- Говорит Рама. "Индевор" сел.
Нортон, в сущности, повторяет слова, произнесенные Нейлом Армстронгом 20 июля 1969 года в момент, когда лунная кабина "Аполлона-11" коснулась поверхности Луны.
Еще месяц назад он и сам ни за что не поверил бы, что это возможно. Корабль шел своим обычным маршрутом, проверяя и устанавливая на астероидах предупредительные радиобакены, когда получил единственный в своем роде приказ. Оказалось, что во всей Солнечной системе просто нет другого корабля, кроме "Индевора", который успел бы нагнать Раму, прежде чем тот развернется вокруг Солнца и вновь устремится к звездам. Но и "Индевору" пришлось по дороге буквально ограбить трех разведчиков, приписанных к Службе Солнца, и те сейчас беспомощно дрейфовали в пространстве в ожидании танкеров-заправщиков. Нортон побаивался шкиперов "Калипсо", "Бигла" и "Челенджера".
Все названия кораблей заимствованы из истории мореплавания. На барке "Индевор" Джеймс Кук в 1768-1777 годах совершил свое первое кругосветное путешествие. "Калипсо" - французское океанографическое судно, обслуживавшее экспедиции Жака Ива Кусто. На корабле "Бигл" путешествовал вокруг света Чарлз Дарвин, а на пароходе "Челенджер" Джордж Нэрс в 1874 году пытался проникнуть к Южному полюсу.
Игра стоила свеч.
И даже несмотря на все дополнительное топливо, погоня выдалась долгой и трудной: незваный гость уже пересек орбиту Венеры, когда "Индевор" наконец настиг его. Ни один корабль никогда не сможет повторить этот маневр; привилегия, дарованная Нортону, была уникальной, и из оставшихся немногих недель ни единой минуты нельзя было потратить впустую, Тысячи ученых Земли с восторгом заложили бы собственную душу за право находиться рядом с ним, однако им оставалось лишь следить за происходящим по телевидению и, кусая губы, думать о том, насколько лучше они справились бы с этой миссией сами. Вероятно, они рассуждали правильно, но другого выхода не было. Неумолимые законы небесной механики продиктовали именно "Индевору" стать первым и последним пилотируемым кораблем землян, который когда-либо приблизится к Раме.
Конечно, Земля беспрестанно давала Нортону советы, однако это отнюдь не снимало с него ответственности. На то, чтобы принять решение, подчас отпускается лишь доля секунды - и тут рассчитывать было не на кого: запаздывание радиосообщений из Контрольного центра уже достигло десяти минут и неуклонно возрастало. Капитан частенько завидовал великим мореплавателям прошлого, не ведавшим электронной связи; вскрыв запечатанный приказ, они вольны были толковать его без назойливой опеки со стороны начальства. Если они ошибались, об этом не знал никто.
И в то же время Нортон был бы рад возможности переложить груз некоторых решений на плечи Земли. Сейчас, когда орбита "Индевора" совпала с орбитой Рамы, они неслись к Солнцу как единое целое; через сорок дней, достигнув перигелия, они оказались бы в двадцати миллионах километров от светила. Двадцать миллионов - это слишком близко, и задолго до того "Индевору" придется, использовав оставшееся топливо, перейти на более безопасную орбиту. На исследования было отпущено от силы три недели, а затем они расстанутся с Рамой, расстанутся навсегда.
Ну, а потом - потом они попадут в рабскую зависимость от Земли. "Индевор" станет фактически беспомощным, а его орбита будет такова, что он в свою очередь сможет долететь до звезд приблизительно через пятьдесят тысяч лет. Но Центр заверил, что для беспокойства нет оснований: рано или поздно "Индевор" дозаправят. Дозаправят, не считаясь с расходами, даже если понадобится покинуть опорожненные до грамма танкеры на произвол судьбы. Цель - Рама - оправдывала любые средства, за исключением самоубийства.
И раз уж на то пошло, самоубийство тоже не исключалось. Нортон не питал иллюзий на этот счет. Впервые за добрую сотню лет в человеческие планы вторглась полная неопределенность, А это, как известно, вещь непереносимая ни для политиков, ни для ученых. Если за то, чтобы покончить с нею, надо платить, то "Индевор" и его экипаж - цена не столь уж высокая...
Глава 5
ПЕРВАЯ ВЫЛАЗКА
Вокруг стояла могильная тишина. А может, это и в самом деле была могила? Никаких радиосигналов ни на одной из мыслимых частот; никакой вибрации, заметной для сейсмографов, не считая микроколебаний, вызванных, без сомнения, действием солнечных лучей; никаких электрических полей; ни следа радиоактивности. На Раме царило почти зловещее спокойствие - даже на астероидах, казалось, бывает больше шума.
"А чего мы, собственно, ждали? - спросил себя Нортон. - Церемониальной встречи?.." Он и сам не понимал, разочаровало его это молчание или ободрило. Инициатива, во всяком случае, была в его руках.
Инструкция предписывала выждать двадцать четыре часа, а затем выйти на рекогносцировку. Никто из членов экипажа не спал толком в этот первый день; даже те, кто был свободен от вахты, все свое время проводили у приборов, без устали разглядывая на обзорных экранах застывший геометрический ландшафт. Всех мучил один и тот же вопрос: жив этот мир или мертв? Или просто уснул?
В первую вылазку Нортон взял с собой только одного человека - капитан-лейтенанта Карла Мерсера, несговорчивого, но изобретательного специалиста по системам жизнеобеспечения. На первый раз он не собирался уходить далеко от корабля. И выводить сразу многих было незачем: если вдруг возникнут осложнения, это вряд ли поможет. Впрочем, предосторожности ради" два других члена экипажа, заранее надев скафандры, дежурили возле выходного люка.
Под действием притяжения и центробежной силы каждый человек "весил" пять-десять граммов; рассчитывать приходилось лишь на ранцевые двигатели. Нортон решил, что при первой же возможности натянет между кораблем и ближайшим возвышением страховочную сетку, чтобы не было нужды тратить на каждый шаг топливо.
"Коробочка" находилась в каком-то десятке метров от выходного люка, и Нортон первым делом проверил, не причинила ли посадка вреда "Индевору". Но нет - хоть корпус и прижимало к поверхности с силой в несколько тонн, нагрузка распределялась равномерно, У капитана отлегло от сердца и он пустился в путь вокруг "коробочки", пытаясь разгадать ее предназначение.
И буквально через три-четыре метра он натолкнулся на разрыв в гладкой, вероятно" металлической стене. Сначала ему подумалось что это какое-то диковинное украшение, - казалось., оно не служит никакой разумной, цели. Шесть радиальных борозд, вернее пазов, глубоко врезанных в металл, а в них шесть перекрещивающихся планок, словно спицы колеса без обода, и небольшая ступица в центре. Но каким же образом повернуть это колесо, если оно утоплено в стене?
И тут Нортон не на шутку разволновался, заметив на концах спиц специальные углубления, будто созданные для того, чтобы захватить их рукой (а может, клешней или щупальцем?). Если встать вот так, опершись о стену, и потянуть за спину вот так...
Колесо легко и беззвучно выскользнуло из стены. К величайшему удивлению Нортона - в душе он был уверен, что любые движущиеся части здесь, в вакууме, давным-давно сплавились, - у него в руках оказался самый настоящий штурвал. Он мог бы вообразить себя капитаном старинного парусника, замершим на мостике у руля.
Оставалось только радоваться, что светофильтр не позволяет Мерсеру следить за выражением его лица.
Нортон был озадачен, больше того, сердит на себя. Быть может, он совершил первую ошибку: быть может, где-то внутри Рамы уже звучат тревожные сирены; быть может, его бездумный поступок привел в действие какой-нибудь непостижимый механизм?
Однако с "Индевора" сообщили, что не наблюдают никаких перемен: чувствительные приборы по-прежнему не улавливали ничего, кроме микрорасширения материалов и движений самого "Индевора".
- Ну что, шкипер, рискнем повернуть?.. Нортон еще раз припомнил данные ему инструкции: "Поступайте по своему усмотрению, но соблюдайте осторожность". Если каждый пустяк согласовывать с Центром, они не стронутся с места до скончания веков.
- Каков твой диагноз, Карл? - обратился он к Мерсеру.
- Полагаю, что это штурвал ручного управления воздушным шлюзом. Возможно, аварийная система на случай отказа электропривода, Надо думать, даже самая совершенная техника не может отказаться от предосторожностей такого рода...
"И система эта наверняка застрахована от непреднамеренных срывов, - добавил Нортон про себя. - Ею можно воспользоваться, только если это не опасно для Рамы в целом..." Он взялся за две противоположные спицы, уперся попрочнее ногами и попробовал повернуть колесо.
Оно не шевельнулось.
- Ну-ка помоги, - попросил он Мерсера. Теперь каждый из них ухватил по спице, но, даже напрягая все силы, они не стронули штурвал ни на волос.
Однако кто сказал, что стрелки часов и штопоры на Раме должны вращаться в ту же сторону, что и на Земле?
- Попробуем наоборот, - предложил Мерсер.
На этот раз сопротивления, в сущности, не было. Колесо легко описало полный круг, затем нагрузка постепенно стала возрастать.
В полуметре от людей стена "коробочки" пришла в движение и не спеша разверзлась, будто чья-то черная пасть. Вырвавшаяся изнутри струйка воздуха вынесла частички пыли, которые заискрились в солнечных лучах, словно алмазы.
Дорога в глубь Рамы была открыта.
Глава 6
КОМИТЕТ
Доктор Боуз не мог избавиться от мысли, что те, кто основал штаб-квартиру Организации Объединенных Планет на Луне, совершили серьезную ошибку. Это неизбежно привело к тому, что делегаты-земляне стремились господствовать на заседаниях, подобно тому как сама Земля господствовала над окружающим ландшафтом. Если уж обосновываться именно на Луне, то следовало бы предпочесть ее обратную сторону, куда не достигает гипнотическое свечение земного диска.
Но, разумеется, теперь менять что-либо слишком поздно, да и какую альтернативу он мог бы предложить? Нравится это дальним колониям или нет, но Земля и в культурном, и в экономическом отношениях останется сюзереном Солнечной системы на многие грядущие столетия...
Доктор Боуз и сам родился на Земле. На Марс он эмигрировал в тридцатилетнем возрасте и полагал, что способен рассматривать политическую ситуацию совершенно беспристрастно. Он знал, что ему больше не суждено вернуться на родную планету, хотя отсюда до нее лишь пять часов на ракетном пароме. В свои 115 лет Боуз отличался завидным здоровьем, однако реадаптироваться к силе тяжести втрое большей, чем та, к которой он привык на Марсе, уже не мог. Он был осужден на вечную разлуку с планетой-матерью; впрочем, это его не слишком удручало - Боуз не был сентиментален.
А вот что подчас приводило его в уныние, так это необходимость видеть одни и те же до отвращения знакомые лица. Чудеса медицины - вещь замечательная, и, конечно, он вовсе не желал повернуть колесо истории вспять, но за этим столом собрались люди, с которыми он работал бок о бок уже более полувека! Он заведомо знал, кто что скажет и как проголосует по любому конкретному поводу. А как хотелось бы, чтобы в один прекрасный день кто-нибудь выкинул хоть какой-нибудь фортель, пусть даже совершенно безумный!
И отнюдь не исключалось, что окружающих обуревают точно такие же чувства по отношению к нему, Боузу.
Специальный комитет ООП по проблемам Рамы был пока еще столь невелик, что даже поддавался управлению, правда, никто не сомневался, что в самое ближайшее время с этим упущением будет покончено. Шесть коллег доктора Боуза - постоянные представители Меркурия, Земли, Луны, Ганимеда, Титана и Тритона - присутствовали на заседании во плоти. Им и не оставалось ничего другого: электронная дипломатия на межпланетных расстояниях оказывалась несостоятельной. Политические деятели постарше, привыкшие к, мгновенной связи, - на Земле ее давно воспринимали как нечто само собой разумеющееся, - так и не сумели примириться с фактом, что радиоволнам нужны минуты и даже часы на то, чтобы пересечь бездны, отделяющие планеты друг от друга. "Неужели вы не в силах ничего придумать?" - горько упрекали они ученых, обнаружив, что прямые собеседования между Землей и блудными ее детьми - колониями - неосуществимы. Исключение составила лишь Луна - к полуторасекундной задержке радиосигнала еще можно было как-то приспособиться. Отсюда следовало, что Луна - и только она одна - навеки обречена оставаться пригородом Земли.
