- Да что же ты это наделал, княже? - воскликнул он.
- Как что, я тебя не понимаю?
- Киев по этому договору стал верным рабом Византии, и сам ничего не
выиграл... Что ты получил взамен того, что дал сам?
- Твою дочь Ирину!
- Что моя дочь! Она мне и люба, и дорога, да родина моя для меня
гораздо дороже дочери! И ты будешь держаться этого договора?..
- Как же иначе?.. Я поклялся в этом...
- Ты был ослеплен!
- Не тебе меня учить... Еще раз я говорю тебе, что я - князь...
Всеслав только тяжело вздохнул в ответ на это, но ничего не сказал.
"Не князья, не князья", - еще раз подумал он.
На этом разговор прекратился.
Когда Всеслав оставил князей и ушел к себе, много-много дум бродило в
его голове.
Он приглядывался к Ирине.
Да, она, эта женщина, несомненно - его дочь. В ней узнавал он черты
свои и своей матери. Она походила как вылитая на Зою, но он не знал ее.
Его сердце в отношении Ирины молчало. Она была ему как чужая. Да она, это
видно, вся предана князю Аскольду... Что она ему, в самом деле? Она
вернулась, а Изок там, томится в плену. Нового похода не будет. Это
очевидно. Ведь и договор, позорный для славянства договор, заключен. Нет и
надежды на то, чтобы, помимо князя, поднять поход. Из скандинавов в Киеве
никого не осталось, а славяне за князей. Они не послушаются его, Всеслава,
не пойдут за ним, как шли за своими князьями.
Стало быть, нечего и думать о походе...
Кто же тогда выручит из византийского плена Изока?
И тяжело стало на душе Всеслава.
Припомнилось ему прошлое и прежде всего вспомнился Ильмень...
Там княжит славный Рюрик, этот сокол, пред которым все окрест и
трепещет, и в восторге преклоняется.
Там Рюрик и Олег, этот храбрец из храбрецов скандинавских, не
останавливавшийся ни перед чем, ни перед какой бы ни было опасностью. Он
бы не предал своей земли, не испугался бы обыкновенной бури...
Вот у кого просить защиты... Вот кто поможет освободить Изока. Но
прежде Византии он должен будет придти сюда. Тогда, нет сомнения, и
Аскольд, и Дир погибнут.
Что же!
Погибнут они двое, а не весь народ приднепровский. Договор заключен
ими. Не будет их, и Киев будет свободен от договора... и Изок будет
освобожден. Другое дело, если бы он вернулся, ну, что ж тогда?.. Тогда еще
можно было бы примириться, как ни тяжело, с положением дел, а теперь,
теперь - нет...
До утра продумал Всеслав и, чем дальше он думал, тем все более и
более укреплялся в своих мыслях.
Весь следующий день проходил он мрачнее осенней темной ночи.
На возвратившуюся дочь он не обращал никакого внимания, как будто ее
никогда не существовало для него.
Ирина только и могла, что мельком видеть этого сурового, мрачного
человека, которого все вокруг называли ее отцом.
Она боялась его.
На расспросы княгини, что такое с Всеславом, Аскольд отвечал только
одно:
- Об Изоке скучает! Он думал, что мы возвратим ему твоего брата.
Но Аскольду и самому становилось жалко своего любимца; они столько
лет провели вместе, что сжились невольно, и теперь князь понимал, что
никто иной, как он, виновник его тайных страданий.
А Всеслав, между тем, надумал все...
- Княже, долго мы жили с тобой, вместе хлеб-соль водили, - явился он
к нему, - но теперь прости: не слуга я тебе больше.
- Как! Что? - встревожился Аскольд.
- Так, ухожу я, прости!
- Куда же ты идешь?
- На все четыре стороны, - уклончиво ответил Всеслав.
14. НА ИЛЬМЕНЕ
В Киев редко приходили вести с великого озера славянского.
Но если бы они приходили чаще, то Аскольд и Дир узнали бы о той
тяжелой борьбе, которую пришлось выдержать с ильменскими славянами их
бывшему другу Рюрику, ставшему Новгородским князем.
И эта борьба кончилась всецело в пользу единой власти, олицетворенной
для разрозненных и враждовавших племен единым князем.
Рюрик, наконец, стал княжить на Ильмене совершенно спокойно.
Около этого времени появился на Ильмене пришелец из земель
приднепровских.
Его тотчас же узнали и приняли в княжеских хоромах на Рюриковом
городище. Многим он был еще памятен там.
Сам князь тотчас же поспешил принять его к себе.
Да и как было не принять старого товарища - ведь это был Всеслав,
разделявший с Рюриком опасности не одного похода.
Но кто более всех обрадован был появлением Всеслава, так это Олег.
Ведь Всеслав явился недаром.
Он принес долгожданную весточку о тех, кого Олег в глубине своей
могучей души считал изменниками общему делу.
Никак он не мог забыть того, что объявили они русскому князю, которым
они были посланы покорить под его власть земли приднепровские, после того,
как уже осели там.
"Ты будешь конунгом на севере, а мы - на юге, - уведомляли ярлы
Рюрика. - Друг другу мы не помешаем, если же понадобится тебе наша помощь
- можешь на нее рассчитывать; готовы мы вступить с тобой в союз.
Изменниками нас не считай, потому что не давали мы тебе клятвы в верности,
и мы ярлы свободные, ни от кого независимые".
Независимые? Разве он, Олег, зависим от кого-нибудь, кроме уз дружбы?
А он все-таки не изменил.
Еще тогда он предлагал Рюрику пойти и наказать виновных, но тот не
пустил его.
- Нет, мой брат, у нас и здесь слишком много дел. А Киев, рано или
поздно, от нас не уйдет - все равно наш будет, как и вся земля славянская.
Ярлы нам же еще услугу делают - к Киеву дорогу прокладывают. Нам после них
легче будет пройти, потому что они - такие же варяги, как и мы. Поэтому и
оставим их в покое до поры до времени, пусть они там забавляются тем, что
новое княжество на юге основали, все равно их княжество к нам перейдет. Да
и сами ярлы наши, Аскольд и Дир, совсем не люди ратные. Они к тихой,
мирной жизни склонны. Это ты знай!
- Ты прав, мой Рюрик, затаю я до поры до времени думы мои, но потом,
знай, буду просить у тебя позволения разделаться с изменниками по-своему,
- ответил, однако, Олег.
- Придет время, ты пойдешь на юг.
Увы! Во все времена, пока княжил на Ильмене Рюрик, для Олега было
столько дел, что и подумать о новых завоеваниях некогда было, но теперь
пришел с Днепра старый товарищ, который рассказывал нечто невероятное об
Аскольде и Дире...
Олег отказывался верить, чтобы скандинавские ярлы могли так
перемениться, но Всеслав приводил подтверждения, и не верить было
нельзя...
Более всего возмутился Олег тем, что Аскольд не сдержал своей клятвы
и не обратил в развалины Византию; при рассказе же о тех богатствах,
которые скоплены были в Константинополе, глаза норманна загорелись
блестящим огоньком...
- Клянусь Одином, - воскликнул он, - лишь только управится с делами
Рюрик, мы пойдем, Всеслав, на Днепр, и беда тогда изменникам.
Он несколько раз пытался заговорить с Рюриком о Киеве, но тот на все
доводы отвечал только одно:
- Не время еще!
Рюрик полагал, что норманны еще недостаточно укрепились на Ильмене,
чтобы начинать новые походы с целью завоеваний.
Всеславу приходилось ждать...
Но вот Ильмень постигло горе.
Умер тот, кто объединил и укрепил его - Рюрик.
Только тогда народ славянский понял, кого он потерял.
Но не смертным бороться со смертью.
Рюрик был погребен, и его наследником стал его четырехлетний сын
Игорь, а так как он был мал, то вместо него править ильменцами стал Олег.
Теперь он был свободен...
Он мог бы сразу пойти на Днепр, но некоторые недовольные правлением
Рюрика роды приильменские попробовали возмутиться.
Пришлось их усмирить...
Когда же и это дело было окончено, Олег не долго засиделся в
Новгороде; собрав грозную рать, он вместе с Всеславом тронулся на ничего
не подозревавших киевских князей.
15. СМЕРТЬ АСКОЛЬДА И ДИРА
В самом деле, никто в Киеве не подозревал той грозы, которая
надвигалась на него с севера.
Аскольд и Дир - христиане, уже не проводили своего времени в
бесконечных пирах и охотах. Нет, они всеми силами старались ввести в своей
стране ту веру, которую исповедовали сами.
Однако нельзя сказать, чтобы им это удавалось.
Князья не желали действовать силой. Они своим примером, своей жизнью
хотели увлечь за собой народ, но пример действовал далеко не успешно.
Народ оставался равнодушным к верованиям князей и по-прежнему продолжал
поклоняться истуканам.
Однако князья не теряли надежды на успех. Они строили христианские
храмы, учили народ, но народ любил их за кротость, доброту, ласку, однако
не хотел следовать за ними в деле веры.
Так шло время.
Однажды князьям пришли сказать, что у берега Днепра остановилась
пришедшая с севера ладья с купцами, и эти гости, которые говорили
по-славянски, желали бы, чтобы Аскольд и Дир спустились к ним, посмотрели
их товары и приняли дары.
Такие посещения не были редкостью в Киеве.
Благодаря его князьям, все чаще и чаще прибывали в столицу южного
славянского союза заезжие гости. Они торговали на славу. Товары их, порой
малоценные, с большой выгодой обменивались на товары приднепровские. Гости
и киевляне были довольны, а последние были рады прибытию купцов.
Заходили в Киев гости и с севера - с Ильменя...
К ним всегда выходили князья, подробно расспрашивали их о том, что
происходит на великом озере славянском. Приблизительно они знали все, что
там происходило...
Видя, что Рюрик ничего не предпринимает против них, Аскольд и Дир
успокоились. Они уверились, что северный владыка вполне примирился с
мыслью о разделе славянских земель и вовсе не желает идти на них войной,
как они предполагали в первое время.
Но вдруг гости с севера исчезли и исчезли как-то сразу. Об Ильмене не
стало ни слуху, ни духу, и князья обрадовались, когда узнали о прибытии
ладьи оттуда...
Не подозревая ничего дурного для себя, Аскольд и Дир, в сопровождении
всего только нескольких слуг, поспешили на зов.
Ладья была как ладья - обыкновенная купеческая, ничего в ней
подозрительного не было, одно только казалось странным, что она стала в
некотором отдалении от пристани, в месте глухом и безлюдном.
Казалось, тут купцам нечего было бы делать.
Однако князья не обратили на это внимания и подошли к самой ладье.
А, между тем, если бы только могли они знать, что таит в себе эта
ладья и еще несколько стоявших в отдалении стругов, они не оставили бы так
спокойно свои палаты...
Несмотря на свой невинный вид, эта ладья таила в себе гибель Аскольда
и Дира...
Долгие годы полнейшей безопасности сделали когда-то безумно храбрых
ярлов до нельзя беспечными, лишили их прежней наблюдательности...
Они не заметили в своей беспечности, что ладья несет на себе живой
товар...
Их притупившийся слух не расслышал тихого бряцанья железа, тихо
раздававшегося где-то внутри ладьи.
Оба они сгорали нетерпением узнать, что делается на Ильмене, как
живет их старый друг и соратник Рюрик.
Но если князья были беспечны, то их приближенные, сопровождавшие их в
очень, правда, небольшом количестве, вдруг прониклись чувством
инстинктивного страха.
- Ох, князья, - шептали то Аскольду, то Диру их спутники, -
необыкновенная эта ладья.
- Как необыкновенная? Что такое?
- Таких ладей у заезжих гостей не бывает!
- Варяжская эта ладья, - будто в поход какой собралась...
- И добра на ней не видно...
- Гости приезжали, так ладьи-то у них до верху всяким добром
нагружены, а тут только донышко прикрыто...
