модульного бессмертия предлагает четкую программу действий. Еще
раз хочу подчеркнуть, что ни один шаг программы не предполагает
использования пока что не известных нам законов природы.
Бессмертие может быть осуществлено на основе уже имеющихся
научных знаний. С другой стороны, это конечно не означает, что
в случае открытия новых природных явлений, их нельзя будет
использовать в проекте. Например, если удастся доказать
существование телепатии и познать ее законы, то возможно, что
технология биоинтерфейса, построенная на основе этого открытия,
будет более простой и совершенной. Однако даже если выяснится,
что телепатии не существует, биоинтерфейс все равно будет
создан - на основе уже известных законов природы. То
обстоятельство, что проект не зависит от такой случайной и
непредсказуемой вещи как научное открытие, говорит о том, что
время пришло.
Самая фантастическая и самая желанная мечта человечества
вот-вот начнет свое удивительное превращение в реальность. Кто
не понимает этого, кто думает что это "всего лишь" научная
фантастика, просто слеп. Он ослеплен неосознанной завистью к
бессмертным. "Всего лишь" научной фантастики не бывает, есть
лишь плохая фантастика, и истинная научная фантастика, то есть
та, которая явно формулирует глубинные желания человечества,
которая является связующим звеном между желанием и
действительностью. Застойная, предбарьерная эпоха свела
фантастику к некоей интеллектуальной игре, когда высосанным из
пальца будущим символически зашифровывают настоящее. Отсюда и
появилось представление о "всего лишь" фантастике, как о чем-то
неспособном изменить нашу жизнь, обреченном быть лишь
комментарием к ней. Между тем, истинная научная фантастика -
это не комментарий к нашей жизни, а средство ее преобразования,
важнейшая часть Генератора Желаний. Она превращает загнанные в
подсознание запретные желания в осознанную общественную
потребность, а это есть первый шаг к созданию новой техники.
Первопричиной всех по настоящему глубоких и прочных
изменений в жизни людей всегда была новая техника. Социальные
перевороты могут лишь ускорить или затормозить ее прогресс, но
сами по себе они не способны преобразовать общество. Общество,
вдребезги разбитое социальной революцией, очень скоро
производит самосборку и возрождается под иным именем, с иными
людьми, но с прежней структурой. Единственной силой,
противостоящей этой тенденции является новая техника. Только
она может предложить людям новые условия жизни, и только новые
условия жизни могут подвести фундамент под изменения
общественных отношений.
Тысячелетиями сторонники социально-психологического решения
проблем, все эти моралисты и философы, пытались изменить жизнь
людей, вгоняя ее в прокрустово ложе некоего идеала - морального
или социального. Они пытались создать какого-то "нового
человека" - либо путем морального самоусовершенствования, либо
путем переустройства общества, либо тем и другим вместе. Все
эти проповедники всегда представляли себя радетелями за благо
человечества, этакими гуманистами, но они никогда не были
способны принять человека, всего человека, таким, каков он
есть. Они пытались разъять человека на "хорошую" и "плохую"
половины, абсолютизировали, возводили в идеал одни качества, и
отрицали другие. Они пытались изменить человеческую природу, и
потому их усилия были обречены на провал.
Техника же всегда принимала человека целиком, таким каков
он есть, и находила разумный компромисс между интересами
общества и эгоизмом индивида. Соединяла несоединимое. Насыщала
волков, оставляя целыми овец. Одним словом делала невозможное
возможным. Среди движущих сил развития техники всегда были и
лень, и зависть, и жадность и стремление к могуществу, так же
как и любознательность, и сострадание ближнему. Сила техники в
том, что она не отрицает человеческую природу, а опирается на
нее. Только так - не отрицая человеческую природу, а признавая
ее всю, можно внести по настоящему глубокие и прочные изменения
в жизнь людей. Не надуманный идеал, а действительные
наклонности людей - вот единственный реальный источник
развития.
Движение же к идеалу раньше или позже оборачивается обманом
- ханжеством, лицемерием и стремлением выдать желаемое за
достигнутое. И такой конец неизбежен, ибо желаемое нереально, а
нереально оно потому, что противоречит природе человека. Вот
почему на протяжении истории то здесь, то там на земном шаре
вспыхивали новые идеалы, зажигали, вели за собой людей, но
через несколько поколений тускнели, меркли и долго потом тлели,
поддерживаемые бюрократическим аппаратом, рожденным в ранние
годы идеала для его охраны и поддержания. (т.е. в те годы,
когда идеал, казалось бы, меньше всего нуждался в охране).
Тысячелетиями учения и философские системы рождались и
умирали, а техника неумолимо продолжала развиваться.
Предбарьерные эпохи замедляли ее развитие, но она преодолевала
барьеры. В основном это происходило благодаря влиянию
противников, находившихся по другую сторону барьера. Но
нынешняя предбарьерная эпоха - особая. По другую сторону
барьера находится Космос, которого нам еще только предстоит
превратить в достойного противника. Единственной силой, которая
еще может заставить нас взять этот барьер, оказывается такая
эфемерная вещь, как мечта, страстное желание невозможного. Но к
несчастью, сегодня эта сильнейшая пружина человеческой души
разъедена ржавчиной "сознательности" и "реализма".
И вот здесь я возвращаюсь к тому, с чего начал эту книгу.
Место нашего поколения в истории. Мы росли с Великой Мечтой о
мире, в котором труд не будет больше делать из человека машину,
и он, трудившийся не разгибаясь, наконец разогнется и посмотрит
вокруг, и увидит богатый чудесами, неисчерпаемо многоцветный
мир, и все ошеломляющее многообразие этого мира будет
принадлежать ему; с Мечтой о мире, в котором нет больше ни
болезней, ни старости, ни смерти; с мечтой о мире, в котором
человек, глядя на звездное небо, не будет больше чувствовать
себя ничтожным муравьем, ползающим по комку грязи, затерянному
в бездне Космоса, и называемому планетой Земля, а станет
чувствовать себя хозяином всего этого - всех этих планет,
звезд, галактик, всей этой бескрайней Вселенной. Эта Мечта была
достаточно безумна для того, чтобы стоило попытаться ее
осуществить.
Сегодня я смотрю на своих сверстников и вижу как гибнет
десант, высаженный двадцать первым веком в век двадцатый, как
теряется вера в Великую Безумную Мечту. Может быть это
произошло потому, что нас забросили слишком далеко в этот
несовершенный XX век, и тот, кто должен был бы стать капитаном
звездолета, сегодня сидит в какой-нибудь конторе и перебирает
ненужные бумажки, а тот, кому было предначертано потрясти мир
великим открытием, каждый день вытачивает на станке одну и ту
же деталь.
Я написал эту книгу, потому что хочу, чтобы они поняли:
верить в Великую Безумную Мечту - не такое уж бессмысленное
занятие, как может показаться на первый взгляд. Наша вера
неизбежно проявится в наших поступках. Поступки эти могут быть
незначительными, но в условиях неустойчивости любая мелочь
может перевесить чашу весов в пользу того или иного из двух
возможных будущих. Говорят, в Америке одна сеть кабельного
телевидения собирается отправить на Марс марсоход,
оборудованный телекамерами, чтобы вести прямую трансляцию
марсианских пейзажей. Иными словами, телезрители своей
абонентной платой будут оплачивать фундаментальные космические
исследования. Насколько мне известно, это первый случай
самоокупаемости фундаментальных исследований. Но чтобы из
исключения это превратилось в правило, чтобы наука принадлежала
народу точно также, как ему принадлежит искусство, т,е. чтобы
народ точно так же финансировал науку, как он финансирует
искусство, покупая билеты в кино, театр или на выставку,
необходимо, чтобы люди прониклись Великой Безумной Мечтой.
Точно также, как Джоконда - это всего лишь портрет какой-то
женщины для человека, который ничего не слышал ни о Леонардо,
ни о эпохе Возрождения, ее истории и ее идеалах, марсианский
пейзаж - это всего лишь груда камней для человека не
понимающего того, что такое Космос, символом чего он является.
Точно так же, как от человека, не знающего истории, скрыто
духовное содержание искусства, так и человеку, потерявшему
Великую Безумную Мечту, недоступно духовное содержание науки и
техники. Ибо ни один символ не может быть понят вне контекста.
Культурно-исторического контекста - в случае искусства;
контекста нашей мечты о будущем - в случае науки и техники.
Для того, чтобы научно-технический прогресс не остановился
навеки перед межпланетным барьером, необходимо чтобы освоение
космоса превратилось в такое же выражение вовне внутреннего
мира человека, как скажем, написание картины или исполнение
музыкального произведения. Но, повторяю, это подразумевает
публику, готовую купить "билет на освоение космоса" так же, как
она покупает билет на концерт или на художественную выставку.
Публику не потерявшую Мечту. Не в том ли состоит историческое
предназначение нашего поколения, чтобы сохранить Мечту,
очистить ее от ржавчины "сознательности" и "реализма", и
передать ее грядущим поколениям во всем ее сиянии, освещающем
путь техническому прогрессу?
Потерять Мечту значит потерять Будущее. Я написал книгу о
Будущем для того, чтобы показать что именно мы потеряем, если
не осознаем возможностей Будущего. Потеряем именно мы, а не
только наши потомки, потому что мы тоже бессмертны.
Да, да, как это не парадоксально звучит, но самая первая
технология биоинтерфейса была создана по крайней мере 40 тысяч
лет назад, а то, что предлагается в этой книге - всего лишь
более совершенные технологии биоинтерфейса, но отнюдь не самые
первые. Исторически первой технологией обмена информацией между
двумя разными мозгами была устная речь.
Технология эта ужасающе несовершенна. Пропускная способность
этого канала информации по крайней мере в миллиард раз меньше
пропускной способности биоинтерфейса между двумя мозговыми
модулями. Кроме того, этот канал передачи подвергает информацию
жутким искажениям: например, когда передающий мозг сообщает,
что он видел предмет красного цвета, в принимающем мозгу может
возникнуть образ любого оттенка - от алого до малинового, ну а
уж когда доходит дело до абстрактных понятий, они порой
искажаются до своей прямой противоположности.
На протяжении своей истории эта технология подвергалась
дополнениям и усовершенствованиям: чтобы лучше передать от
одного человека к другому информацию о форме и цвете были
изобретены рисунок и живопись, а для передачи информации об
эмоциях была изобретена музыка.
При всем несовершенстве этих технологий, при мизерной
пропускной способности и жутких искажениях, они, как это ни
странно, все-таки работают!
Благодаря рассказам (устным или записанным в книгах) в
каждом из нас живут чувства и мысли людей всех эпох. Нам
кажется, что мы были "там" и "тогда". И в какой-то мере это
так, ведь в результате воспитания, то есть передачи информации
от прошлых поколений, наше сознание состоит из фрагментов
сознаний людей, живших задолго до нас. Они как бы продолжают
свою жизнь, воспользовавшись нашими мозгами как мозговыми
