разнообразных областях естествознания, таких, как физика, биология или
социальная психология, показали, что вероятность любых явлений, происходящих
в нашем мире, описывается, как правило, весьма похожими плавными
волнообразными кривыми, область под пиком которых показывает долю процессов,
наиболее часто встречающихся, высоковероятных. Нисходящие же ветви таких
кривых определяют долю событий маловероятных.
Но если подобный волнообразный вид кривой распределения присущ явлениям
нашего мира, то, по-видимому, закономерным будет вывод о том, что и все
множество явлений нашего мира или наш мир в целом может быть описан такой
кривой. Здесь не имеет принципиального значения точный вид кривой
распределения вероятностей и математически строгое формализованное описание
этой кривой - гораздо важнее качественный вывод о том, что чем выше
вероятность событий, тем больше их количество, и наоборот. Причем необходимо
еще раз подчеркнуть справедливость этого положения для окружающего нас мира,
поскольку принципиально возможны миры с другими типами распределения
вероятностей и причинно-следственных связей.
Вероятность осуществления того или иного события может рассматриваться и в
качестве мерила прочности причинно-следственных связей. Если мы знаем, что
событие А со стопроцентной вероятностью, или вероятностью, равной единице,
служит причиной события Б, которое тогда будет называться следствием, то в
этом случае можно говорить о жестком детерминизме или абсолютной прочности
причинно-следственных связей между событиями А и Б. В случае, когда событие
А никогда не может привести к реализации события Б, говорят о нулевой
вероятности или полном отсутствии причинно-следственных связей между этими
событиями. Наибольший интерес представляют промежуточные случаи, когда
событие А может быть причиной Б с некоторой, отличной от нуля и единицы,
вероятностью.
В рассматриваемом аспекте исторический прогресс науки можно определить как
постепенное продвижение по кривой вероятности, как углубление познания в
сторону явлений и процессов, все менее вероятных, все менее детерминистских,
все труднее воспроизводимых.
Наука нашей цивилизации, начав с детерминистских воззрений древних, движется
по асимптотическим ветвям кривой вероятностного мира, что, кстати, вполне
закономерно совпадает с материалистическими представлениями о бесконечном,
асимптотическом процессе познания истины.
Однако было бы, по-видимому, ошибкой считать единственной физической
причиной существования необычных явлений только вероятностность нашего мира.
В качестве источника описываемых далее в этой книге феноменов можно
трактовать и гипотетические высшие пространственные измерения, и
параллельные миры, и миры с иным течением времени. Более подробно об этих
гипотезах будет рассказано в последних главах книги.
Наконец, нельзя исключить воздействие на наш мир каких-то разумных сил. Я не
хочу призывать на помощь для объяснения непонятных явлений божественный
промысел, как не имел его в виду и К.Э.Циолковский, писавший: "...Факты эти
указывают на присутствие каких-то сил, каких-то разумных существ,
вмешивающихся в нашу человеческую жизнь. С точки зрения современной науки,
известными нам силами природы их не всегда можно объяснить, не предположив
существования особой разумной силы. Скажу откровенно, до последнего времени,
пораженный ярким светом науки, я отрицал таинственные явления и объяснял их
то известными законами природы, то галлюцинациями, обманом, фокусничеством,
забывчивостью, невежеством, болезненностью и т.д... Но не все... Какая-то
малая часть их, хоть и естественна, но не может быть объяснена без
вмешательства разумных сил, исходящих от сознательных и неизвестных нам
существ. Одни из этих существ подобны нам, только более совершенны, какими и
мы будем, другие составлены из более легких элементов... Какие из этих
существ вмешиваются в нашу жизнь, решить трудно.
Конечно, это нисколько не противоречит известным силам природы, но мы до сих
пор не допускали возможность участия иных существ в земной жизни".
Работая над этими заметками, я основное внимание уделил сбору и рассмотрению
возможно большего количества фактов. Поскольку же эта информация касалась
временами вещей вроде бы совсем уж невероятных, передо мной должна была
встать проблема выбора системы интерпретации собранного массива фактов.
Путей было несколько. Идя путем сомнения в истинности информации, я,
собственно говоря, не отошел бы от стандартной официальной трактовки и моим
вкладом могли бы быть лишь еще более изощренная ругань и издевательства в
адрес как фактов, так и людей, о них сообщающих. Разумеется, на этом пути
самые удивительные факты не могут дать ничего нового. К тому же это амплуа
почти монопольно присвоила себе одна наша достаточно многостраничная и очень
многословная газета.
Можно было бы углубиться в изучение паспортных данных очевидцев, но это,
естественно, послужило бы не изучению феноменального мира, а выяснению
личности очевидцев, что может быть интересно только в психосоциальном или
криминальном смысле.
Оставалось подойти к необычному так, как оно этого заслуживает - с открытым
сердцем, не неся ненужных сомнений. Откровенно говоря, я выбрал последний
вариант не колеблясь, и говорю о возможных путях подхода для тех, кто
пройдет все сначала, и, дай ему Бог, до конца, которого, впрочем, скорее
всего нет.
Подобный подход не имеет большой популярности в науке, ибо он означает
включение веры (не в религиозном, разумеется, смысле) в систему научного
познания, хотя, определяя понятие веры, самое что ни На есть официальное
научное издание утверждает, что "вера - это уверенность в научных гипотезах,
предположениях, которые в данный момент еще не могут быть доказаны ни
теоретически, ни экспериментально". Можно сослаться еще на один авторитетный
источник: "Каждая наука проходит стадию, когда за недостаточностью
достоверного знания ученые вынуждены заменять доказательства и опровержения
верой и неверием", - писал Резерфорд.
Дальнейшее движение человечества на пути познания потребует коренной ломки
не только фундаментальных представлений о мире, но и, одновременно,
изменения самого содержания, всей методологии науки. Эту идею сэр Джеймс
Фрэзер сформулировал следующим образом: "В конечном итоге и магия, и
религия, и наука- это всего лишь способы теоретического мышления, и подобно
тому, как наука вытеснила своих предшественниц, в будущем ей на смену может
прийти другая, более совершенная гипотеза. Возможно, это будет радикально
иной взгляд на вещи, точнее, на их тени на экране ума, взгляд, о котором
наше поколение не может составить себе ни малейшего представления".
Заслуживает внимания тот факт, что эта мысль была высказана почти за тысячу
лет до сэра Джеймса Омаром Хайямом:
"Нам в мечети твердят: "Бог основа и суть!" Мудрецы нас к пауке хотят
повернуть. Но, боюсь, кто-нибудь вдруг придет и заявит: "Эй, слепцы! Есть
иной, вам неведомый путь!"
Здесь я не буду ссылаться па авторитеты и приводить примеры,
свидетельствующие о глубоком кризисе в современном естествознании. Об этом
говорили и говорят ведущие ученые, творцы науки, такие, как А.Эйнштейн,
Н.Бор, Х.Альфвен, Л.Бриллюэн, П.Дирак, И.Е.Тамм, Р.Оппенгеймер, Р.Дикке и
другие. Кризисные ситуации наблюдаются в биологии, теории эволюции, теории
происхождения жизни и др.
Такое положение в науке сложилось не случайно и не по чьему-то злому умыслу
или недостатку стремления к знаниям. Не вина, а беда человека в том, что
жизнь его складывалась как вечная борьба за выживание на этой "голубой,
самой прекрасной из планет". Суровые в большинстве районов Земли природные
условия, резкие сезонные изменения, постоянные и повсеместные катаклизмы -
землетрясения, наводнения, извержения вулканов, сели и лесные пожары -
устремили человека на борьбу с окружающей и, как следствие, со своей
собственной природой. Нелегкая жизнь на Земле сделала человека в большей
степени борцом, нежели мыслителем, на что, наверное, большого ума не
требуется: ведь редкий человек в редчайшие моменты высокого умственного
напряжения использует больше трех-четырех процентов объема своего мозга. "Я
заподозрил, что это еще меньшая часть нашей психики, чем мы предполагаем.
Подавляющее большинство наших действий бессознательно. Все, что мы умеем,
что уже освоили раньше, мы делаем не задумываясь. Сознание включается лишь
тогда, когда человек вынужден заниматься чем-то незнакомым, а это бывает не
так уж часто", - писал американский психолог Джулиан Джейнс. Обратив свой
интеллект на покорение, обуздание природы, на создание условий, пригодных
для жизни, человек совсем не преуспел в познании самого себя. Но свято место
пусто не бывает и, наверное, почти одновременно с возникновением древнейших
наук, связанных, как все и всегда науки, с практическими нуждами, - таких,
как астрономия, геометрия - возникла и развилась религия - система мышления,
взявшая на себя объяснение всех проблем духовного мира человека.
Началась длительная борьба науки и религии за власть над умами людей.
Результат этой борьбы известен: наука одержала над религией, над ее наивными
и бездоказательными представлениями практически полную, законодательно
закрепленную многими государствами победу.
В этой борьбе, где выработанный веками научный метод, предполагающий строгое
доказательство, проверку и перепроверку утверждаемых истин, противостоял
религии, основанной целиком и полностью на догматических и недоказанных
положениях, симпатии людей постепенно перешли на сторону науки. Немаловажную
роль в этом сыграло и то обстоятельство, что наука добилась зримого
прогресса в создании комфортной искусственной среды обитания человека, в
создании материальных благ, в войне с природой.
Одновременно становилось ясным, что плоды прогресса полны не только меда и
сахара. Совсем недавнее, полное самодовольства высказывание: "Человек не
может ждать милостей от природы..." и т. д. заменилось грустной
шуткой-констатацией: "Мы не можем ждать милостей от природы после того, что
мы с ней сделали".
Во все времена считалось, что бездумная трата природных ресурсов, варварское
обращение со средой обитания приведут к заметным негативным последствиям
лишь где-то в неимоверно далеком будущем, где ужасно умные потомки найдут
неведомые выходы из создавшегося положения: изобретут какой-нибудь карманный
реактор или, в конце концов, снарядят звездолет куда-нибудь. Но вот мы,
обитатели Земли конца второго тысячелетия от новой эры, совершенно незаметно
и стремительно, на глазах одного поколения оказались теми самыми потомками,
на которых уповало все предшествующее человечество. Теперь уже именно мы
должны искать выход: потомков просто может уже и не быть. Но наши поиски до
сих пор никак не выходят из стадии демагогических и прекраснодушных призывов
друг к другу.
Начали истощаться природные ресурсы, казавшиеся совсем недавно неистощимыми
на многие века источниками благополучия и прогресса. Уже появляются
футурологические таблицы, предсказывающие сроки полной выработки того или
иного химического элемента из недр, и прогнозы эти сбываются. Рост населения
ведет к поискам все более интенсивных методов земледелия, и все больше и
быстрее истощаются почвы. Полностью вылавливаются целые виды рыб, что
вынуждает все глубже забрасывать тралы в поисках все более экзотических и
съедобных морских существ. Хищнически вырубаются леса. Повсюду лихорадочно
