Вадим КАПЛУН
"БУРДА-МОДЕН"
"...Но в ту весну Христос не воскресал."
М.Волошин
Все было гнусно - истоптанная земля, облепленный пылью огрызок
яблока, окровавленный ватный комок. В прибое плавала какая-то дрянь и
писал маленький мальчик. Раскаленный воздух окутывал тело, подняться и
дойти до воды казалось немыслимым, вернуться домой - идиотизмом.
Очень хотелось залезть в воду, но встать не хватало сил. Это если под
тентом такая жара... А еще хотелось пива.
Ирка, лежавшая рядом, перевернулась на спину и сощурилась на меня. -
"Страдаешь?" - "Безумно, солнышко!" - "Бедненький, не дала ему сегодня
пива... Ничего, после обеда в стекляшку завезут." - "Думаешь?" - "Знаю..."
Тут я понял, что тоже знаю о пиве с самого утра, но пиво мне не
достанется, кончится за десяток человек до меня и вечером я пойду с
трехлитровой банкой за вином к тете Нине, если только он наступит -
сегодняшний вечер... Но мысль ушла и я вновь ощутил Ирку, как она меня
любит и как ей со мной хорошо... Нет, ощутил - не то слово. Это было
знание, идущее от Ирки. Я всегда чувствовал людей...
Она отвернулась и стала разглядывать море, потом опять повернулась ко
мне. - "Купаться хочешь?" - "Ага!" - "Топай, я полежу. Лень..." Я
улыбнулся и встал. Мы не обмолвились ни словом. Нам не нужны были слова,
мы понимали друг друга по глазам.
Улыбнувшись, я встал и тут на меня обрушилось предчувствие. Мир на
секунду померк, затем стал багровым, будто я разглядывал его через
светофильтр. Море наполнилось кровью, а небо тьмою. Запахло горящей
соляркой и странный металлический привкус забил рот. Я умер.
- Ты что? - Ирка трясла меня за плечо, испуганно заглядывая в глаза.
- Чего ты?.. Видик у тебя...
Смерть отступила. Мир вновь был привычен и нормален. Осталось только
предчувствие. Тянущее, безнадежное, словно похмелье. Что-то должно было
случится и обойти или обмануть это было нельзя.
- Порядок, кошка! - я через силу оскалился. - Пойду...
- Нет... - у Ирки задрожали губы. Она смотрела на меня, в глазах ее
было понимание. - Не ходи... Кажется, я...
Но я шел по пляжу, переступая через тела, лавируя между телами,
уворачиваясь от тел бегущих навстречу... Почему тел? Вновь пахнуло горящей
соляркой и я, убегая от этого, прыгнул в прибой и торопливо поплыл от
берега.
Грязная вода. Пена и щепки, раскисшие клочки бумаги. Запах мятной
дряни... Наверное это зубная паста, "Colgate" или "Aquafresh"...
Гудение я услышал, когда отплыл метров на двести. Я долго ничего не
понимал, бессмысленно шаря взглядом по горизонту в поисках катера, пока не
догадался поднять глаза выше.
"Вертушка" шла от солнца, низко. Округлое туловище, наклоненное к
земле, затемненные стекла кабины - казалось она хочет протаранить
бронированным лбом дома на берегу. "МИ-28" - я узнал сразу, видел в
мясорубке под Одессой. Шел он с базы и дело было дрянь. Боезапас полный,
на консолях висели ракеты и ребята могли не успеть...
С пристани начали стрелять. Кто-то из моих, стоя на одном колене, бил
из "Калаша" в яркое небо. Было далеко, но мне показалось, что это Ерш. Он
не попал. Он и не мог попасть - приличная скорость, солнце в глаза...
Пристань заволокло огнем и дымом. Бетонный мусор, металлолом и очень много
воды вознеслись в воздух, чтобы через секунду вернуться обратно - на
берег, в море, куда придется...
Второй залп накрыл пляж, третий - прибрежное шоссе. "Вертушка"
проскрежетала над головой и скрылась за дымом. Только теперь я понял, что
под ногами дно и побежал к берегу. Я думал об Ирке, а потом увидел
развороченный песок, обрывки тента и сразу забыл о ней. Теперь я помнил
только об автомате, оставшемся в "газике" и о том, успеют ли ребята
развернуть зенитный пулемет.
А с берега тянуло гарью. Горела солярка, дымил пансионат, занялись
деревянные домики поселка. У магазина рвануло и струя огня ударила вверх.
Газовые баллоны... И вдруг я четко, полно и тоскливо понял, что я - труп,
что Ирки больше нет и не будет, нет моего автомата, а пулемет ребята так и
не развернут. Я увидел возвращающуюся "вертушку" и уже не было сил
справиться с навалившейся на меня тоской...
Идиотская привычка - грызть подушку! Я разжал челюсти и тяжело
выпустил из легких воздух. На лоснящейся наволочке расплывались красные
пятна. Вот он - странный привкус во рту, объяснение кровавых пророчеств.
Парадантоз. При парадантозе полезны витамины и хорошая зубная паста.
Я пошарил под подушкой. Паста была на месте. Тюбик нагрелся, истертая
пластмасса напоминала человеческую кожу. Гладить его было приятно, гораздо
приятней чем Галю... Я помнил каким он был новым, как обтиралась краска,
как худел, становясь все тоньше. "AQUAFRESH". "Protection for you family.
Three in one". Остальное стерлось, остались едва различимые полоски -
красная и синяя. Три компонента, трехкратное действие. Синий - ментол,
красный - укрепляет десны, белый - предохраняет от кариеса.
Нащупав языком дыру в зубе, я хмыкнул. Тюбика мне хватило на год. Ну
еще месяца три... Ничто не может длиться вечно.
Даже мысль о пасте не успокоила - нехорошо подействовал на меня мой
сон. Дело не в кошмаре, если подумать, то никакой это не кошмар, так -
смех один. И не в том, что я опять видел Ирку - видел, ну и что?
Предчувствие... Оно не прошло, я вытащил его за собой из сна и теперь оно
кололо меня под ребра тупой иглой, тянуло за ниточки нервов. Не мог я
пренебрегать им, слишком хорошо знал - внутренний голос не обманывает.
Потому и жив.
Я перевернулся на спину и, поглаживая тюбик, уставился в потолок.
Надо было думать, раскручивать клубок предощущений, страхов и еще хрен
знает чего, накопившегося в подсознании. И я начал его раскручивать, и
распутывал, разматывал, пока не заметил, что думаю о другом.
Интересно, кричал я во сне или нет? Наверное сразу в подушку
вгрызся... Привычка. Очкарик резал без наркоза, потому что его не было и
без спирта, потому что спирта едва хватило на протирку скальпеля и
хирургических железок. Ребята накачали меня одеколонной смесью, она сразу
ударила в голову, но не настолько, чтобы заглушить боль. И когда Очкарик
сделал первый надрез кто-то сунул мне в зубы первое подвернувшееся под
руку - плюшевого мишку с пола...
Странный сон. Дикое переплетение реалий и времен. Вчера - это Ирка.
Мы отдыхали здесь году в... Года за два до развала, не меньше. Жили у ее
родственников, второй дом от продмага. Сейчас там беженцы из Восточной
Сибири и какие-то черные... Мы ходили за мыс, на дикий пляж и чудно
проводили время. Заниматься любовью на камнях было очень неудобно,
постоянно мешали отдыхающие, а в доме у нее имелась своя комната, очень
скрипучая кровать и родная тетка, придававшая слишком большое значение
штампам в паспорте. Все равно, это было хорошее время, только мы тогда не
понимали. У нас на двоих был здоровый туб пасты "Pepsodent" и мы его
совершенно не жалели...
"Вертушка" - день сегодняшний. Хотя и здесь не без идиотизма - на то
и сон. Они никогда не летают по одной. Ракетные удары не наносят зря -
дорогое удовольствие. Ракетный залп - это десант. Это катера, это атака
вдоль берега по остаткам шоссейки. А сама машина? Таких фюзеляжей не
существует в природе! Не "МИ-28", какая-то мешанина. Абстракция сна. Это
Одесса из меня выходит, Николаев и Аскания-Нова. Большой Южный котел.
Так что же нам остается на завтра? Предчувствие. Этюд в багровых
тонах и запах горящей солярки. Солярка пока, слава Богу, есть. Взорвут
склад? Хранилище на воздух поднимут? Так до него еще суметь добраться
надо. Мы не смогли... Посты что ли проверить?
- Посты проверить, - повторил я шепотом и прислушался к ощущениям -
будет ли результат.
Тоска не прошла. Значит мимо, не попал. А может я грешу не на то?
Соратнички, братья по оружию. Эти да, эти могут... Очередь поперек спины,
пуля в затылок или проще - штык-ножом. С чего угодно, из-за косого взгляда
или в честь хорошего кокнара. А для кого-то первейшая обязанность - в
случае малейшего подозрения... Для кого-то, работающего в Красном Доме.
Ничего я не придумаю, так и буду лежать, гоняя по кругу никчемные,
передуманные мысли, разглядывая узоры плесени на потолке. Пансионат, черт
его дери! Нашли где устроиться! В окнах щели, в крыше дыры, котельную так
и не запустили... Да и чем в ней топить, в котельной? Пакостно. Гнусно и
холодно. Можно натянуть на себя два одеяла, раздобытых услужливым
Петрухой, можно спать не раздеваясь, можно выпить водки, позвать девушку
Галю, в конце-концов. Ничего не поможет - ни баба, ни водка, ни третье
одеяло... В поселок надо перебираться, вот что...
Гулько я почувствовал за минуту до того, как он постучал. Легко
стукнул и тут же, распахнув дверь, скользнул в комнату. Бесшумно и легко,
профессионально.
- Новости, капитан! - ему очень хотелось, чтобы я вздрогнул от
неожиданности. Последний месяц он только этого и добивался, старался
вовсю.
- Какие новости? - я нарочно тянул, не вынимая руки из-под подушки.
Пусть понервничает. Он ведь тоже человек и ничто человеческое ему не
чуждо. Откуда Гулько знать, что там кроме зубной пасты и нет ничего.
- Агентуру поймали...
Пока я шнуровал ботинки, искал по карманам сигареты Гулько стоял
неподвижно, равнодушно рассматривая, изуродованную пулями дверь. Моя
работа. Я отучал девушку Галю входить без стука. Одного урока хватило. С
тех пор девушка скромна и предупредительна. Соображает.
На улице лил дождь. Небо висело серое, тошнотное и море вдали тоже
было серое, а под ногами чавкала грязь, остатки перепаханного гусеницами
асфальта и павшей листвы. Тяжелое зрелище - приморский курорт осенью.
Остатки бывшего курорта под нудным холодным дождем...
Я, не поднимая капюшон, закурил и моментально пожалел об этом -
сигарета размокла и сломалась. Дрянь, не курево. Упакованные в серые
бумажные пачки без единой надписи, странные короткие огрызочки, неизвестно
кем и где набиваемые. Одинаковые на любой толкучке от Петрозаводска до
Семипалатинска. Говорят, их производят в Тифлисе, мешая турецкий табак с
турецким же чаем, измельченной мешковиной и еще, для крепости, с
дикорастущей дрянью из предгорий Кавказа. Закавказская Уния снабжает
сигаретами всю Восточную Россию с Украиной, получая в обмен прибалтийские
"Стингеры", запсибовские танки и даже МИГи. Частный сектор не остается
внакладе - батумские контрабандисты развозят товар по всему побережью.
Мы прошли мимо лечебного корпуса - закопченной, выгоревшей дотла
каменной коробки и по чудом уцелевшей лесенке стали спускаться вниз, к
хозяйственному корпусу, где размещался штаб. Тут я вспомнил про сон.
- Слушай, - я остановился. Гулько вопросительно смотрел на меня
снизу. - Давай-ка склад проверим... Что-то мне...
Гулько пожал плечами и, повернувшись, двинулся назад. Длинное бледное
лицо абсолютно ничего не выражало. Рыбьи глазки смотрели сквозь меня,
умудряясь удивительным образом не терять из вида. И мысли его шустрые,
юркие никак не давались, ускользали, оставляя лишь смутное эхо. Мешал я
ему, мешал не на шутку, давно, с того момента, как заняли мы этот вонючий
поселочек. Вначале была легкая досада, надежда, что все изменится,
уладится само собой. Время шло, ничего не менялось и вскоре ненависть
дошла до последнего градуса. С недавних пор я старался не поворачиваться к
