воскресенье, салон-парикмахерская "Волосы 2000" на Скайвью-молле
работал. Парикмахер, к которой обратилась Рози, прекрасно поняла, в
чем заключается просьба клиентки, но попыталась отговорить ее.
- Вам так идет эта прическа! - воскликнула она.
- Я знаю, - согласилась Рози, - но все равно мне она не нравится.
Поэтому парикмахер сделала то, чего от нее требовали, а Билл,
вопреки ожиданиям, не выразил возмущенного протеста, когда они
встретились вечером.
- Твои волосы стали короче, но в целом прическа похожа на ту, с
которой ты впервые появилась в ломбарде, - заявил он. - Мне нравится.
Она обняла его.
- Хорошо.
- Что скажешь насчет ужина в китайском ресторане? - Соглашусь при
одном условии - если пообещаешь остаться у меня.
- Эх, если бы все обещания были такими приятными, - усмехнулся
он.
10
Заголовок понедельника:
"ПОЛИЦЕЙСКИЙ-ПРЕСТУПНИК ЗАМЕЧЕН В ВИСКОНСИНЕ".
Заголовок вторника:
"ПОЛИЦИЯ РАЗЫСКИВАЕТ УБИЙЦУ-ПОЛИЦЕЙСКОГО ДЭНИЕЛСА".
Заголовок среды:
"АННА СТИВЕНСОН КРЕМИРОВАНА; 2000 ЧЕЛОВЕК
В МОЛЧАЛИВОМ МАРШЕ ПОМИНОВЕНИЯ".
Заголовок четверга:
"ПОЛИЦИЯ ПОЛАГАЕТ, ЧТО ДЭНИЕЛС ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ".
В пятницу Норман переместился на вторую страницу.
К следующей пятнице он исчез бесследно.
11
Вскоре после четвертого июля Робби Леффертс предложил Рози
начитать роман, резко отличавшийся от книг Ричарда Расина: "Тысячу
акров" Джейн Смайли. В романе шла речь о фермерском семействе, живущем
в штате Айова, но в {действительности} книга повествовала не о тяготах
фермерской жизни; во время учебы в колледже Рози три года являлась
художником-оформителем студенческого драматического театра, и хотя ей
не довелось выйти на сцену под огнями рампы, все-таки приобретенного
опыта хватало, чтобы узнать безумного шекспировского короля с первого
же взгляда. Смайли одела короля Лира в штаны фермера, но безумие
остается безумием, как бы оно ни маскировалось.
Кроме того, автор превратила своего героя в существо, пугающе
похожее на Нормана. В день, когда чтения завершились ("Ваша лучшая
работа до сих пор, - заверила ее Рода, - и одно из лучших чтений,
которое я слышала за всю жизнь"), Рози вернулась в свою комнату на
Трентон-стрит, достала старое, написанное маслом полотно из шкафа, в
котором оно хранилось с ночи... скажем так, исчезновения Нормана.
Впервые после той ночи Рози посмотрела на картину.
То, что она увидела, ничуть ее не удивило. На картину снова
вернулся день. Вершина холма, поросшая густой летней травой, была
такой же, и храм у подножия холма оставался таким же (или {почти}
таким же; у Рози возникло впечатление, что странные очертания храма,
выводившие здание за рамки обычной перспективы, каким-то образом стали
нормальными), женщины по-прежнему не было. Рози подумалось, что Доркас
увела безумную женщину в последний раз взглянуть на младенца... после
чего Мареновая Роза в одиночестве продолжит свой путь, направляясь
туда, куда уходят чудовища вроде нее, когда пробивает час их смерти.
Она отнесла картину на первый этаж, к мусоросжигателю, держа ее
за края - так, словно опасалась, что, если не будет очень осторожна,
рука провалится сквозь холст в иной мир. Признаться честно, она
действительно побаивалась, что подобное может произойти.
У шахты мусоросжигателя она задержалась на минутку, в последний
раз остановив взгляд на картине, - картине, которая позвала ее с
пыльной полки ломбарда безмолвным требовательным голосом;
принадлежавшим, наверное, самой Мареновой Розе. "Так оно и есть", -
подумала Рози. Она потянулась рукой к дверке мусоросжигателя и опять
замерла: ее внимание привлекли две детали, не замеченные раньше, две
точки в густой траве неподалеку от вершины холма. Нахмурившись, она
провела пальцем по затвердевшим краскам, пытаясь сообразить, что
означают эти точки. Ответ пришел почти сразу. Розовая точка цвета
цветка клевера - это ее свитер. Черная точка рядом с ним - куртка
Билла, которую он в тот день дал ей для поездки на озеро. Потеря
свитера не вызывала сожаления - дешевая синтетическая тряпка, каких
полно в каждом магазине, - но вот о куртке она искренне жалела. Не
совсем новая, верно, но она служила бы верой и правдой еще много лет.
Кроме того, ей нравилось возвращать вещи, которые она брала взаймы.
Даже нормановской кредитной карточкой она воспользовалась только
один раз.
Она посмотрела на картину и вздохнула. Нет смысла беречь ее;
очень скоро она съедет с комнаты, которую подыскала для нее Анна, и у
нее не было желания забирать с собой больше напоминаний о прошлом, чем
необходимо. Хватит и того, что застряло в ее сознании, как осколки
гранаты, но...
"Помни о древе, Рози", - произнес голос, похожий в этот раз на
голос Анны.
Анна, которая пришла к ней на помощь в тот момент, когда Рози
нуждалась в помощи больше всего, когда ей не к кому было обратиться,
Анна, гибель которой не опечалила ее, как бы Рози того ни хотела...
хотя, узнав о смерти Пэм, милой Пэм, чьи привлекательные голубые глаза
всегда ощупывали толпу в поисках "кого-нибудь интересного", она
пролила целые реки слез. Но теперь она ощутила щемящую боль жалости,
от которой задрожали губы и сморщился нос.
- Прости, Анна. - прошептала она.
"Не надо. - Снова тот же голос, сухой и чуточку высокомерный. -
Не ты создала меня, не ты создала Нормана, и не следует взваливать на
свои плечи ответственность за кого-то из нас. Ты Рози Макклендон, а не
Тифоидная Мэри, и лучшее, что можешь сделать, - это не забывать о том,
кто ты, даже когда бушующие вокруг штормы жизненных мелодрам будут
затапливать тебя. Однако ты должна помнить..."
- Ничего я не должна, - заявила Рози безапелляционным тоном и
свернула картину вдвое, захлопнув края, словно книгу. Планки старой
рамки, на которую было натянуто полотно, с треском сломались. Само
полотно не столько порвалось, сколько взорвалось, рассыпавшись на
пучок узких полосок, похожих на одежку оборванца. Тусклые краски
потеряли всякую осмысленность, - Нет, ничего и никому я не должна.
{Ничего}, если я не чувствую себя в долгу, а я не чувствую...
"Те, кто забывает о прошлом..."
- Плевать на прошлое! - воскликнула Рози.
"Я плачу", - ответил голос. Он шептал; он внушал. Он
предупреждал.
- Я тебя не слышу, - разозлилась Рози. Она открыла дверцу
мусоросжигателя, и на нее пахнуло жаром и сажей. - Не слышу, и все
тут. И не хочу слышать. И не буду.
Она сунула изорванную картину в жерло мусоросжигателя, словно
отправляя письмо в ад, а потом привстала на цыпочки и проводила
взглядом картину, падающую вниз к языкам хищного пламени.
ЭПИЛОГ ЖЕНЩИНА-ЛИСА
1
В октябре Билл снова везет ее в зону отдыха Шорленд. В этот раз
они едут на машине Билла; красивый солнечный осенний день, но слишком
холодный для поездки на мотоцикле. Они раскладывают еду на столике,
вокруг которого полыхают осенними яркими красками деревья, и первым
делом он задает тот вопрос, которого она ждет уже в течение некоторого
времени.
- Да, - отвечает она. - Как только получу свидетельство о
разводе.
Он обнимает ее, целует, а когда она крепче прижимается к нему и
закрывает глаза, глубоко в голове звучит голос Мареновой Розы; "Теперь
все счета оплачены... и если ты не забудешь о древе, все будет в
порядке". Но {каком} древе? Древе Жизни? Древе Смерти? Древе Познания?
Древе Добра и Зла?
Рози вздрагивает и еще плотнее прижимается к своему будущему
мужу, а он кладет ладонь на ее левую грудь и восторженно слушает, как
стучит под ней ее сердце.
{Какое} древо?
2
Гражданская церемония бракосочетания проходит примерно посередине
между Днем Благодарения и Рождеством, через десять дней после того,
как вступает в силу свидетельство о разводе между Рози и ее
исчезнувшим мужем Норманом Дэниелсом. В первую ночь в качестве Рози
Штайнер она пробуждается от криков мужа.
- Я не могу смотреть на нее! - кричит он во сне. - Ей все равно,
кого она убивает! Ей наплевать, кого она убивает! Пожалуйста, сделайте
так, чтобы он перестал КРИЧАТЬ! - Потом его голос становится тише. -
Что у вас во рту? Что это за нити?
Они в нью-йоркском отеле, где остановились по пути в Сент-Томас,
намереваясь провести там две недели медового месяца, и хотя маленький
голубой сверток остался дома, на дне сумочки, которую она когда-то
привезла из Египта, крохотную керамическую бутылочку Рози захватила с
собой. Какой-то инстинкт - возможно, женская интуиция, думает она,
хотя подойдет и любое другое название - заставляет ее взять бутылочку.
Она уже дважды пользовалась ее содержимым после подобных ночных
кошмаров, и следующим утром, пока Билл бреется, переворачивает
бутылочку и вытряхивает в чашку кофе последнюю каплю.
"Должно хватить, - думает она, выбрасывая бутылочку в унитаз и
сливая воду. - И даже если не хватит, все равно ничего не поделаешь".
Медовый месяц просто великолепен - много солнца, много хорошего
секса и никаких плохих снов ни у него, ни у нее.
3
В январе, когда ветер приносит с равнин и озера вьюги, и снег
засыпает город, домашний набор средств для раннего определения
беременности подтверждает то, что Рози Штайнер уже знает. У нее будет
ребенок. Более того, она знает даже то, о чем не может сообщить
диагностический набор: это будет девочка. Кэролайн.
"Все счета оплачены", - говорит она голосом, ей не принадлежащим,
стоя у окна новой квартиры и глядя на сугробы. Вьюга напоминает ей
туман, окутавший Брайант-парк той ночью, когда они вернулись домой и
встретились с поджидавшим их Норманом.
"Да, да, да, - думает она раздраженно, уставшая от воспоминаний и
мыслей; они возвращаются, как {засевшая} в голове назойливая мелодия,
- Равновесие сохранится, если только я не забуду о древе, верно?"
"Нет, - отвечает безумная женщина с такой смертельной
отчетливостью, что Рози резко отворачивается от окна, уверенная, что
Мареновая Роза стоит за ее спиной; сердце совершает немыслимый скачок
из груди чуть ли не до самой макушки. Но хотя голос продолжает звучать
с прежней ясностью, комната пуста. - Нет... если только ты сумеешь
обуздать свой гнев. Пока ты держишь себя в руках, все в порядке.
Но..."
- Убирайся вон, - приказывает она пустой комнате, и ее хриплый
голос дрожит. - Убирайся ко всем чертям, сука, И оставь меня в покое.
Убирайся прочь из моей жизни.
4
Новорожденная девочка весит восемь фунтов девять унций. И хотя
втайне Рози зовет и будет звать ее Кэролайн, в свидетельство о
рождении вносится имя Памела Гертруда. Сначала Рози возражает,
утверждая, что, учитывая их фамилию, имя превращается в литературный
каламбур. Она предлагает - не особенно, впрочем, настаивая - назвать
дочь Памела Анна.
- Только не это, - стонет Билл. - Похоже на название фруктового
десерта в захудалом калифорнийском ресторане.
- Но...
- И не переживай из-за Памелы Гертруды. Во-первых, даже самым
близким друзьям она не признается, что ее второе имя Герт. В этом
можешь не сомневаться. Во-вторых, писатель, которого ты имеешь в виду,
сказал, что роза - это роза. Не могу найти более подходящей причины
