забыл, что в этот день открывается охотничий сезон.
Мама расстелила на траве чистую старую скатерть и расставила еду, и
мы освободили от ремешков свои большие черные крылья, но отец сказал, что
надо еще вскипятить чай. Он взял маленькое желтое пластмассовое ведро и
полетел на середину озера, ведь рядом никого не было, а там вода чище, и
тут загремели выстрелы.
Стреляли из лодки в камышах. Два раза, дуплетом. Я видел, как над
дальним концом озера поднялся сизый дымок.
Отец сначала остановился в воздухе, как будто налетел на невидимую
преграду, а потом выпустил ведерко из рук и оно упало в воду и закачалось
ярким поплавком.
Отец не полетел обратно к нам. Если бы он полетел обратно, стрелявшие
люди поплыли бы за ним, а мы сидели недалеко от берега и наши крылья не
были спрятаны под одежду. Поэтому он сумел еще каким-то чудом развернуться
в воздухе и упал сбоку от озера, на опушке леса.
Мы с мамой подбежали туда потом и увидели двух мужчин в телогрейках и
с ружьями в руках. Они стояли над телом отца и зло переговаривались,
оглядываясь по сторонам.
- Зачем ты стрелял? - испуганно шипел мужчина в выглядывающей из-под
телогрейки тельняшке. - С ума сошел!
- Это не человек, - отвечал другой, - пытаясь перевернуть тело носком
сапога на спину, но этому мешали отцовские огромные крылья, сломанные от
удара о землю. - Ты же видишь, это не человек.
- А кто тогда, кто?
- Не знаю, может, пришелец.
Мужчины зарыли отца маленькой саперной лопаткой тут же, на опушке, и
уплыли в своей вертлявой резиновой лодке, а мы еще долго не решались
выбраться из кустов и подойти к могиле.
После этого у меня быстрее стали расти когти.
Совсем не осталось талонов на продукты. Я перерыл все ящики кухонного
стола, но напрасно. Наскреб чуть-чуть пшенной крупы, но совсем нет масла.
И молоко без талонов больше не продают. Вчера мне без талонов не продали
хлеб, а когда я сказал продавщице, что очень хочу есть, она сердито
посмотрела на меня и пообещала позвать милиционера.
Милиционер теперь постоянно дежурит в магазине и тех, у кого нет
талонов, забирает с собой. Потому что талоны должны быть у всех, кто
работает, а кто не работает, тот - саботажник.
Я не мог сказать, что учусь в школе, я выгляжу старше, да и потом в
таком случае талоны должны быть у моих родителей. А что я могу сказать
людям про них?
Сегодня мне опять приснилась охота, и я не стал после этого лежать в
постели, а вышел на крышу. У нас очень удачно расположена квартира, на
последнем этаже, прямо над нами чердак.
Чужой безлюдный город спал. Или только притворялся, что спит. По
соседней улице прогрохотали танки, они теперь ездят по городу чуть не
каждую ночь. В доме напротив заплакал ребенок. Он плакал долго, но свет
все не зажигали, и я решился.
Нельзя, чтобы дети плакали по ночам от страха. Они после этого будут
бояться темноты и одиночества.
Я привычно соскользнул с острого конька крыши вниз, и крылья, как
всегда, подхватили меня. Я подлетел к распахнутому настежь окну и даже
зацепился когтями за деревянный подоконник, и тут дверь в комнату
открылась, но свет не зажгли, а я оцепенело остался на месте, не успев от
неожиданности отлететь в сторону. Но никто в квартире меня не заметил.
В ярко освещенном дверном проеме показалась женщина. Она цеплялась за
косяк и отчаянно кричала, а мужчина, настигший ее у входа в детскую, бил
ее по голове и телу, всюду, куда доставали его тяжелые кулаки, и грязно
ругался. Даже на улице я почувствовал, как от него разит перегаром.
Ребенок закричал еще громче, а женщина упала, сбитая мужским кулаком, у
самой кроватки. И дверь с треском захлопнулась. Снизу послышались
возмущенные голоса соседей, но никто не покинул своей квартиры.
Женщина всхлипывала и стонала на полу, ребенок заходился в плаче, и
тогда я с ужасом заметил, что мои когти полностью ушли в дерево, пронзив
его, словно стальными гвоздями, на всю их длину.
Я рванулся вверх и со скрипом выдрал свои когти из подоконника, и
взмыл над домами, чувствуя на языке привкус собственной крови из
прокушенных губ.
Внизу лежал чужой, полный ненависти город. Темные провалы улиц
казались ущельями, но даже здесь, высоко над крышами, все еще был слышен
захлебывающийся детский плач.
Плач был полон такой беспомощности и страха, что я зарычал от ярости
и сложил свои крылья, чтобы камнем упасть к освещенному окну кухни, у
которого, бессмысленно раскачиваясь и глядя пустыми глазами в темноту,
стоял мужчина с зажатой во рту папиросой.
Я не стал останавливаться у окна, чтобы тот заметил меня и закричал
от ужаса, а лишь пронесся бесшумным призраком мимо и, вытянув руку,
чиркнул своим отросшим и острым, как бритва, когтем по открытому горлу.
Раньше отец говорил, что можно быть свободным где угодно. Но это не
свобода, говорил он, если ты только и можешь, что парить в ночном небе над
саванной, высматривая дремлющих антилоп. Это не свобода, если во всем и
всегда ты можешь положиться только на себя, а для того, чтобы умереть от
такой свободы, много ума не надо. Надо научиться быть свободным, живя
среди других. Нас поэтому и осталось так мало, говорил отец, что мы всегда
полагались только на себя, поэтому у нас нет будущего.
Поэтому он аккуратно ходил на работу, каждый день на одну и ту же
работу. Он был хорошим механиком. Ему не мешали копаться в моторах даже
его быстро отрастающие когти. И он стойко переносил насмешки людей,
насмешки любого подвыпившего заморыша, которого он мог убить одним ударом
своего крыла. Но его убили самого.
Я не хочу быть таким. Я не хочу больше лгать и притворяться, и
поэтому сегодня ночью начнется моя настоящая охота.
Я вернулся домой и выбросил все мамины скляночки с лаком. Зачем мне
они, когда мои когти и так красны от крови?
Владимир КЛИМЕНКО
УКРОЩЕНИЕ ПИШУЩЕЙ МАШИНКИ
Как-то раз решил я купить пишущую машинку. Уж очень надоело ходить
упрашивать машинисток. Иной раз столько времени потеряешь, пока заберешь
готовый текст. То им некогда, то копирка кончилась, то машинка сломалась.
Все, решил я, пора браться за это дело самому. Пусть я медленно
печатаю, зато ошибок будет меньше.
Пошел я на следующий день в магазин, а пишущих машинок там и нет.
Как же так, думаю, вроде, еще только вчера они вот на этой полке
стояли, и много, а сегодня - ни одной.
Спросил продавщицу, где можно машинку купить, а та лишь усмехнулась
снисходительно в ответ.
Вышел я из этого магазина расстроенный. Ведь надо же, как только
собрался пишущую машинку покупать, так они и кончились. Со мной вечно
такие истории приключаются. То я в январе пытаюсь свежие помидоры купить,
то в июле - соленые огурцы. Но опять же, думаю, машинки ведь не свежие
помидоры, они всегда в продаже должны быть. Но факт остается фактом -
машинок нет.
Побывал я для порядка еще в двух магазинах, и там мне тоже самое
сказали. Пришел домой, вздохнул и стал рукопись своего рассказа в папку
укладывать, чтобы машинистке отдать, и тут звонок в дверь.
Открываю, а на пороге друг-химик. Он накануне из командировки
вернулся из Индии, а сегодня решил ко мне в гости зайти, о далекой стране
рассказать.
Обрадовался я другу, побежал на кухню чайник на плиту ставить, но,
видимо, все-таки было что-то в моем лице такое, что друг не выдержал и
спросил, почему я все время вздыхаю.
- Да вот, - поделился я, - решил пишущую машинку купить, а они из
продажи исчезли. То есть совсем, словно испарились.
- Тебе страшно повезло! - оживился друг. - Представляешь, какое
совпадение! Один мой знакомый член-корреспондент как раз пишущую машинку
продает. Да ты не сомневайся, - добавил он, видя, что я не очень
восторженно воспринял это известие. - Машинка почти новая, она ему просто
стала не нужна, так как он приобрел компьютер. А машинка импортная и
название у нее красивое - "Эрика".
Честно скажу, не очень мне хотелось подержанную пишущую машинку у
члена-корреспондента покупать, даже у знакомого, но друг на своем стоял.
Он сам же за машинкой съездил и на такси ее привез. Так сказать, с
доставкой на дом.
Неожиданно машинка мне понравилась. Чехлом для нее служил черный
дерматиновый чемоданчик с ручкой, так что машинку можно было легко
переносить с места на место или даже брать с собой в путешествие. Химик,
демонстрируя, как удобно пользоваться механизмом, изящно щелкнул
никелированными замками и чемоданчик раскрылся. Черным лаком блеснула
новенькая клавиатура и дальше сопротивляться покупке у меня просто не
стало сил. К тому же, на элегантно-серой панели и впрямь значилось
известное всей пишущей братии название - "Эрика".
Но какой-то червячок сомнения все еще продолжал шевелиться в моей
душе, хотя сам про себя я уже решил, что куплю машинку обязательно,
поэтому неуверенно произнес:
- Так-то, на первый взгляд, вещь красивая, только вот как печатать
будет?
- Печатает лучше, чем выглядит, - уверенно заявил друг, и в
подтверждение своих слов быстро отстукал какой-то свой специальный
химический текст.
Машинка легко зацокала литерами по бумаге, и я смог убедиться, что и
шрифт у нее прекрасный. Как раз такой, о котором я мечтал.
Я отдал другу требуемую сумму для передачи члену-корреспонденту и
остался с глазу на глаз со своим приобретением.
Мне страшно хотелось опробовать мою новую машинку. Кстати, для этого
был повод: на следующий день в издательстве ждали рукопись моего рассказа.
Поэтому, не откладывая дело в долгий ящик, я немедленно сел за работу.
Рассказ был про приключения отважных разведчиков космоса на далекой
планете. От неумения быстро печатать провозился я с этой рукописью
неожиданно долго и закончил далеко за полночь. Копирка то и дело косо
вылезала из-под белых страниц, два листка пришлось переделывать заново,
так как не выходил второй экземпляр, а один раз я и вовсе перевернул
копирку обратной стороной и вместо нормальных копий остались чистые листы,
зато на первом экземпляре текст отпечатался сразу с двух сторон.
Короче, перечитывать напечатанное было некогда. Утром тоже
образовались неотложные дела и я потащил рукопись в издательство
невычитанной.
Извиняясь перед своим очень интеллигентным редактором Аркадием
Борисовичем за возможные ошибки и опечатки, я пересказал ему вкратце
историю приобретения машинки. Глядя на меня из-за криво сидящих на
переносице очков, Аркадий Борисович вежливо посочувствовал и в конце
концов сказал:
- Э-э, не думаю, что не смогу разобраться в вашем тексте. Я ведь, вы
знаете, специализируюсь на фантастике, а там, э-э, всякое бывает.
Упорхнул я из издательства в полной уверенности, что все мною сделано
правильно, а главное в срок. В этом счастливом неведении я пребывал два
дня, а потом раздался долгий телефонный звонок.
- Э-э, - услышал я, сняв трубку. - Что же вы мне это за рассказ
принесли? Признаться, э-э, я ничего не понял.
- Как так! - удивился я. - Такой простой понятный рассказ. Про
отважных космонавтов.
- М-мм, космонавты действительно в рассказе присутствуют, -
согласился со мной интеллигентный Аркадий Борисович. - Только, знаете ли,
как-то странно развиваются события. Вот, например, что вы хотели сказать
фразой: "Если внести в пламя кристаллы поваренной соли, то они трещат, так
как малые количества воды, заключенные в промежутках кристалла, при
