Другая глазница была пуста, частично прикрытая расщепленным веком и
болтающимися концами ниток. Внезапно кончик щупальца вывалился из
черепа. Отростки, похожие на усики черноморской анемоны, задергались
оживленней, как будто подстегнутые усилившимся морским течением.
Существо снова полезло вверх.
Спички!
Маленькая картонная коробочка деревянных спичек. Она нашла ее.
В двух ступенях от площадки Даритель тихо засвистел.
Хитер раскрыла коробок, чуть не высыпав все спички. Они зашуршали
друг о дружку и о картон.
Существо преодолело еще одну ступеньку.
Когда мама сказала ему идти в спальню, Тоби не понял, что она имела в
виду, - свою спальню или его. Он хотел убраться как можно дальше от
того, что со скрипом поднималось по парадной лестнице. Поэтому бросился
в свою спальню в конце коридора, хотя и остановился пару раз и оглянулся
на Хитер, даже чуть было не вернулся к ней.
Не хотел оставлять ее там одну. Ведь она была его мама. Он не видел
всего Дарителя, только виток щупалец, пролезший в щель парадной двери,
но знал, что тот гораздо больше, чем то, с чем она может справиться.
Для него оно тоже слишком велико, поэтому он решил забыть о том,
чтобы что-то сделать. Он и думать о каком-либо действии не осмеливался:
знал, что нужно делать, но для этого был слишком испуган. Это в порядке
вещей, потому что даже герои иногда боятся. И прямо сейчас он был
уверен, что не обезумел ни на каплю, потому что был напуган очень
сильно. Так сильно, что хотел писать. Эта штука была похожа на
Терминатора и Хищника, и на пришельца из фильма "Чужой". На акулу из
"Челюстей", на велоциратопса из "Парка Юрского Периода" и на многих
других монстров одновременно. Может быть, он тоже герой, как сказал его
папа, даже если не чувствует себя таким. Но если он и был им, то не мог
совершить то, что, как понимал, был должен совершить.
Он добрался да конца коридора, где стоял, дрожа и скуля, Фальстаф.
- Ну давай, приятель, - сказал Тоби.
Он прошел мимо собаки в спальную комнату, где уже горел свет, потому
что они с мамой зажгли все лампы в доме, прежде чем папа ушел, хотя за
окном еще был день.
- Выходи из коридора, Фальстаф. Мама хочет, чтобы нас в коридоре не
было. Давай!
Первое, что он заметил, когда отвернулся от собаки, что дверь на
заднюю лестницу была распахнута. А должна была быть заперта. Они же
сделали здесь крепость. Папа забил нижнюю дверь, но и эта тоже должна
быть закрыта на замок. Тоби подбежал к ней, и захлопнул ее. Завернул
замок, и почувствовал себя чуть уверенней.
Фальстаф все еще бы у двери и не заходил. Он прекратил выть.
Он рычал.
Джек был у выезда с ранчо. Он решил слегка отдохнуть после первой и
самой напряженной части пути.
Вместо мягких хлопьев, снег падал жгучими кристаллами, градинами,
размером с крупинку соли. Ветер мощно швырял их в него, и они больно
жалили, попадая в незащищенный лоб.
Дорожная бригада уже успела побывать здесь по крайней мере один раз,
потому что четырехфутовая стена отброшенного снега высилась у самой
арки. Он перебрался через нее ползком на сельскую двухполосную дорогу.
Пламя вспыхнуло на головке спички.
На секунду Хитер замерла, ожидая, что взорвется и воздух, но тот не
был насыщен испарениями в концентрации, необходимой для возгорания.
Паразит и его мертвый хозяин взобрались еще на одну ступеньку,
очевидно, не подозревая об опасности. Или уверенные, что ее вообще нет.
Хитер отступила назад, из зоны вспышки, и бросила спичку.
Продолжая отступать, пока не уперлась спиной в стену коридора,
наблюдая, как пламя бьется в арке перед лестничной шахтой, она была так
внезапно охвачена шквалом маниакальных мыслей, что разразилась почти
судорожным лаем безумного смеха. Мрачным ослиным криком, который грозил
закончиться густым рыданьем:
- Сжигаю свой собственный дом! Добро пожаловать в Монтану: прекрасные
виды, ходячие мертвецы и твари из других миров! А вот и я, огонь! Можете
сгореть в аду, сжигаю свой собственный дом, и не нужно делать это в
Лос-Анджелесе, другие устроят это там за тебя... УУУШ!
Пропитанный бензином ковер взорвался пламенем так, что языки
рванулись до потолка. Огонь не разошелся по лестничному колодцу: просто
вдруг стал повсюду. Одновременно на стенах и перилах, на всех ступенях и
подъемах.
Жалящая волна жара добежала до Хитер, заставив ее зажмуриться. Она
должна немедленно отодвинуться от пламени, иначе горячий воздух может
обжечь кожу. Но ей надо остаться и посмотреть, что случится с Дарителем.
Лестница стала адом. Ни одно человеческое существо не смогло бы выжить
там дольше нескольких секунд.
В этом пожаре мертвец и живая тварь стали единой темной массой и
поднялись еще на ступеньку. И еще. Ни крики, ни стоны боли не
сопровождали этот подъем. Только рев и треск яростного огня, который
теперь вырвался-с лестницы и забрался в верхний коридор.
Когда Тоби запер дверь и отвернулся от нее, а Фальстаф зарычал а
пороге открытой двери, оранжево-красный свет вспыхнул в холле за псом.
Его рычание перешло в вопль удивления. Вспышку сменили мерцающие фигуры
света, которые затанцевали на стенах - отблески пламени.
- Тоби понял, что его мама подожгла пришельца. Она была смелая, она
была умная! Как будто горячий поток надежды пронизал его тело.
Затем заметил вторую странность в спальне. Занавески вокруг его
кровати в нише были задернуты.
Он оставил их раздвинутыми, оттянутыми по обе стороны от алькова.
Закрывал их только на ночь или когда играл. Этим утром он их открыл, и с
тех пор у него не было времени для игр.
Воздух пах чем-то мерзким. Он не заметил этого сразу, потому что
сердце сильно колотилось, и долго дышал ртом.
Двинулся к кровати. Один шаг, другой.
Чем ближе он подходил к нише, тем хуже становился запах: был похож на
вонь на задней лестнице в первый день, когда они осматривали дом. Но на
этот раз намного отвратительней.
Тоби остановился в нескольких шагах от кровати. Напомнил себе, что он
герой. Для героев нормально бояться, но даже когда они боятся, им нужно
что-то делать.
Стоя у двери, Фальстаф сходил с ума.
Асфальт проглядывал в нескольких местах, обнаженный ветром, но
большая часть дороги была покрыта двухдюймовым слоем свежего порошка.
Многочисленные кучи снега, отброшенные чистилками, сливались в единую
стену на обочине.
Судя по этим знакам, Джек решил, что бригада заезжала в эти места
едва ли не два часа назад, возможно и не более полутора часов. Они
запаздывали со следующим рейсом.
Он повернул на восток и поспешил к поместью Янгблада, надеясь
встретить снегочистильщиков, прежде, чем уйдет далеко. Если у них
большой дорожный грейдер или солеразбрасывающий грузовик с плугом для
снега впереди, или то и другое, то найдется и микроволновый передатчик.
Он постарается убедить в том, что его история не просто бред
сумасшедшего и заставит их отвезти его в дом, чтобы забрать Хитер и
Тоби.
А сможет ли он убедить их? Черт, у него ведь есть дробовик! Конечно,
если придется, он просто вынудит их! Бригада сделает полумильную дорожку
до самой двери ранчо Квотермесса чистой, как совесть монашки, пусть и с
саркастическими ухмылками на их лицах с начала до конца. Они веселы,
маленькие защитники Белоснежки, поющие: "Хей-хо, хей-хо, мы выходим
поработать!" Если это все, что он от них хочет, - расчистить?
Пожалуйста!
Каким это не было невероятным, но существо на лестнице показалось еще
более гротескным и жутким в мрачных объятьях огня, охваченное дымом.
Страшнее, чем когда она могла видеть его ясно. Пришелец приблизился еще
на одну ступеньку. Тихо-тихо. Еще на одну. Он поднимался в пламени с
высокомерием его Величества Сатаны, совершающего ежедневный выезд из
ада. Тварь горела, или, по крайней мере какая-то часть тела Эдуардо
Фернандеса была съедена огнем, но омерзительный демон взобрался еще на
одну ступеньку выше. Теперь он был почти на самой верхней площадке.
Хитер не могла больше ждать. Жар был невыносим. Она уже и так слишком
долго выставляла лицо и, вероятно, очень скоро оно запузырится от
ожогов. Голодный огонь обжирал потолок коридора, облизывая планки на
верху. Ее положение становилось опасным.
Кроме того, Даритель не собирался валиться вниз в самое пекло, как
она надеялась. Он достигнет второго этажа и откроет ей свои объятья,
протянет пучок горящих рук, пытаясь обвиться вокруг нее и стать ею.
Сердце заколотилось еще неистовей. Хитер поспешно отступила на
несколько шагов к коридору к красной канистре с бензином. Подхватила ее
одной рукой. Должно быть, израсходовала три галлона из пяти.
Она оглянулась.
Чудовище вышло с лестницы, в коридор. И труп и Даритель были в огне.
Не просто тлеющая шишка обугливающейся материи, но ослепительная колонна
бурного пламени, как будто их сплетенные тела были сделаны из сухого
трухлявого дерева. Некоторые длинные щупальца извивались и бились, как
кнуты, разбрасывая струи и комки огня, которые падали на стены и пол,
поджигая ковер и обои.
Когда Тоби шагнул еще раз к закрытой занавесками нише, Фальстаф
наконец ворвался в комнату. Пес пересек ему дорогу и гневно залаял,
предупреждая о необходимости отступить.
Что-то шевелилось на кровати за занавесками, терлось о них, и каждая
последующая секунда была для Тоби как час, как будто он оказался в
замедленном кино. Спальный альков - как сцена для кукольного спектакля:
совсем чуть-чуть осталось до начала представления. Но вовсе не Панч и не
Джуди готовились к выходу, не Кукла и не Олли, и не один из Маппетов,
никто из тех, кого можно встретить на "Улице Сезам". Было ясно, что
начинающаяся программа не будет веселой, никакого смеха во время этого
странного представления не услышишь. Тоби захотелось закрыть глаза и
загадать, чтобы это, на кровати, исчезло. Может быть, тварь-гость
перестанет существовать, как только забыть о ней? Снова нечто задвигало
занавесками, выпячивая одну из них, словно говоря "Привет, Малыш!"
Может, оно только и живет верой в него, людей, точно так же, как в Тинки
из "Питера Пэна". Так что если закрыть глаза и хорошенько представить
себе кровать пустой, воздух - благоухающий свежеиспеченным печеньем,
тогда этого больше гам не окажется, и ничто не будет вонять. План не был
совершенным. Может быть, это был даже весьма глупый план, но, по крайней
мере, хоть что-нибудь. Он должен что-то сделать или сойдет с ума, потому
что не может сделать больше ни единого шага к кровати, и не потому, что
ретривер блокировал путь, а потому что был так напуган. Просто оцепенел.
Папа ничего не говорил о том, что герои цепенеют на месте. Или о том,
что их рвет. Героев когда-нибудь тошнит? Потому что чувствовал, что его
сейчас вытошнит. Он не мог убежать, потому что убежать - значит
повернуться спиной к этой кровати. Он не сделает этого, не сможет. Это
означает, что закрыть глаза и пожелать, чтобы это исчезло, - это
все-таки план, лучший и единственный. Если бы не то препятствие, что он
не мог уже целую вечность закрыть глаза!
Фальстаф оставался между Тоби и альковом, но повернулся мордой к
тому, что бы там ни скрывалось. Тоже застыл, не лая. Не рыча и не скуля.
Просто ожидая, оскалив зубы, дрожа от страха, но готовый сражаться.
Рука выскользнула из-за занавески, и вытянулась вперед. Это была
почти что голая кость в мятой перчатке морщинистой кожи, покрытая
плесенью. Конечно, такое не может существовать, если вы не верите в это,
потому что такое более невозможно, чем Тинки, в миллион раз невозможней.
