Когда доктор Бат узнал, при каких обстоятельствах в лагерь проникли грабители, его сразу встревожило совсем другое. Он отдал на сохранение Ишмаэлу увесистые фолианты и несколько ящиков, набитых образцами растений и останками животных. И в его проницательном уме тотчас же вспыхнула мысль, что такие хитрые воры, как сиу, никак не упустили бы случая овладеть столь бесценным сокровищем. Сколько Эллен ни уверяла его в обратном, ничто не могло унять его тревогу, и они разошлись, он - спеша успокоить свои подозрения и страхи, она - проскользнуть так же быстро и бесшумно, как раньше прошла мимо него, в одинокий и тихий шатер.
Глава 7
Куда девалась половина свиты?
Их было сто, а стало пятьдесят!
Шекспир, "Король Лир"
Уже совсем рассвело над бесконечной ширью прерии, когда Овид вступил в лагерь. Его неожиданное появление и громкие вопли из-за предполагаемой утраты сразу разбудили сонливую семью скваттера. Ишмаэл с сыновьями и угрюмый брат его жены поспешили встать и при свете солнца, теперь уже достаточном, постепенно установили истинные размеры своих потерь.
Ишмаэл, крепко стиснув зубы, обвел взглядом свои неподвижные перегруженные фургоны, поглядел на растерянных девочек, беспомощно жавшихся к матери, сердитой и подавленной, и вышел в открытое поле, как будто в лагере ему стало душно. За ним последовали сыновья, стараясь в мрачных его глазах прочитать указание, что им делать дальше. Все в глубоком и хмуром молчании поднялись на гребень ближнего холма, откуда открывался почти безграничный вид на голую равнину. Ничего они там не увидели - только одинокого бизона вдали, уныло пощипывающего скудную жухлую траву, а неподалеку - докторского осла, который, очутившись на свободе, спешил усладиться более обильной, чем обычно, трапезой.
- Вот вам! Оставили, мерзавцы, смеха ради одну животину, - сказал, поглядев на осла, Ишмаэл, - да и то самую никчемную. Трудная здесь земля, молодцы, не для пахоты, а все-таки придется добывать тут пищу на два десятка голодных ртов!
- В таком месте больше толку от ружья, чем от мотыги, - возразил старший сын и с презрением пнул ногой твердую, иссохшую почву. - В этой земле пусть ковыряется тот, кто привык есть на обед не кукурузную кашу, а нищенские бобы. Пошли ворону облететь округу - наплачется она, пока что-нибудь сыщет.
- Как по-твоему, траппер, - молвил отец, показывая, какой слабый след оставил на твердой земле его здоровенный каблук, и рассмеялся злым и страшным смехом, - выберет себе такую землю человек, который никогда не утруждал писцов выправлением купчих?
- В лощинах земля тучней, - был спокойный ответ старика, - а ты, чтобы добраться до этого голого места, прошел миллионы акров, где тот, кто любит возделывать землю, может собирать зерно бушелями взамен посеянных пинт, и вовсе не ценою слишком уж тяжелого труда. Если ты пришел искать земли, ты забрел миль на триста дальше, чем нужно, или на добрую тысячу не дошел до места.
- Значит, там, у второго моря, можно выбрать землю получше? - спросил скваттер, указывая в сторону Тихого океана.
- Можно. Я там видел все, - отвечал старик. Он уткнул ружье в землю и, опершись на его ствол, казалось, с печальной отрадой вспоминал былое. - Я видел воды обоих морей! У одного я родился и рос, пока не стал пареньком вот как этот увалень. С дней моей молодости Америка сильно выросла, друзья. Стала огромной страной - больше, чем весь мир, каким он мне когда-то мнился. Около семи десятков лет я прожил в Йорке - в провинции и штате. Ты, наверное, бывал в Йорке?
- Нет, не бывал я, в города не наведываюсь, но я часто слышал о месте, которое ты назвал. Это, как я понимаю, широкая вырубка.
- Широкая! Слишком широкая. Там самую землю покорежили топорами. Такие холмы, такие охотничьи угодья - и я увидел, как их без зазрения совести стали оголять от деревьев, от божьих даров! Я все медлил, пока стук топоров не стал заглушать лай моих собак, и тогда подался на запад, ища тишины. Я проделал горестный путь. Да, горестно было идти сквозь вырубаемый лес, неделю за неделей дышать, как мне довелось, тяжелым воздухом дымных расчисток! Далекая это сторона, штат Йорк, как посмотришь отсюда!
- Он лежит, как я понимаю, у той окраины старого Кентукки; хотя, на каком это расстоянии, я никогда не знал.
- Чайка отмахает по воздуху тысячу миль, пока увидит восточное море. Но для охотника это не такой уж тяжелый переход, если путь лежит тенистыми лесами, где вволю дичи! Было время, когда я в одну и ту же осень выслеживал оленя в горах Делавара и Гудзона и брал бобра на заводях Верхних озер. Но в те дни у меня был верный и быстрый глаз, а в беге я был легок, что твой лось! Мать Гектора, - он ласково глянул на старого пса, прикорнувшего у его ног, - была тогда щенком и так и норовила броситься на дичь, едва учует запах. Ох и выпало мне с пей хлопот!
- Твоя гончая, дед, стара. Пристрелить ее - самое было бы милосердное дело.
- Собака похожа на своего хозяина, - ответил траппер, как будто пропустив мимо ушей жестокий совет. - Ей придет пора умереть, когда она больше не сможет помогать ему в охоте, и никак не раньше. На мой взгляд, в мире есть для всего свой порядок. Не самый быстроногий из оленей всегда уйдет от собаки, и не самая большая рука держит ружье тверже всякой другой. Люди, взгляните вокруг: что скажут янки-лесорубы, когда расчистят себе дорогу от восточного моря до западного и найдут, что рука, которая может одним мановением все смести, уже сама оголила здесь землю, подражая им в их страсти к разрушению. Они повернут вспять по своей же тропе, как лисица, когда хочет уйти от погони; и тогда мерзкий запах собственного следа покажет им, как они были безумны, сводя леса. Впрочем, такие мысли легко возникают у того, кто восемьдесят зим наблюдал людское безумие, - но разве они образумят молодца, еще склонного к мирским утехам? Вам, однако, надо поспешить, если вы не хотите изведать на себе всю ловкость и злобу темнолицых индейцев. Они считают себя законными владельцами края и редко оставляют белому что-нибудь, кроме его шкуры, которой он так похваляется, если смогут нанести ему ущерб. Если смогут! Пожелать-то они всегда пожелают!
- Старик, - строго спросил Ишмаэл, - к какому ты принадлежишь народу? По языку и по лицу ты белый, а между тем сердцем ты, похоже, с краснокожими.
- Для меня что один, что другой - разница невелика. Племя, которое я любил всех больше, развеяно по земле, как песок сухого русла под натиском осенних ураганов; а жизнь слишком коротка, чтобы наново приноровиться к людям чуждого уклада и обычая, как некогда я свыкался с племенем, среди которого прожил немало лет. Тем не менее я человек без всякой примеси индейской крови, и воинским долгом я связан с народом Штатов. Впрочем, теперь, когда у Штатов есть и войска ополчения, и военные корабли, им нет нужды в одиночном ружье старика на девятом десятке.
- Раз ты не отказываешься от своих соплеменников, я спрошу напрямик: где сиу, которые угнали мой скот?
- Где стадо буйволов, которое не далее как прошлым утром пантера гнала по этой равнине? Трудно сказать...
- Друг! - перебил его доктор, который до сих пор внимательно слушал, но тут нашел необходимым вмешаться в разговор. - Для меня огорчительно, что венатор, или, иначе, охотник, столь опытный и наблюдательный, как вы, повторяет распространенную ошибку, порожденную невежеством. Названное вами животное принадлежит в действительности к виду Bos ferus или Bos sylvestris как счастливо назвали его поэты, - вид совершенно отличный от обыкновенного Bubulus <Буйвол (лат.).>, хотя и родственный ему Слово "бизон" здесь более уместно, и я вас настоятельно прошу его и применять, когда в дальнейшем вам понадобится обозначить особь этого вида.
- Бизон или буйвол - не все ли равно? Тварь остается та же, как ее ни называй, и...
- Позвольте, уважаемый венатор: классификация есть душа естествознания, ибо каждое животное или растение непременно характеризуют присущие ему видовые особенности, каковые и обозначаются всегда в его наименовании...
- Друг, - сказал траппер немного вызывающе, - разве хвост бобра станет невкусным, если вы бобра назовете норкой? И разве волчатина покажется вкусней оттого, что какой-нибудь книжник назовет ее олениной?
Так как вопросы ставились вполне серьезно и с некоторой запальчивостью, между двумя знатоками природы, из коих один был чистым практиком, а другой горячо привержен теории, мог бы разгореться жаркий спор, если бы Ишмаэл своевременно не положил ему конец, напомнив о предмете более важном для него в тот час.
- О бобровых хвостах и мясе норки можно вести разговор на досуге перед очагом, когда разгорятся в нем кленовые поленья, - вмешался скваттер без всякого почтения к оскорбленным чувствам спорщиков. - Иностранными словами не поможешь - и вообще словами. Скажи мне, траппер, где они прячутся, твои сиу?
- Проще сказать, какого цвета перья у ястреба, что повис вон под тем белым облачком! Когда краснокожий нанес удар, он не станет дожидаться, пока ему уплатят за обиду свинцом.
- Когда твои нищие дикари переловят весь скот, посчитают ли они, что этого с них довольно?
- Природа у людей одна, что у белых, что у краснокожих. Замечал ты, чтобы тяга к богатству после того, как ты снял обильный урожай, стала у тебя слабей, чем была раньше, когда ты имел лишь горсть зерна? Если замечал, значит, ты не таков, каким опыт долгой жизни научил меня считать человека, наделенного обычными страстями.
- Говори попросту, старик, - крикнул скваттер и с силой стукнул о землю прикладом ружья, потому что его тяжелый ум не находил удовольствия в разговоре, ведущемся неясными намеками. - Я задал простой вопрос - и такой, что ты, конечно, можешь на него ответить.
- Ты прав, ты прав! Я могу ответить, потому что слишком часто наблюдал, как люди, подобные мне, не верят, что умышляется зло. Когда сиу соберут весь скот и уверятся, что ты не идешь по их следу, они вернутся забрать, что оставили, как голодные волки - к недоеденной туше; или, может быть, они проявят нрав больших медведей, что водятся у водопадов на Длинной реке, и не станут мешкать, обнюхивая добычу, а сразу хлопнут лапой.
- Так вы их видели, названных вами животных? - воскликнул доктор Батциус, не вступавший вновь в разговор, пока хватало силы сдерживать свое нетерпение; но теперь он приготовился приступить к обсуждению важного предмета и раскрыл свои записи, держа их наготове, как справочник. - Можете вы мне сказать: встреченный вами зверь принадлежит к виду Ursus horribilis? <Медведь ужасный (лат.) - видовое обозначение американского серого медведя, или гризли.> Обладал ли он следующими - признаками: уши - закругленные, лоб - сводчатый, глаза - лишены заметного дополнительного века, зубы - шесть резцов, один ложный и четыре вполне развитых коренных...
- Продолжай, траппер, мы ведем с тобой разумный разговор, - перебил Ишмаэл. - Так ты полагаешь, мы еще увидим грабителей?
