В душе Хэнка волной поднялось какое-то странное чувство, как будто он
нашел...
- ...пожалуйста, здесь тяжело дышать...
Черт бы тебя побрал, - подумал Хэнк.
- Хилли-и-и-и-и-и-и...
Хэнк нащупал кнопку "Стоп". Внезапно все прекратилось. Только
почему-то расколовшийся надвое стул, на котором перед этим сидел Питс,
лежал на асфальте. Точнее, лежала только его половина. А вторая... Ее
нигде не было видно. Где-то неподалеку звякнуло разбитое окно...
Так заканчивался в Хейвене июль.
Понедельник, 1 августа.
Джон Леандро из газеты "Дейли Ньюс" разговаривал со свои коллегой
Давидом Брайтом.
Если бы хейвенский внутренний круг - те, кто предпринимал походы в
сарай Бобби Андерсон, - могли слышать, что сейчас говорит Леандро, его
дни, а возможно и часы, были бы сочтены.
- Я собираюсь исследовать Хейвен, - говорил он. - Все интересное, что
происходит в последнее время, начинается там. В Хейвене исчезает ребенок,
в Хейвене погибает женщина; Роудс и Габбонс не возвращаются из Хейвена.
Дуган кончает жизнь самоубийством. Почему? Потому что он любил женщину по
имени Мак-Косленд, которая жила в Хейвене.
- Не забудь также старика, который рассказывал тебе про исчезновение
внука. Кажется, теперь я начинаю ему верить...
- Так что же это такое? - драматично спросил Леандро. - Что
происходит в Хейвене?
- Есть один интересный доктор, - лениво потягиваясь, сказал Брайт,
думая в это время о старом Иве, - доктор Фу Манчу. Что-то я помню о нем с
детства. О нем и о зеленых человечках из космоса... Может быть, в Хейвене
заключен альянс доктора и человечков?! Ладно, шучу, - добавил он, увидев
вытянутое лицо собеседника. - Что-то плоховато у тебя стало с чувством
юмора.
Леандро встал:
- В пятницу у меня начинается отпуск, и я собираюсь прокатиться в
Хейвен. Если хочешь, присоединяйся.
- Посмотрим. Но ты, если поедешь сам, не забудь надеть эти твои
специальные часы.
- Какие часы? - сердито спросил Леандро.
- О, ты отлично знаешь. Те, которые посылают ультразвуковой сигнал,
который может зафиксировать здесь один человечек, - Брайт
продемонстрировал при этом свои собственные часы. - Они делают так:
зиииииииии.
- Это глупая шутка. А ты - величайший циник в мире, - и Джон Леандро
поднял бокал:
- Давай лучше выпьем за цинизм - самую конструктивную жизненную
позицию.
Вторник, 2 августа.
Их было шестеро, тех, кто собрался в полдень в конторе Ньютона
Беррингера. Было уже около четырех, но часы на башне - часы, сквозь
которые легко могла пролететь птица, если бы в Хейвене осталась хоть одна
птица, - упорно показывали пять минут третьего. Вся шестерка на
определенном этапе побывала у Бобби в сарае: Эдли Мак-Кин, Дик Аллисон,
Киль, Хейзел и Френк Спрус.
Они безмолвно обсуждали несколько важных событий.
Она все еще жива, - телепатировал Ньют, - но никто ничего, кроме
этого, не знает. Она не выходила из сарая. В любом случае, когда это
случится, мы об этом узнаем.
Особенно серьезно они обсудили то, что произошло с Хэнком Баком и что
он и Питс услышали из другого мира. Все они прекрасно могли прочитать
самые затаенные мысли Хэнка, и они знали мотивы, по которым он хотел убить
Питса. Но он был, в сущности, безвреден, и поэтому у него только
конфисковали модернизированное им радио, запретив когда-либо делать еще
что-нибудь в этом роде... а также забыть, чей голос он слышал. С Питсом
было проще: после сеанса он окончательно сошел с ума и не мог бы связно
рассказать, что же случилось.
Голос.
Он, безусловно, принадлежал Давиду Брауну, - сказал Френк Спрус. - У
кого-нибудь есть другое мнение?
Другого мнения не было ни у кого.
Давид Браун был на Альтаире-4.
Никто точно не мог бы сказать, где находится Альтаир-4 или что такое
Альтаир-4, но это не имело значения. Скорее всего, Альтаир-4 был неким
местом в космосе, где хранились самые разные вещи. Туда-то и сумел
каким-то образом отправить Хилли Браун своего брата Давида.
Хейзел поинтересовалась, можно ли извлечь Давида оттуда.
Долгое задумчивое молчание.
(да, возможно, да)
Эта последняя мысль не принадлежала кому-нибудь одному, это был плод
деятельности коллективного разума.
(но зачем? зачем?)
Не выражая никаких эмоций, они смотрели друг на друга. Но они были
еще способны внутренне ощущать эмоции.
Давайте вернем его, - безразлично сказала Хейзел. - Это доставит
удовольствие Брайену и Мэри. И Руфи. Она этого очень хотела. А ведь все
мы, как вы знаете, любили ее.
Нет, - возразил Эдли, и все посмотрели на него. Он впервые вступил в
спор. Он выглядел смущенным, но тем не менее продолжал свою мысль. Каждая
газета, каждая радиостанция не преминет рассказать историю "космического
возвращения". Они считают, что он наверняка умер, умер не менее двух
недель назад. Стоит ли привлекать такое повышенное внимание к этому
событию?
Все присутствующие согласно закивали.
И потом, как предусмотреть, что он станет рассказывать?
Мы можем стереть его память, - сказала Хейзел. - С этим нет никаких
проблем, а окружающие нормально воспримут его амнезию. Для нее есть
причины.
(да, но дело не в этом)
Вновь зазвучали голоса, перебивая друг друга. Это была странная
комбинация слов и чувств. Конечно, меньше всего хейвенцы хотели видеть в
городе репортеров с кинокамерами. Да и башенные часы не стоило бы
показывать лишний раз. Тогда многие поймут, что это не более чем
галлюцинация. Нет, пусть уж Давид Браун останется там, где он есть. Ведь
известно пока, что с ним все в порядке. Они знали очень мало об
Альтаире-4, но они знали, что время там идет с другой скоростью и что год
на земле - для Альтаира-4 только миг. Получается, что Давид только что
попал туда. Конечно, он может умереть, его организм может быть поражен
какими-нибудь неизвестными микробами, а возможна и просто смерть от шока.
Но скорее всего этого не случится, а если и случится, то это, в конце
концов, не очень важно.
Я чувствую, что, если мы заберем его оттуда, он может стать
детонатором, - сказал Киль.
(как?)
(что ты имеешь в виду?)
Киль и сам не знал точно, что имеет в виду. Он только чувствовал, что
не стоит возвращать Давида Брауна в Хейвен. Лучше было бы извлечь его из
Альтаира-4 и отправить еще куда-нибудь. Тогда они выиграли бы немного
времени. Время - это всегда проблема. Время для "превращения".
(не нужно, чтобы Мэри знала: она еще не зашла в своем "превращении"
достаточно далеко, и не стоит ее расстраивать.)
Шестерка огляделась вокруг, глаза всех присутствующих округлились.
Этот голос, слабый, но ясный, не принадлежал никому из них. Он принадлежал
Бобби Андерсон.
- Бобби! - воскликнул Хэйзел. - Бобби, с тобой все в порядке? Как ты
там?
Никакого ответа.
Бобби исчезла, в воздухе не осталось даже тени ее присутствия. Они
растерянно смотрели друг на друга, изучая реакцию каждого из них на
случившееся. Если бы они были сейчас не вместе, а поодиночке, можно было
подумать, что голос Бобби - галлюцинация.
Ну, и как же мы скроем это от Мэри? - спросил Дик Аллисон почти
сердито. - Мы не можем скрыть ничего ни от кого.
Ты не прав, - вмешался Ньют. - Можем. Не очень хорошо, наверное, но
все же можем. Можем скрыть свои мысли, потому что
(потому что мы были)
(были там)
(были в сарае)
(в сарае Бобби)
(там мы научились слышать мысли)
(и начали "превращаться")
И понимание возникло между ними.
Мы должны вернуться немного назад, - сказал Эдли Мак-Кин. - Вернуться
немного в прошлое.
- Да, - ответил Киль. - Мы так и сделаем.
Это были первые сказанные вслух слова, и они положили конец их
беседе.
Среда, 3 августа.
В этот день Энди Бозмен сменил у корабля Эндерса. Воистину ни один из
хейвенцев не мог проработать там больше двух дней. Другое дело - Гарднер.
Его ни разу не потребовалось сменить. Казалось, он обладает каким-то
повышенным иммунитетом к воздействию, оказываемому кораблем. Он мог делать
что захочет и когда захочет, и никто не мог его остановить по той простой
причине, что никто не мог узнать о его планах.
Бозмен почти желал смерти Бобби, потому что тогда они могли бы
избавиться от Гарднера. Это, конечно, оттянуло бы для хейвенцев окончание
работы, но они бы освобождено вздохнули.
И этот тип еще постоянно подчеркивает разницу между собой и всеми
остальными!
- Смотри, Боззи, - сказал он сегодня, хотя Бозмен уже предупреждал
его, что не любит, когда его зовут Боззи, - в чем отличие между мной и
тобой: я не отмораживаюсь так, как ты. И я не боюсь...
- Какая разница, боюсь я или не боюсь, если мы копаем вместе с тобой?
И заметь, я не требую за свою работу никакой награды. И прошу тебя, не
называй меня Боззи!
Гарднер с иронией посмотрел на него:
- Да, я знаю, что тебе это не нравится.
Они как раз обходили корабль кругом. Горы земли возвышались по краям
выкопанной ямы, образуя крутые склоны.
- Что ж, давай... - начал Бозмен.
Гарднер дернул его за руку:
- Шшшшшшш...
- Что такое?
- Разве ты не слышишь?
- Что я...
И тут он услышал. Свистящий звук, как будто где-то рядом закипел
чайник со свистком. Бозмена обуял ужас.
- Это они, - прошептал он и повернулся к Гарду. Его губы дрожали. -
Они не умерли, мы их разбудили... они выходят наружу!
- Явление Христа народу, - некстати пошутил Гарднер.
Свист усиливался, постепенно перерастая в гром. Силы оставляли Энди,
и он упал на колени.
- Это они, это они, это они, - бормотал он.
Гарднер рывком поднял его на ноги.
- Это не призраки, - сказал он. - Это вода.
- Что? - Бозмен непонимающе смотрел на него.
- Вода! - повторил Гарднер.
И тут из ямы фонтаном брызнули струи воды, размывая свежевыкопанную
землю.
- Вода, - слабым голосом повторил Энди. Он не мог этого осмыслить.
Гарднер ничего не ответил. Вода устремилась к небу, и в ее брызгах
заиграла радуга. И еще он увидел в струях воды какие-то светящиеся полосы.
Это она, - подумал Гарднер, - это радиация. Она исходит от корабля. И
я ее вижу! О Боже...
Внезапно земля под его ногами покачнулась. Вода заканчивала свою
разрушительную работу, размывая остатки скалистой почвы. Напор ее
становился все слабее, затем она и вовсе прекратила поступать из ямы.
Радуга погасла.
Гарднер увидел, что теперь корабль полностью освободился от
удерживающей его скалы. И он начал двигаться. Он двигался так медленно,
что это можно было считать игрой воображения, но все это происходило на
самом деле. Двигался корабль, двигалась тень, отбрасываемая им; гигантское
судно бесшумно устремлялось к небу, наконец освобожденное...
И он хотел этого. Боже! Хорошо это или плохо, но он хотел этого!
Гарднер почесал в затылке, как бы обдумывая происходящее.
- Пойдем, - позвал он. - Пойдем, посмотрим!
И, не оглядываясь, он начал взбираться на холм.
Через секунду к нему присоединился Энди Бозмен. На его лице было
написано разочарование.
- Все напрасно! - стонал он.
- Почему же, Боззи? Разве тебе не нравится...
- Заткнись! - заорал на него Энди. - Заткнись! Я ненавижу тебя!
Гарднер был близок к истерике. Он взобрался наверх и сел прямо на
землю. Он думал о том, как эта штука столько столетий простояла,
удерживаемая столь легко преодолимой преградой. Потом он вдруг начал
