я спросил прокурора-криминалиста прокуратуры Ставропольского края А.
Платонова: кого они не трогали по делу о нападении на дежурную часть
Курского РОВД из возможных связей Калоева? Проходил ли по этому делу Ко-
каев? Нет, отвечает он. В деле нет сведений о том, что угон автомашины
связан именно с нападением на Курский РОВД. К тому же Кокаев в то время
работал в милиции.
Для того чтобы окончательно определиться в наличии связи между этими
двумя преступлениями, совершенными 8 лет назад, я решил Кокаева, который
сидит по приговору в одной из колоний, неожиданно, без всяких объяснений
этапировать в московский следственный изолятор.
Принимая решение поработать именно с Кокаевым, я исходил из того, что
все остальные возможные участники из числа связей Калоева уже многократ-
но допрашивались, и никакой неожиданности для них вызов на допросы не
представлял бы. Кокаев же, если он был участником нападения на Курский
отдел милиции, был уязвим, поскольку не знал о возобновлении следствия,
о показаниях Калоева и других лиц, находившихся на свободе. Он имел лишь
одну судимость и в настоящий момент с нетерпением ожидал конца своего
срока. Ранее он работал в органах милиции, и потому разговаривать с та-
кими людьми значительно легче. Работники милиции все-таки знают основы
законодательства, следствия и, как правило, не уходят в глухое, катего-
рическое отрицание всего. Если же он не является участником той банды,
то, будучи близкой связью Калоева на свободе, он мог бы, при нормальном
контакте с ним и установлении доверительных отношений, дать круг лиц
возможных участников того нападения. И даже в случае, если и Калоев не
является участником, помог бы выяснить, у кого был взят пистолет. Други-
ми словами, расширить круг возможных участников нападения.
Расчет строился и на том, что Кокаев спокойно отбывал свое наказание
и, вероятно, за 8 лет совершенно успокоился. А тут появляются двое мили-
цейских подполковников и забирают его в Москву. Уже сам этот факт не мог
не воздействовать на него. Если он участник, то должен был немедленно
вычислить логически: где-то что-то прорвалось. Если же не участник, то
все равно понимал, что разговор с ним пойдет в очень высокой инстанции,
куда случайно не доставляют. Удобство же операции заключалось в том, что
он уже был осужден, а этапирование осужденного из колонии в СИЗО для
проведения следственных действий по другому делу - явление нормальное и
не противоречащее законодательству. Поработаем с ним месяц-другой и вер-
нем в колонию отбывать свое наказание. Напомню, что в запасе у следствия
был обнаруженный на угнанной и сожженной машине отпечаток пальца Кокае-
ва.
Однако мы понимали, что в ответ он мог выдвинуть свою версию об обс-
тоятельствах оставления отпечатка на автомашине. Ведь данных о том, что
украденная в Кабардино-Балкарии автомашина была задействована в нападе-
нии, мы не имели. И рассуждать по этому поводу могли чисто теоретически.
Угон мог быть совершенно не связан с преступлением. С другой стороны,
оперировать фактом наличия отпечатка пальца Кокаева на бардачке тоже бы-
ло трудно. Прошло 8 лет. Сам по себе угон машины предусматривал наказа-
ние сроком на год-два. Он мог сказать: да, ехал, но бросил, а отчего за-
горелось, не знаю. Или, находясь в ту пору на милицейской службе, ехал
на грузовике, даже не подозревая, что он украден. А позже, ночью, будучи
в Моздоке, узнал о том, что совершено жуткое злодеяние. Как, впрочем, и
все в городе, и на Северном Кавказе, и во всей стране. Словом, этот факт
мог послужить лишь одним из поводов для разговора, не более. Если начать
разговор с отпечатка пальца, он моментально мог узнать, что кроме этого
отпечатка против него ничего нет.
Кокаев был доставлен в Москву, и я вместе с оперативным работником
угрозыска приехал в Бутырку.
Сложность ситуации заключалась в том, что следствие никак не могло
докопаться до смысла преступления. Ворвались, разбудили спящих милицио-
неров, расстреляли их, взломали сейф и унесли два автомата без рожков.
Это оружие два года спустя было обнаружено при спуске воды в пойме Терс-
коКумского канала. Но с какой целью совершено это преступление, его мо-
тивы?
Я избрал такую тактику разговора. Речь вести только вокруг факта на-
падения, широко известного в стране. При этом следует отметить, что дво-
им подполковникам, которые этапировали Кокаева, было сказано: ни в какие
объяснения не вдаваться. Будет спрашивать: зачем меня везут? По какому
делу? Отвечать: столь высокая инстанция, как Генеральная прокуратура,
просто так не вызывает, и обычного заключенного подполковники не сопро-
вождают, и вообще - сам должен знать, зачем и по какой причине. И все.
Первый допрос с этого и начался: а почему я здесь? Я отвечаю: а вы
как думаете? Почему вдруг понадобилось доставить сюда одного из миллиона
осужденных, отбывающих наказание? Сами должны знать, что за вами есть.
Малый оказался разговорчивым. При всех его попытках узнать, чем рас-
полагает против него следствие, ответы были одинаковы: вы лучше знаете,
почему доставлены сюда. И в данной ситуации у него было два варианта:
либо занять позицию борьбы со следствием, либо открыться. Но сам факт
доставки его в Москву и разговора с представителем Генеральной прокура-
туры должен был сказать ему многое. Скажи мы ему про отпечаток пальца,
наверняка получили бы одну из вышеприведенных версий. Но речь у нас шла
обезличенно лишь о том, что следствию очень многое известно и надо, как
это ни тяжело, рассказывать обо всем, что произошло, от начала до конца.
А что произошло на самом деле, не знал ни я, ни остальные следственные
работники.
К концу первого дня допроса мне показалось, что Кокаев знает, в связи
с чем его привезли сюда. И находится в очень сильных раздумьях по поводу
того, что же все-таки известно следствию. А дел, как показало дальнейшее
расследование, за бандой числилось немало: разбойные нападения, угон ма-
шин, квартирные кражи и кражи скота, наконец убийства милиционеров. Но
мы ведь еще не знали дел этой банды, которая, как выяснилось, орудовала
в регионах Северного Кавказа 18 лет. Допрос завершился его фразой: "Мы
продолжим наш разговор завтра, а я за ночь подумаю".
Следующий день начался с его вопросов: чем располагают следователи и
о чем конкретно идет речь? Мы же говорили о тяжести совершенного, наме-
кая ему о необходимости вернуться к событиям восьмилетней давности. Не
называя конкретно Курского райотдела милиции, подводили его к этому фак-
ту. И в какой-то момент он вдруг задал вопрос: "А что, они хотят меня
сделать паровозом?"
Это был действительно трудный, тяжелый момент противостояния, когда
он подавленно молчал, а я всячески пытался нагнетать атмосферу, объяс-
няя, какой бывает расклад при групповом преступлении, когда кого-то мо-
гут и к стенке поставить, кто-то может получить меньше, кто-то больше.
Он же знал, что Калоев имел уже четыре судимости, Гуриев - пять, сам же
он всего одну - по бытовой драке. И я говорил, что он, как бывший работ-
ник милиции, имеет какие-то шансы смягчить свою участь. Но не называл
при этом ни одной фамилии. Словом, стремился ему показать, что лед давно
уже тронулся и что он может внести лишь некоторые коррективы в свою
пользу. И он, видимо, понял, что вытащили его сюда с такой помпой пос-
ледним. И сказал: "Я буду говорить".
"Вы человек грамотный, - ответил я, - поэтому пишите все подробно са-
ми".
Повторяю, мы не знали ни кто совершал преступление, ни его мотивов.
Если бы я имел ответ на этот вопрос, я мог бы углубляться в ситуацию,
создавать конструкцию преступления. Но коль скоро мы ничего этого не
знали, все зависело от того, что он напишет.
Он попросил тетрадь и ручку. Попросил также, чтоб надзиратели не ме-
шали ему.
Шла тяжелейшая для меня ночь. Утром, это был третий день, он вручил
мне пять-шесть листов бумаги - заявление на имя Генерального прокурора
России, так называемую в обиходе "явку с повинной", хотя это далеко не
явка.
Читаю с удивлением.
"Где-то в сентябре - октябре 1978 года ко мне домой приехал Гуриев и
попросил поехать с ним, пояснив, что меня ожидают ребята... Привез на
окраину леса, здесь я увидел Гусова и Калоева. Калоев сказал, что у них
есть ко мне серьезный разговор. Далее его повел Гусов, который сказал,
что они долго подбирали нужного человека и остановились на мне. Предуп-
редили, что я могу отказаться. Я принял решение и согласился, хотя пони-
мал, что дальше речь пойдет о совершении преступления... В начале 1979
года я узнал, что идет подготовка к нападению на отделение банка в ста-
нице Курской Ставропольского края. Что там можно завладеть деньгами в
сумме не менее двух миллионов рублей. Калоев уже бывал в банке, произво-
дил там разведку, знает, где и что располагается. В банк можно будет
легко проникнуть, взломав двери, а сейфы с деньгами вскрыть при помощи
газосварочного аппарата. Я спросил, в чем будет заключаться моя роль, и
он ответил, что я здоровый, сильный парень, умею водить машину, которую
нужно будет еще угнать..."
Я тороплюсь читать дальше, не понимая, при чем здесь банк? И зачем
убивать работников милиции? Оказывается, когда группа была уже сформиро-
вана и найдено для ее участников оружие, украден сварочный аппарат для
разрезания сейфов, угнана машина и в кузов заброшена шпала, с помощью
которой, как тараном, они собирались вышибить двери, уточнено время при-
воза денег и так далее, Кокаев, уже по дороге в Курскую, сказал: "А ведь
я, как работник милиции, знаю, что банк находится на сигнализации, кото-
рая выведена в дежурную часть. Едва мы начнем взламывать дверь, она сра-
ботает, явится наряд и всех нас повяжут как миленьких".
Поэтому уже на ходу было принято решение сперва ликвидировать дежур-
ную часть, после чего штурмовать банк. Командовал операцией тот, кто це-
лый год разрабатывал ее, - Калоев. Потом - Гуриев. Как всегда бывает в
таких случаях, пытаясь принизить свою роль, Кокаев писал, что все время
повторял: может, не надо убивать. Но был уже повязан ситуацией. Такова,
впрочем, психология каждого преступника. Словом, сотворили все это они,
а он был в роли пассивного наблюдателя.
Когда расстреливали милиционеров, из двери КПЗ на непонятный шум выг-
лянул находившийся там дежурный, увидел убийц и захлопнул дверь. Было
принято решение немедленно ликвидировать и его как свидетеля. Но дверь
не поддавалась, а выстрелы в дверной глазок не достигали цели. Дежурный
сумел спрятаться от их выстрелов за угол. Когда же по его приказу задер-
жанные, находившиеся в КПЗ, стали ломать двери камер, сработала звуковая
сигнализация - "комар" на крыше РОВД.
Дальнейшее Кокаев объяснял так. Взвыла сирена, и они поняли, что ни о
каком нападении на банк теперь не может быть и речи. Тогда, с целью иск-
лючительно самозащиты на тот случай, если сейчас сюда прибудет помощь,
они взломали сейф и взяли автоматы. Машину они перегнали за Терско-Кумс-
кий канал и сожгли, автоматы без рожков выбросили в канал за ненадоб-
ностью, к тому же опасались встречи с гаишниками. На страховавших их
"Жигулях" уехали в Моздок и спокойно разошлись по домам.
Прочитав написанное, я сделал вид, что все это мне было известно еще
до нашей встречи. И в тех местах заявления, где чувствовалось, что Кока-
ев явно привирает в свою пользу, вслух отмечал: "Ну, это не совсем
так... А это мы будем уточнять..." Затем я взял протокол и в течение
двух дней без передышки допрашивал его. И тут из него полились, как из
рога изобилия, эпизоды преступной деятельности банды. Все было очень
подробно записано.
По окончании допросов я доложил о ситуации прокурору России и попро-
сил разрешения принять дело в производство на время закрепления хотя бы
