежать прямого столкновения с Землей, благодаря чему я имею счастье
лицезреть вас в данный момент? Вероятно, могла при одном условии.
Чтобы стать вечной нашей спутницей и яблоком раздора для ученых, она
должна была выйти на строго рассчитанную орбиту по касательной, имея в
этой точке строго определенную скорость. Неужели вы думаете, что Луна
сама по себе была такой умной? Примите эту гипотезу, и она объяснит
вам все разом: и форму Луны, и легкомысленное поведение Земли, и
судьбу мамонтов, и трагедию Атлантиды, и знаменательные различия в
возрасте, удельной плотности и химическом составе двух планет, и
обилие кратеров на обратной стороне Луны, и эти осточертевшие
"масконы", и даже библейский всемирный потоп...
Сережа опять сел.
- Что же дальше?! - еще более вызывающе крикнул Тяпкин.
Сережа пожал плечами. Разжевывать "дальше" он не собирался.
- Сережа хочет сказать, - ласково разъяснил Пете Шипулин, - что
Луна вышла по касательной на орбиту спутника, затормозившись к этому
времени до расчетной скорости.
- Как это "затормозившись"? - возмутился Петя. - Бред! Мистика!
Шипулин вспомнил картинку про Робинзона. Если бы возражал ему не
Петя Тяпкин, а Гришаев, он, наверное, взорвался бы. Но Петю он
по-своему любил и радовался, что отыскал его для экспедиции: он уважал
людей одержимых. А Петя был явно одержимый, хотя и противник, не
верящий ни во что из того, во что верил он сам, во что верил
сегодняшний докладчик Сережа Лазебников.
- К сведению товарищей, не посвященных в хаос лунных гипотез, -
насмешливо добавил Шипулин. - Слова "бред", "мистика", "лженаука" и
тому подобные вовсе не считаются бранными, когда речь заходит о Луне.
Видите ли, мы еще слишком мало знаем о происхождении Солнечной системы
- у нас нет аналогов. Поэтому ученые дискуссии о возникновении Луны
напоминают мне беседу на тему "Откуда взялся я" в детском садике: чем
детальнее объяснение, тем больше вопросов. Давнее высказывание
Гарольда Юри: "Я совершенно не представляю себе модели,
воспроизводящей историю системы Земля - Луна", - остается в силе и
поныне. К сожалению. Однако я думаю... разумеется, это мое личное
мнение... что история Луны куда богаче и любопытнее, чем может
представить себе самый изощренный фантаст. Но это к слову. Прошу
высказываться!
Вскочил Петя Тяпкин, обвел зал злыми глазками, видимо, ища
поддержки.
- Слово имеет командир отряда буровиков кандидат технических наук
Петр Артемьевич Тяпкин.
- А я расскажу вам анекдотец. Позвольте анекдотец, Михаил
Михайлович? В некотором царстве, в некотором государстве жил-был
цыган. Однажды украл этот цыган у одного крестьянина коня. Собрался
суд. Цыган спрашивает: "Дак шо я у тебя украл, расскажи честно
гражданам судьям". - "Коня". - "А хомут на ем был?" - "Был". - "А
дуга?" - "И дуга была". - "А оглобли?" - "И оглобли". - "А телега?" -
"И телега была". - "Ну дак и брешет он, гражданы судьи, - сказал
цыган, - потому как этот конь, сами видите, и без хомута, и без дуги,
и без оглоблев, и без телеги". Посмотрели судьи, прав цыган. Отпустили
его вместе с конем, а крестьянина за клевету выпороли. А что цыган
накануне пропил в корчме и хомут, и дугу, и оглобли, и телегу - кому
что за дело! Было бы доказано.
Анекдотец никого не рассмешил. Петя оглянулся, снова ища
поддержки, не нашел, но не сдался.
- Я к тому, Михаил Михайлович, что такие доказательства, когда
неугодные факты вовсе замалчиваются, для цыгана хороши, а не для
ученого. Я ведь отлично понимаю, для чего все это товарищу
Лазебникову. Он хочет свернуть напрочь буровые работы и вести раскопки
своим археологическим методом, чтобы возиться здесь сто лет. Он и
сказочку свою для этого придумал. А мы, буровики, можем решить задачу
за несколько дней, позвольте только пустить большой лазер и пройти
этот слой насквозь. Мы разом все цыганские гипотезы отметем...
- Точно! Даешь лазер! - раздалось несколько нестройных голосов с
той стороны, где сидели буровики. А Димка выкрикнул:
- Жми, Петя, развивай дальше!
- Ты скажи прямо, Сергей, - обратился Петя к Лазебникову, - ты не
юли: раскопки предлагаешь?
- Раскопки, - сказал Сережа и опустил голову.
Поднялась буря. Шум стоял минут пять, не меньше. Вести медленные,
может быть, многолетние раскопки, когда всем казалось, что отгадка
рядом, никого не устраивало.
Атмосфера накалялась. Выступали почти все, летели едкие реплики с
мест, задавались вопросы "с подтекстом". Но большинство, соглашаясь с
Лазебниковым, все-таки категорически возражало против раскопок:
молодежь, не терпится. А ничего другого никто предложить не мог. Или
лазер, или раскопки. "Не подумаешь, что на Луне, - отметил Шипулин. -
Типичная земная перебранка ученых".
- Нет, нет, нет, лазер нельзя! - выкрикивал кто-то, пока Михаил
Михайлович в последний раз взвешивал все "за" и "против". - Там, может
быть, дворец, черт знает что, а мы, как дикари, с лазером. Нет, нет,
нет!
- Копаться здесь пять лет лопаточками? Извините! Сегодня же подаю
заявление. Мы что - в песочнице играть приехали?!
- Только не лазер, надо подумать, все взвесить и не спешить.
Главное, не спешить. Так можно всю Луну испортить...
Когда Шипулин встал, нестройный шум голосов умолк разом.
- Все правы, - сказал он негромко. - И все ошибаются. Разумеется,
лазером нельзя. Это ясно. Но и раскопки нас не устраивают - время не
то. Что есть еще подходящее? Больше нет ничего...
Шестьдесят два человека молчали. Казалось, никто не дышал. Где-то
между вторым и третьим рядом всплыло на секунду ехидное,
злорадствующее лицо Гришаева - и растаяло. Мелькнули тревожные глаза
Ольги: "Только, пожалуйста, береги себя. Лучше лишний раз с Землей
посоветуйся, спроси разрешения". Ольга, Ольга! Единственный человек,
которому нужны не его открытия, а он сам. По ней, хоть вовсе не будь
никакой Луны лишь бы он возвратился живой и здоровый. Ну что ж,
посмотрим!
- Больше нет ничего, это точно. Значит, остается одно - взрыв.
Таким образом, мы в кратчайший срок расчистим обнаруженную
разведчиками сферу. И если это действительно сооружение космического
разума, наш взрыв ее не повредит...
4
Громыхнул телефон. Ольга взяла трубку. Незнакомый взволнованный
голос спросил:
- Квартира Шипулина? Извините, пожалуйста, у вас нет случайно
Гришаева? Это дежурный института, с ног сбился, весь город обыскал,
тут у нас ЧП...
- Чего ради у нас будет Гришаев? - насмешливо ответила Ольга и
положила трубку.
- Кто это? - спросил Гришаев, потягиваясь.
- Из института, дежурный. Вас что, всегда у женщин ищут?
- Случилось что?
- Какое-то ЧП. С ног, говорит, сбился, вас разыскивая. ЧП - что
это может быть? Луна?
- Не знаю, возможно. Ваш сумасшедший муж на все способен. Ладно,
до свидания. Узнаю - сразу позвоню.
Дверь за ним закрылась. Она нервно принялась ходить по комнате.
Тревога не унималась. С маленькой фотографии на столе грустными
глазами смотрел на нее Шипулин.
...Она была студенткой четвертого курса, когда судьба столкнула ее
с Шипулиным. Он читал курс общей теории космонавтики, а для нее это
были дебри. Вообще она попала в институт случайно - не хотелось
расставаться с одним очень славным парнем, который не мыслил жизни без
этого института. Прежде она как-то не замечала придирчивого и
остроязыкого профессора, но когда дважды он попросил ее с экзамена,
пришлось задуматься. Дело пахло отчислением, это было бы глупо после
четырех лет учебы. Одна подружка посоветовала: "А ты, Олька, очаруй
его, используй последний шанс. Тем более старый холостяк. Вот прямо
сейчас и шагай к нему домой. Чего теряться!"
И она пошла. Три вечера, забывая о времени, он рассказывал ей про
космонавтику. Это было захватывающе, поначалу она даже увлеклась и
вполне сносно научилась разбираться в основных вопросах. Она
выкарабкалась, зато он "влип" - трогательно и безнадежно. Вскоре она
почувствовала, что не сможет бросить его, что нужна ему, что этот
насмешливый, никаких авторитетов не признающий человек, гроза
ортодоксов, надежда науки, вдруг превратится в ничто, перестанет
существовать как личность, если она скажет ему "нет". И она сказала
"да", тем более что роман со студентом не сулил ничего перспективного.
Правда, Шипулин был почти на двадцать пять лет старше ее и часто
прихварывал, но она по-своему любила его, а скорее жалела. И она стала
его женой.
Все эти годы она в меру своих сил и способностей исполняла
обязанности жены большого ученого и большого чудака, но при нем
все-таки чувствовала себя словно на экзамене, а настоящей жизни,
такой, как хотелось, не было. Но вот в последнее время к ней зачастил
Гришаев...
В шесть она включила радио. В последних известиях ни о каком
космическом ЧП не было ни слова, но это еще ничего не значило.
Передавали легкую музыку, потом урок гимнастики. Гришаев не звонил.
Без десяти восемь раздался звонок в прихожей. Она открыла.
Неизвестный человек спросил строго:
- Товарищ Шипулина, Ольга Владиславовна?
- Да, это я.
- Распишитесь.
Она машинально расписалась. Прежде чем разорвать конверт, села в
кресло: руки и ноги не слушались. В конверте лежала маленькая
хрустящая бумажка под копирку.
ДЛЯ ПЕЧАТИ
6 мая в 23 часа 07 минут по московскому
времени в районе работ Шестой Лунной научной
экспедиции на Луне зафиксирован взрыв большой
мощности. Причины взрыва пока не установлены.
Связь с Шестой Лунной экспедицией временно
прервана. Если в течение двадцати четырех часов
связь не будет восстановлена, на Луну отправится
специальная спасательная экспедиция, которая в
настоящее время готовится к старту.
Президиум Академии наук
"Специальная спасательная... специальная спасательная... -
твердила Ольга, выронив сложенный вдвое листок. - Взрыв большой
мощности... Гришаев сказал бы: "Опять ваш авантюрист". И почему они
считают его счастливчиком, которому все всегда удается, все сходит с
рук? Лишь она, одна она знает, сколько ночей просидел он над
расчетами, сколько дум передумал, каких-то недоступных ей мучительных
дум! Как терзался наедине с собой перед каждым "безрассудным шагом"! А
его самоуверенность, лихачество, насмешечки - только видимость, чтобы
воодушевить других, чтобы все, до последнего буровика, поверили в
удачу. Не потому ли удача следовала за ним всю жизнь? Нет, они
попросту не знали его! И теперь, возможно, уже никогда не узнают... Но
если там действительно что-то произошло, Шипулина могла погубить не
"авантюра" - только случайность..."
Прошло сколько-то времени, прежде чем позвонил Гришаев.
- Оля, читали? - спросил он.
- Читала. Что это может быть?
- Черт его знает! Ваш старик всегда выкинет какую-нибудь штучку.
Авантюры - его амплуа. Помните, просил повлиять, чтобы чаще
советовался?
- Влияла.
- И что?
- Обещал.
- Обещал! Ну а вы как?
- Ничего, держусь.
- Ладно, Оля, молодец. В общем, я думаю, ничего страшного. Самое
страшное - он мне все планы сорвал. Горит мой институт из-за вашего
Шипулина. Да, я вам вчера еще не все рассказал. Не против, если
заскочу на часок?
- Против.
- Что?!
- Против.
- Ах вон оно что! Отпеваете старика? Ну-ну, валяйте!
- Нет, не отпеваю. Думаю.
Она положила трубку. Под ногами хрустнули осколки разбитого ночью
бокала. Хотелось схватить пылесос, тряпку, швабру - и мыть, чистить,
скрести, оттирать все вокруг. И прежде всего себя. Но Ольга упала в
кресло и закрыла глаза.
5
В радиоотсеке сидел верный Саша Сашевич. Земля спрашивала,
взывала, умоляла, требовала - Саша Сашевич оставался глух и нем.
Шипулин просмотрел радиограммы, выбрал три из них. Две угрожающих -
дело рук Гришаева, сразу видно, не верит ни в какую катастрофу, очень
уж хорошо знает Шипулина, Шипулин для него - авантюрист. Одна дельная
радиограмма-инструкция - от Главного, "на случай, если радиостанция
работает только на прием". Хитер Главный! Послушал скупое сообщение
телеграфного агентства, слава богу, паники никакой, настроение
деловое. Скоро минуют сутки, нужно срочно давать ответ, иначе ринутся
спасать, а что ответишь, когда не оседает треклятая пыль, мешает
определить результаты взрыва. Хорошо, если риск оправдал себя, а если
нет? Голову снимут. Взрыв на Луне! Действительно, "так можно всю Луну
испортить".
Странное дело, больше всех возражал против взрыва не кто иной, как
его любимец Сережа Лазебников. Едва кончилось совещание, этот
вундеркинд давай ломиться в радиоотсек - передать свое особое мнение
на Землю, "пока не поздно". Хорошо еще, догадался Шипулин заранее
отправить Сашу Сашевича со строжайшей инструкцией: никого в отсек не
пускать и ничего к передаче не принимать. Михаил Михайлович ждал
подвоха от кого угодно, но не от Сережи. Думал, Петя Тяпкин жаловаться
будет, скандал подымет, а он стащил у доктора лошадиную дозу
снотворного и до сих пор спит, делайте, мол, что угодно, только без
меня!
До старта спасательной экспедиции с Земли оставалось немногим
более трех часов. Дальнейшее промедление становилось опасным. Гришаев
там бесится, с этим ЧП все его честолюбивые планы лопнули. Рвет и
мечет. Чего доброго, рискнет еще покинуть директорский кабинет, явится
сюда собственной персоной. Тьфу, тьфу, тьфу, спаси и избави! Но что же
эта проклятая пыль? Прогремевшая в дискуссиях и воспетая поэтами
лунная пыль? Никто не ожидал, что она может висеть сутки, думали, за
час-другой осядет.
Шипулин еще раз пробежал списочек убытков, причиненных взрывом.
Искорежен один вездеход, оставленный растяпой водителем в опасной
зоне. Конечно, вездеход пустяк - если на Земле. На Луне его ценность
подскакивает в тысячу раз: "плюс транспортные расходы". Опрокинулась
грузовая ракета, к счастью, уже почти разгруженная. Взорвался от
детонации погребок с остатками взрывчатки - правда, взрывчатки там
оставалось сущие пустяки. Вмятины, царапины на ракетах не в счет.
Вообще, удача все спишет.
А вдруг неудача? Вдруг его гипотеза, подтвержденная десятками
фактов, выверенная и перепроверенная, все-таки не подтвердится? К
черту! Стоит ли думать о грозящих ему "оргвыводах"? Если исследователь
будет ломать голову над проблемой, как посмотрит начальство на тот или
иной его шаг, - не останется ни сил, ни времени для науки. В конце
концов, самый большой ущерб от взрыва - переживания Ольги. Она-то ведь
ничего не знает. Существовала бы телепатия, тогда проще, тогда напряг
бы все душевные силы и передал ей одной: "Не волнуйся, родная, никаких
ЧП нет, все в порядке, просто твой старик темнит, проворачивая
очередную авантюру".
Шипулин взглянул на часы: пора. Пыль еще не осела, хотя и стала
пореже. Сейчас будет дан сигнал общего сбора, и двинутся вездеходы к
центру гигантского искусственного кратера. Чудаки бурильщики,
предлагали ломиться в стену, когда непременно должна быть дверь. Но
если она окажется не на дне воронки, а совсем в другом месте? Тогда,
значит, интуиция обманула его, тогда пора подавать в отставку.
Люди в скафандрах начали вываливаться из люков базы, в шлемофоне
послышалась вибрация от моторов вездеходов. Шипулин опасливо встал -
опять ноги показались длинными и ватными, как на ЛН-5, хотя система
искусственной гравитации действовала исправно. "Нервы, нервы, -
отметил он. - Расклеиваюсь. Расклеивается, Оленька, твой старик, на
пенсию пора, на Землю, цветочки поливать. А его лунное притяжение не
отпускает..."
Четыре вездехода двинулись к кратеру. На трех сидели люди,
четвертый пыхтел под тяжестью прожектора, снятого с грузовой ракеты.
Как пригодился бы сейчас пятый вездеход!
Шипулин сидел у смотрового стекла головной машины. Гребень нового,
первого на Луне искусственного кратера приближался. Вездеход колотило
на камнях, Михаил Михайлович вцепился в поручни и почти прилип лбом к
стеклу. Вот кабина поднялась на гребень, перекачнулась в сторону
кратера, и стало видно бездонную черную дыру глубиной в добрых 350
метров. На дне ее не было ни единого блика.
- Прожектор! - скомандовал он хрипло.
Вниз свалился ослепительно белый столб, уперся в стену воронки,
дрогнул, стал падать ниже, ниже, почти вертикально, и вдруг поблек в
свете ответного, казалось, еще более яркого луча. Вглядываясь в него,
Шипулин сощурился до боли в уголках глаз и сразу различил покатую
сверкающую сферу, на которой в самом центре луча новеньким пятачком
выделялся...
- Люк! Вход! - раздалось в шлемофоне сразу несколько не то
восторженных, не то испуганных голосов.
"Выдержала оболочка наш взрыв, - почти равнодушно отметил Шипулин.
- Недаром же рассчитывали ее на оборону от метеоритов. Если так не
откроем люк, честное слово, лазером взломаю", - внезапно решил он. И
сразу почувствовал, как ноги вдруг стали расти, вылезли из вездехода,
опустились в воронку и, вытягиваясь и утончаясь, достигли наконец
сверкающей металлической сферы, как корни дерева проросли сквозь люк и
устремились в темноту...
Водитель вездехода видел, как Шипулин отвалился от смотрового
стекла и медленно рухнул на спинку сиденья. Первым его порывом было
свинтить шлем с теряющего сознание начальника экспедиции, но он
вовремя спохватился, что это Луна, и только прокричал в микрофон:
"Врача в головную машину, срочно! Начальнику плохо!"
Когда Шипулину дали кислород, он прошептал спекшимися губами:
- Немедленно... заготовленную радиограмму... на Землю... которая у
Сашки...
6
Люк подался неожиданно легко.
Люди - от волнения, что ли, он даже не видел, кто - уважительно
посторонились, пропуская его вперед и подсвечивая фонариками. Он
первым шагнул в этот чужой мир.
Лестница в десяток широких ступеней вела вниз, в круглый
вестибюль. Здесь вдоль всей стены шли двери, которые бесшумно
раздвигались, едва к ним подходили - столько тысячелетий прошло, а
ничего не испортилось! За каждой дверью была небольшая, человек на
пять, кабина. Внутри кабины громоздились строчка на строчку непонятные
рельефные рисунки. Шипулин пригляделся к ним, но изображения человека
нигде не обнаружил. Может быть, это были и не рисунки, а знаки,
иероглифы.
Он повернул какую-то рукоять на противоположной от входа стенке
кабины - пол под ногами дрогнул и поплыл вниз. "Лифт, - догадался он.
- А как же выберемся? - Оглянулся: в кабине был он один. - Вот так
штука! Увлекся, Михаил Михайлович, увлекся! Ну да ничего, конструкция
вроде бы несложная".
Он спускался довольно долго и все жалел, что не знает скорости
лифта: на какую глубину он опустился? Наконец лифт остановился, дверь
открылась. Это был точно такой же круглый зал, только освещенный
призрачным желтоватым светом. Вглубь вел широкий коридор, и Шипулин
смело пошел вперед. Через две минуты он оказался в другом зале, более
просторном и светлом. На возвышении стояла золотая скульптура,
устремленная вперед и вверх, как бы рвущаяся взлететь обнаженная
женщина держала в руке сверкающую острыми лучами звезду. Женщина была
очень похожа на земную...
В какой-то пустой комнате он остановился у вмонтированного в стену
матового рефлектора, и сразу в голове его начала складываться
таинственная песня...
"Было три дочери у нашего солнца, три родные сестры. Старшую звали
Оуа, среднюю - Аэу, младшую - Юиа. И когда поняли три сестры, что
умирает их отец и уже не сможет обогревать их своим теплом, собрали
они Объединенный Совет Мудрецов. Двадцать лет думали мудрецы и
порешили: лететь, искать себе новое солнце, очень похожее на наше, и
планеты, чтобы можно было на них жить и чтобы не угас в веках разум
человечества, родивший великое Знание. И порешили: не строить для
полета искусственных сооружений, ибо дороги они и ненадежны, а
обуздать подходящую малую планету, поселить внутри ее три человечества
трех планет-сестер, разогнать до нужной скорости и покинуть родное
солнце, чтобы в неизведанных дебрях Бесконечного обрести новое солнце
и новую жизнь. И нашли такую планету, называлась она Л'Уна, и за сто
лет построили внутри ее все необходимое для, жизни четырех миллиардов
людей в течение трехсот поколений и для защиты в пути от полчищ
летающих глыб и смертельных для всего живого лучей, видимых и
невидимых, и двинулись в путь в тридцать две тысячи восемьсот тридцать
пятом году, рискуя либо потерять все, либо все обрести заново..."
"Передача мысли, - догадался Шипулин. - Это еще успеется, надо
дальше, дальше, надо найти что-то самое главное, найти тайну этого
космического Ноева ковчега. Кстати, если они разгоняли свою планету до
третьей космической скорости, должны же где-то быть дюзы. Может, то,
что мы принимали за кратеры, вулканического происхождения, и есть дюзы
двигателей? А все остальные кратеры - от встречных метеоритов? Боже,
как просто!"
Он торопился, во многие помещения вовсе не заглядывал, в другие
заглядывал мимоходом, пытаясь определить, для чего они предназначены.
Быстро, почти бегом, миновал большой плавательный бассейн, полный
воды. За стеклянными стенами плескались золотые рыбки. Отвернул и
снова прикрыл кран водопровода, из которого потекла тоненькая струйка,
и вовсе не удивился, что все еще действует и водопровод, и
электричество, и кондиционирование воздуха. Он попробовал на секунду
свинтить шлем - воздух был нормальный, немного тепловатый, с запахом
пыли и нагретого металла. "Какой же энергией они пользовались, чтобы
столько веков продержаться внутри планеты? Ладно, это выяснится
позднее, а пока вперед, вперед!"
Он пошел дальше, уже без шлема, идти было легко и приятно, и чем
дальше, он шел, тем вкуснее и прохладнее становился воздух. Вскоре он
обнаружил, что, коридор не прямой, а закругленный, с едва заметным
уклоном. Ему представилась спираль, бесконечно спускающаяся вниз, к
центру планеты. Так можно было идти много дней, и он свернул в один из
боковых коридоров. Здесь располагались крохотные каютки, видимо,
жилые: в ковчеге было тесновато, как в коммунальной квартире годов
детства его бабушки. Он бродил по запутанным проходам и тупичкам,
стараясь запомнить дорогу назад или хотя бы не потерять ориентировки.
Откуда-то смутно повеяло запахом роз...
Вдруг в полутьме мелькнуло что-то. Чья-то тень? Шипулин побежал за
нею, свернул налево и снова увидел что-то черное, нырнувшее в люк на
полу. Когда он подбежал к люку, легкая крышка его, неплотно прикрытая,
все еще подрагивала. Не раздумывая, Шипулин откинул крышку и прыгнул в
темноту люка. Здесь явственно пахло розами. Он нащупал ногами крутые
ступени и начал осторожно спускаться по узкой винтовой лестнице.
Темнотища была беспросветная, хоть глаз выколи.
"Отстану, - с досадой прошептал Михаил Михайлович, - ему каждая
ступенька знакома, а я..." И тут же поймал себя на мысли, что думает о
НЕМ как о совершенно реальном существе. Да неужели ОНИ могли жить в
трех шагах от нас, внутри Луны, когда их, космических братьев по
разуму, надеялись найти лишь где-то далеко, в неведомых глубинах
Вселенной? Но надо быть логичным: куда же они могли подеваться, раз
прилетели к нам? Четыре миллиарда не пустяк, чтобы исчезнуть
бесследно. Неужели все погибли? А может, они - это мы?!
"Слушай, Шипулин, - представился ему оживленный голос Гришаева,
сидящего в знаменитом кресле у себя в кабинете. - Если они выбирали
себе планету для заселения, то ведь наверняка побывали и на Марсе, и
на Венере. Вдруг они стали марсианами и живут там, внутри? А может, с
ними связана катастрофа Атлантиды? И все древние легенды о космических
пришельцах и богах? Вот это да! - Гришаев даже подскочил в кресле,
настолько изумила его самого эта мысль. - Эх ты, Шипулин, Шипулин! Ты
способный человек, но ты узкий практик. Как же раньше не пришла тебе в
голову эта идея?!"
Шипулин усмехнулся и ответил с ехидцей, которой Гришаев, кажется,
не уловил: "Мне всегда не хватало твоей окрыленности. Но на этот раз
твоя гипотеза недостаточно безумна, чтобы быть истинной. Самая
безумная - вот она: и Луна, и Пояс астероидов, и всемирный потоп, и
гибель Атлантиды, и Тунгусский взрыв, и все прочее - свидетельства
разных контактов с разными космическими путешественниками! Чуешь:
Вселенная перенаселена, и десятки делегаций были у нас в гостях, и все
оставили свои следы. А мы, на Земле, - истинные робинзоны. Упрямые,
заскорузлые, нелюбопытные робинзоны. И главный робинзон - ты,
Гришаев!"
Гришаева перекосило, и он вместе с креслом исчез из-за стола
директора института - как ветром сдуло. "Ну наконец-то выдал я ему!" -
с удовлетворением подумал Шипулин.
...Ступеньки мелькали под ногами, он торопился, торопился и
чувствовал, что уже настигает того, в лицо ему уже веяло ветерком от
движения того. И вдруг Шипулин с ужасом обнаружил, что под ногами нет
ничего. Неизвестно на какой высоте лестница оборвалась. В детстве он
часто видел это во сне: он спускался по крутой винтовой лестнице в
полной темноте, и вдруг лестница обрывалась.
Он рухнул вниз... но ничего не произошло. Он оказался в новом
полутемном коридоре, рванул первую попавшуюся дверь - и замер. В
небольшой опрятной комнате стояла на столе золотая критская ваза,
точно такая же, как у него, только побольше. Он взял ее в руки и
прочел древнегреческий текст: "Летели двести поколений, и вот планета
цветущая".
Пораженный этим новым открытием, он неосторожно выронил вазу, и
она разлетелась мелкими осколками, словно была стеклянная. В двери
соседней комнаты появился человек. Увидев Шипулина, он изумленно
попятился.
- Кто вы? - спросил человек на чисто русском языке.
- Я - Шипулин.
- Извините, вы что-то путаете, - смущенно возразил человек. - Дело
в том, что Шипулин... это я.
Шипулин пригляделся и понял, что перед ним стоит он сам, он,
Шипулин, похожий как две капли воды, только иначе, по-домашнему
одетый. Шипулин не поверил, почему-то ему показалось, что перед ним
зеркало, и он тронул лицо незнакомца. Лицо было теплым, чуть влажным и
отпрянуло под его рукой.
- Не может быть, чтобы вы были Шипулин! Наверное, вы меня
разыгрываете, - сказал он. - Это невероятно. Невероятно, чтобы во
Вселенной случались такие парадоксы!
- В чем же вы усмотрели тут парадокс? - обиделся тот, второй. - Я,
слава богу, вот уже пятьдесят семь лет ношу эту фамилию, и у меня нет
оснований отказываться от нее...
- Да нет, вы не так меня поняли; - смутился Михаил Михайлович. -
Просто я хочу, чтобы вы как-то доказали мне свое существование. Я,
видите ли, еще не могу поверить. Я нездешний... приезжий... и, сами
понимаете... Может, опять какие-нибудь ваши лунные фокусы, вроде
передачи мысли... передачи образа...
Но тот, другой, не слушал, он подошел к двери соседней комнаты и
тихо позвал:
- Оленька, поди-ка сюда, скажи этому типу, кто я!
Из двери вышла Ольга, совсем настоящая, совсем такая, какою он
видел ее в последний раз перед отлетом на Луну. Она обняла того,
другого, положила голову ему на плечо и сказала нежно:
- Это Шипулин, Михаил Михайлович, мой самый любимый человек.
Никому его не отдам!
- Ольга! - крикнул Шипулин в бессильном отчаянии. - Ольга, вот же
он я...
- Ольга... - слабо простонал Шипулин.
Врач Шестой Лунной склонился над ним.
- Что, Михаил Михайлович?
- Скажите вы ему... - прошептал Шипулин.
Врач вытер пот на его лбу.
- Бредит, - одними губами произнес Саша Сашевич. - Лучше ему?
- Хуже! - отрезал врач. И отвернулся.
...В этот самый момент Димка из отряда буровиков с помощью ручного
лазера открыл наконец входной люк лунного бункера и, оттиснув кого-то
плечом, первым шагнул в неизвестное.
7
Ольга уже все знала, но еще не верила ничему. Не хотела верить;
потому что об этом сказал ей Гришаев.
И вот - газета.
"НОВОЕ ОТКРЫТИЕ УЧЕНЫХ".
"Луна - не сестра и не дочь - Земли. Луна - падчерица Земли".
"ИССЛЕДОВАНИЯ ГОРОДА ВНУТРИ ЛУНЬ! ПРОДОЛЖАЮТСЯ".
"...таким образом, подтвердилась гипотеза ряда советских и
зарубежных ученых о том, что..."
"...немедленно направить в район работы Шестой Лунной научной
экспедиции три пассажирских и семь Грузовых ракет из резерва
Президиума Академии наук для форсирования работ..."
"...В связи с ходатайством Академии наук кратеру Б-046-20, где был
обнаружен вход в подземный лунный город, присвоить наименование КРАТЕР
ОЛЬГА..."
Она все выдержала бы. Но это... Две капли упали на газетный лист.
Прямо на кратер ее имени.
"Согласно последней воле доктора ШИПУЛИНА МИХАИЛА МИХАЙЛОВИЧА тело
его захоронить на Луне близ кратера Ольга".
По радио скорбно звучал Бетховен. Соната "14 до-диез минор.
"Лунная". Его любимая...
______________________________________________________________________
Сканиpовал Еpшов В.Г. Дата последней редакции: 27/01/99
