- Каких именно?
- Эта волшебная атмосфера - особенно свечи, твоя новая квартира. -
Краешком глаза он уловил ее улыбку. - И ты. Я совсем не бесчувственный.
- Я знаю, - согласилась Элисон, беря его за руку. - Все так и было
задумано. Чтобы ты растаял, нужно просто немножко потрудиться.
- Немножко?
- Да нет, пожалуй, как следует. Майкл улыбнулся.
- А ты неплохо меня знаешь.
- Я давно тебя знаю.
Он коснулся губами молочно-белой кожи ее руки.
- Слишком давно.
- Это как понимать?
- Достаточно, чтобы научиться управлять моими эмоциями.
- А у меня это получается?
- Вполне.
Они посидели молча. Тишину нарушало лишь тиканье часов да
потрескивание поленьев в камине.
- Странно, - заговорила Элисон, - с того момента, как самолет
приземлился в нью-йоркском аэропорту, я не могла вынести даже мысли о
доме. А сегодня вспомнила все четыре месяца. И осталась совершенно
спокойной.
- Ничего удивительного в этом нет.
- Почему?
- Ты просто успокоилась. Я это чувствую. Она прикрыла глаза.
- Когда я прочитала твою записку, я очень расстроилась. И
разозлилась. Я вся была погружена в мечты о нашем воссоединении после
разлуки. Очень романтично, между прочим.
- И полезно. Встреча со мной немедленно сняла бы нервное напряжение.
- Да.. Но тебя не было.
- Прости. Я ничего не мог поделать.
- Дела, - пробормотала она. Майкл кивнул.
- Возможно, это даже хорошо, что я уезжал. У тебя было время как
следует подумать.
- О чем?
- О своей жизни. Она ничего не ответила.
- О том, что значит для тебя смерть твоего отца, - жестко добавил он.
Элисон похолодела.
- Я достаточно передумала. - Она резко отвернулась. Наступила длинная
пауза.
- С этим кончено! - закричала она. Она схватилась руками за голову,
глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Затем улыбнулась,
всеми силами изображая, что ничуть не взволнована.
- Все! Хватит!
Сидя неподвижно, Майкл наблюдал за ней и думал о чем-то своем. Затем
вдруг помрачнел.
- Что-то не так? - спросила Элисон, заметив, как он переменился я
лице, хотя ответ был очевиден. Но он тем не менее ответил:
- Все в порядке.
- Единственное, чему ты так и не научился, Майкл, это лгать мне. Что
не так?
Он поднял на нее глаза и спросил:
- Перечислить все?
- Не понимаю.
Майкл поднялся со стула и не спеша, с бокалом в руке прошелся к
камину. Пошевелил кочергой поленья. Огонь разгорелся ярче.
- Хороший огонь, - сказал он. Наклонился и бросил в камин еще одно
полено Несколько минут он простоял, согнувшись, глядя на пламя. Элисон
спросила, о чем он задумался.
- О разном, - отозвался он. - О людях и домах, о пути к твоему
полному возрождению. - От него не ускользнуло ее замешательство. Часы,
стоявшие позади него, отбили время, примерно через шесть секунд им
вторили часы справа от него. Майкл отметил про себя расхождение. - Твой
отец мертв, - с нажимом произнес он, словно совершая открытие, и снова
замолчал на несколько минут. - Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос -
Он снова сел за стол и пристально смотрел на нее.
- Пожалуйста, - сказала Элисон. Она знала, что этого не избежать, и
лишь удивлялась, что Майкл не начал пытать ее раньше. Она готовилась к
этому весь вечер.
- Почему ты ушла из дома?
Элисон вопросительно взглянула на него.
- Ты знаешь, что я имею в виду! Элисон блуждала взглядом по комнате,
избегая встречаться с ним глазами.
- Я хотела стать фотомоделью, а Нью-Йорк - самое подходящее место для
этого. - Заметно побледнев, она нервно накручивала локон на палец.
- Это мы уже проходили. - Майкл подался вперед. - Я хочу знать
настоящую причину. Причину, по которой ты ВЫНУЖДЕНА была уйти из дома.
Почему за семь лет ты ни разу не навестила свою семью? Почему не
позволила мне поехать вместе с тобой в июле? Мне продолжать?
- Я хотела стать фотомоделью, - монотонно, словно под гипнозом,
повторила Элисон. Он тяжело вздохнул.
- Отец сделал твою жизнь дома невыносимой.
- Да, ты знаешь это.
- И поэтому ты ушла из дома.
- Если тебе угодно. - Она отвела глаза. - Что ж, скажем так:
благодаря этому мне легче было покинуть дом Я никогда это не скрывала.
- Есть что-то еще. Какая-то душевная травма. И на этот раз ты скажешь
мне все - Майкл скомкал салфетку и швырнул ее в салатницу. - Твой отец
умер, и таиться больше незачем - Он помолчал, ожидая ответа Элисон
сидела с каменным лицом.
Он продолжил:
- Что-то сделало тебя фригидной! Мы сумели решить проблему в том, что
касается физиологии, но мы так и не добрались до сути вопроса.
Она закосила губу.
- В тысячный раз говорю тебе: я хотела стать фотомоделью, - мягко
произнесла она, но в голосе ее чувствовалось напряжение. Эдисон и сама
не знала, зачем она отпирается и почему не расскажет ему правду. Но с
другой стороны, она столько раз уже повторила ложь, что та как бы
приобрела статус правды. Элисон поморщилась. Впервые вранье вызвало у
нее отвращение. Она многим обязана Майклу; он с ней намучился, прежде
чем сумел разрушить психологический барьер, мешающий ей получать
удовольствие от нормальных отношений с мужчиной.
- Что ж, не хочешь, как хочешь, - сказал он.
- Не понимаю, почему тебе не дает это покоя.
- Ты все прекрасно понимаешь. До тех пор, пока ты не расскажешь мне
правду, между нами что-то будет стоять, и ты не сможешь до конца
избавиться от своего прошлого. Но раз ты еще не готова, я приму версию,
будто ты хотела стать фотомоделью. Но с одной оговоркой: на самом деле я
этому не верю.
- Ты всегда остаешься юристом, - сказала Элисон, в очередной раз
убеждаясь в неспособности Майкла вести разговор, не впадая в риторику.
- Тем и интересна профессия адвоката: берешь факты, перемешиваешь их,
добавляешь немного соли и перца и приходишь к выводу, что основной
ингредиент как раз и отсутствует.
- Или изобретаешь что-нибудь, чего там и в помине не было. - Элисон
взяла со стола веточку сельдерея и начала с ожесточением рвать ее на
части.
- Никогда, - резко ответил Майкл. Он сидел, выпрямившись, и барабанил
пальцами по скатерти. - Я не терплю домыслов. Логика, только логика.
- И все же тратишь девяносто процентов времени на пустые размышления.
- Я никогда не размышляю впустую. - Майкл достал из кармана тонкую
сигару и закурил, откинувшись на спинку стула. Он пристально смотрел на
Элисон, его правое веко дергалось, выдавая волнение - Противно смотреть
на то, как ты лжешь самой себе.
- Майкл, я...
- Да? Говори.
- Мне нечего говорить, - отрезала она. - Не надо больше вопросов,
пожалуйста. Не мучай меня.
Несколько минут он смотрел на нее. Затем взял ее за руку, лицо его
потеплело.
- Забудь все, что я сегодня говорил, - попросил он. Но в голосе его
еще звучали обвинительные нотки.
- Хорошо, Майкл, - сказала Элисон и отвернулась.
- Я говорю серьезно. - Майкл взял бутылку вина, встряхнул ее, чтобы
проверить, осталось ли там что-нибудь, разочарованно поставил обратно и
побрел на кухню.
Он возвратился с новой бутылкой бордо и со штопором.
- Знаешь, который сейчас час? - спросил он, вытаскивая пробку из
бутылки.
- Нет, - ответила Элисон, не желая смотреть на часы.
Майкл разлил вино по бокалам.
- Три часа, если верить правым часам. - Он виновато улыбнулся. - И
примерно три пятьдесят девять и пятьдесят четыре секунды, если верить
левым. - Он сделал глоток из своего бокала и замолчал.
- Не знаю уж почему, но я люблю тебя, - прошептала Элисон, поднимаясь
со стула. Она подошла к Майклу, присела к нему на колени и ласково
обняла его. - Черт тебя побери...
Он бросил выразительный взгляд в сторону спальни, она, улыбаясь,
смотрела на него, затем встала и медленно пошла по направлению к двери.
Майкл взял со стола бокалы и бутылку и подошел к камину разворошить
дрова, чтобы они быстрее прогорели.
- Кто это? - спросил он, снимая с полки фотографию.
- Брат Герберта Гувера, - рассмеялась Элисон. Поднеся снимок ближе к
глазам, он покачал головой и произнес:
- Не будь смешной. Это вовсе не брат Герберта Гувера.
- Это зависит от угла зрения, - ответила она, расстегивая пуговицы на
блузке.
- Кто это?
- Чарльз Чейзен. Он поднял брови.
- Сосед сверху. Из квартиры 5-Б. Нанес мне визит вместе с кошкой и
попугаем перед самым твоим приходом.
Майкл продолжал изучать снимок.
- Какую-то кошку я видел, - сообщил он, облокачиваясь о каминную
полку.
Элисон вопросительно посмотрела на него.
- Черная с белым. Она бежала вверх по лестнице.
- Это Джезебель, - сказала Элисон. - Странно, что Чейзен разрешил ей
разгуливать по зданию одной. Он так трясется над ней и над птицей.
- Сколько ему лет?
- Думаю, под восемьдесят, плюс-минус пять лет.
- Немного не в себе?
Она с сожалением кивнула.
Майкл разглядывал фото со всех сторон.
- Его физиономия здорово смахивает на чернослив. Рассердившись,
Элисон подошла к камину.
- Очень смешно, - проворчала она, отнимая у него фотографию. Языки
пламени тотчас же заплясали на стекле. - Все, что нужно, он соображает.
- Она поставила снимок обратно на полку. - Он просидев у меня целый час,
рассказывая историю своей жизни. Рассказ, как ты догадываешься, был
весьма содержательным. Жалкое зрелище: маленький старичок, у которого
ничего не осталось, кроме кошки, птицы и воспоминаний.
- Бывает и хуже.
- Не хотела бы, чтобы моя жизнь пришла к такому финалу: просыпаться
по утрам лишь затем, чтобы ждать, когда, наконец, наступит вечер. И
коротать дни за беседой с кошкой. - Элисон протянула руку, коснувшись
плеча Майкла, и сняла с полки камею. - Он думал, Это Герберт Гувер. И я
не смогла разубедить его, - Она погладила рукой резную поверхность. - И
знаешь, я даже рада, что мне это не удалось.
Майкл тихонько взял ее за подбородок и поцеловал в переносицу.
- Почему бы нам не поговорить о нем как-нибудь в другой раз, -
предложил он и принялся расстегивать рубашку.
Элисон улыбнулась и пошла вслед за ним в спальню.
В комнате было темно. Майкл стоял перед большим зеркалом, висевшим
позади кровати. Смутное отражение было почти неподвижным. Лишь редкое
мерцание уличных огней и грациозные движения тела Элисон нарушали покой
неясных очертаний и глубоких теней. Элисон повесила блузку в шкаф справа
от кровати. Никогда еще ее тело не казалось ему столь желанным и
чувственным, как сейчас, в полутьме зеркала.
Он снял рубашку, сложил ее и повесил на спинку стула. Подошел к окну
и начал опускать штору.
- Не надо, - тихо проговорила Элисон, - здесь некому подглядывать.
Майкл выглянул наружу, кивнул и отпустил веревку.
Элисон сбросила с кровати покрывало и легла.
- Ты счастлива? - спросил он.
- Очень.
Майкл снял последнее, что на нем оставалось - коричневые носки, - и
осторожно пробрался к кровати. Обвив рукой ее плечи, он прижал ее к себе
и нежно целовал ей уши и гладил грудь. Внезапно он остановился. Зажег
ночник и нащупал висящее у нее на шее распятие.
- Что это? - спросил он, тяжело дыша.
- Распятие.
- Вижу. Откуда оно у тебя? Элисон перевела дыхание.
- Из комнаты моего отца.
- Не знал, что ты католичка.
- Разве?
Он покачал головой.
- И давно?
- Всю жизнь. - Элисон помолчала, щурясь на свет ночника, затем
протянула руку и выключила его. - Тебе обязательно разговаривать со мной
при свете?
- Элисон, ты никогда... Она не дала ему договорить:
- Последние несколько лет я почти отошла от всего этого. Совсем
отошла.
- Это очевидно.
- Но в детстве я верила.
- А почему перестала?
