одновременно, все смешано. И медленно двигавшиеся рты пытались сказать
ему, что оно хочет погрузить щупальца в его уши. Смешать его с собой,
вытрясти его мозги, стать им, использовать его. Потому что все, что он,
Тоби, есть - это простая вещь для употребления, одно мясо. Просто для
употребления.
Маленькая зеленая лодка.
Полная Успокоительного Порошка.
Плыть не спеша и разбрасывать, плыть и бросать.
В самые недра этой твари, с ее чудовищными буграми, нависающими над
ним, Джек налил бензин. Мимо пучков недвижных питонообразных отростков.
Мимо многих других отвратительных и жутких черт этого существа, которые
он не осмеливался рассматривать, потому что надеялся когда-нибудь снова
заснуть.
Он дрожал при мысли о том, что единственное, что сдерживает этого
демона - маленький мальчик с его живым воображением.
Может быть, когда все будет сказано и сделано, воображение признают
самым могучим из всех орудий. Именно воображение человеческой расы
позволило ему возмечтать о жизни вне холодных пещер и о возможном
будущем на других планетах.
Он поглядел на Тоби. Такой бледный под отблеском луча фонаря. Как
будто его маленькое лицо вырезано из чистого мрамора. Внутри него,
должно быть, буря чувств, он напуган почти до смерти, но внешне все еще
остается спокойным, отстраненным. Его тихое выражение лица и
мраморно-белая кожа были реминисценциями прекрасных священных фигур на
кафедральном алтаре. И он действительно был их единственным спасением.
Внезапная вспышка активности тронула Дарителя. Волна движения
пробежала по щупальцам.
Хитер судорожно и тяжело задышала, а Харлан Моффит выронил свою
полупустую канистру с бензином.
Другая волна, сильнее чем первая. Ужасные рты открылись так, как
будто закричали. Жирное, влажное, отвратительное движение.
Джек повернулся к Тоби.
Страх исказил спокойное лицо мальчика, как будто тень от боевого
самолета прошла над летним лугом. Но она мелькнула и пропала. Его черты
опять застыли в покое.
Даритель стал снова недвижным.
- Быстрее! - сказала Хитер.
Харлан настоял на том, что выйдет последним. Он разольет хвост
бензина к тому месту во дворе, где им будет безопасно поднести спичку к
горючему. Зайдя в переднюю комнату, он наткнулся на мертвеца и его
хозяина.
Никогда в своей жизни он не был так напуган. Он не удивился бы,
обнаружив, что испортил прекрасную пару вельветовых брюк. Никаких особых
причин, по которым он мог захотеть выйти последним, вроде бы не было. Он
мог оставить это дело и полицейскому. Но та тварь, там, внизу... Он
подумал, что, наверное, решил стать тем парнем, который спускает
предохранитель из-за Синди, Люси и Нэнси. Из-за всех соседей по Иглз
Руст. Из-за того, что только увидев это существо смог осознать, как
сильно он любил их, гораздо сильнее, чем думал раньше. Даже тех, которых
раньше терпеть не мог, - миссис Керри из "Обедов", Боба Фалькенберга из
"Хенсенс Фид энд Грейн". Он жаждал увидеть их снова, потому что внезапно
ему показалось, что у него с ними целый мир общего и так много, о чем
можно поговорить! Сколько же нужно пережить, что же надо увидеть, чтобы
напомнить самому себе о том, что ты человек.
Папа чиркнул спичкой. Снег вспыхнул. Змейка огня побежала назад через
открытую дверь флигеля.
Черное море поднялось и покатилось.
Маленькая зеленая лодка. Плыть и бросать. Плыть и бросать.
Взрывом выбило стекла и даже сорвало некоторые щиты фанеры побольше,
которыми были забиты окна. Жар проделал трещины в каменной стене.
Море было черное и жирное, как грязь. Обугленное и полное ненависти,
желающее потопить его. Зовущее его прочь из лодки, из лодки в темноту
внизу, и часть его почти захотела этого. Но он остался в маленькой
зеленой лодке, крепко держась за борт, вцепившись в него ради своей
жизни. И разбрасывал Успокоительный Порошок свободной рукой: тяжесть
падала на холодное море. Он крепко держался и делал то, что был должен
делать, просто то, что он должен!
Позже, когда Хитер и Харлан писали объяснения помощнику шерифа в
патрульной машине, а другие помощники и пожарные рыскали по руинам в
поисках доказательств, Джек зашел с Тоби на конюшню, где все еще
работали электронагреватели. Некоторое время они просто смотрели через
полуоткрытую дверь на падающий снег и время от времени один из них
гладил Фальстафа, когда тот особенно настойчиво терся о ноги.
Наконец Джек спросил:
- Оно погибло?
- Может быть.
- Ты не знаешь точно?
- Очень близко к концу, - сказал мальчик, - когда оно сгорало, оно
сделало из себя маленьких червячков, злых тварей. И они пошлы через
стены погреба, пытаясь выбраться из огня. Но может быть, они все тоже
сгорели.
- Мы должны отыскать их. Или не мы, а военные и ученые, которые будут
здесь уже скоро. Можем попытаться отыскать их всех до одного.
- Потому что оно может вырасти снова, - сказал мальчик.
Снег теперь не шел так сильно, как всю ночь и утро. Ветер тоже
утихал.
- Ты как, приходишь себя? - спросил Джек.
- Да.
- Уверен?
- Таким, как раньше, я никогда уже не стану, - сказал Тоби
торжественно, - таким же нет... Но я в порядке.
Джек подумал, что так оно и есть, вот их жизненный путь. Кошмар
изменяет нас, потому что мы не можем его забыть. Мы прокляты своей
памятью. Это приходит, когда мы достаточно взрослые, чтобы понять, что
существует смерть и то, что рано или поздно потеряем все то, что любим.
Мы никогда не станем теми же самыми. Но как-то мы в порядке. Продолжаем
жить.
За одиннадцать дней до Рождества они перевалили через Холмы Голливуда
и спустились в Лос-Анджелес. День был солнечный, воздух необычно чист, а
пальмы величавы.
На заднем сиденье "эксплорера" Фальстаф ерзал от окна к окну, озирая
город. Иногда он пофыркивал, обнюхивая воздух, как будто пробовал город
на запах.
Хитер очень хотела увидеть Джину Тендеро, Альму Брайсон и стольких
друзей, старых соседей. Она чувствовала, что возвращается домой после
года, проведенного в чужой стране, и ее сердце переполняла радость.
Их дом не был совершенством. Но это был их единственный дом, и они
могли надеяться сделать его получше.
Той ночью зимняя луна целиком выплыла на небо, и океан заблестел
серебром. 12
11
