ляет из них три самые существенные: "позитивность" (единство
во времени и пространстве материала, образующего предмет
познания); "историческое априори" (совокупность условий, по-
зволяющих позитивности проявиться в тех или иных высказыва-
ниях); "архив" (перечень высказываний, порождаемых в рамках
позитивностей по правилам, задаваемым историческим априо-
ри)" (1, с. 27-28). Особое внимание заслуживает концепция
"архива".
"Архив"
Как подчеркивает Фуко,
"архив" не представляет со-
бой униформного и недиффе-
ренцированного корпуса дис-
курсов, напротив, это сильно
дифференцированная "общая система формации и трансформа-
ции высказываний" (181, с. 130). При этом для современников
ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ Деконструкция истории 65
"открыть", сделать явственным свой собственный "архив" не-
возможно, "поскольку мы говорим, находясь внутри этих пра-
вил, постольку он придает тому, что мы можем сказать -- как
и самому себе, как объекту нашего дискурса, -- свои модусы
правдоподобия, свои формы существования и сосуществования,
свою систему накопления научных фактов, их историчности и
исчезновения" (там же).
Если и можно успешно исследовать "архив" другой эпохи,
то только потому, что он предстает перед людьми иного времени
как "Другой", как носитель признаков "отличия", и в этом акте
изучения "другого", по мнению Фуко, мы якобы тем самым
косвенно признаем нашу дистанцию и отличие и имплицитно
отвергаем идею непрерывного "телеологического" прогресса или
просто преемственность "монологической" линии развития.
Именно дискурсивные практики каждой эпохи устанавливают те
исторически изменяющиеся системы "предписаний", которые и
предопределяют свойственный для нее код "запретов и выбо-
ров". Фуко постулирует четыре "порога в процессе возникно-
вения дискурсивной практики: пороги позитивности, эпистемо-
логизации, научности и формализации (там же, с. 186-187).
Последний "порог", когда очередная специфическая дискурсив-
ная практика превращается в замкнутую, самодовлеющую сис-
тему, не допускающую каких-либо "инноваций", означает насту-
пление времени "нового эпистемологического разрыва", веду-
щего к появлению новой дискурсивной практики, и, соответст-
венно, нового "архива". Фактически мы видим, что в
"Археологии знания" понятие "архива" пришло на смену эписте-
ме; недаром Лейч заявляет, что эпистема -- это своего рода
"позитивное бессознательное культуры -- ее архив" (294, с.
149). Однако содержательный аспект нового понятия и цель его
введения в качестве аналитического принципа остаются теми же
доказать факт разрыва линии исторической преемственности.
Иными словами, каждая историческая эпоха обладает ей прису-
щим "архивом", утверждающим свою оригинальность и неповто-
римость и "аннулирующим" свое происхождение и дальнейшую
судьбу: ему на смену придет другой "архив", который так же
"забудет" о своем предшест-
веннике.
Деконструкция истории
Если в свой "археоло-
гический" период Фуко осу-
ществил радикальный демон-
таж традиционного представ-
ления об истории, то на "генеалогическом" этапе своей эволюции
он предпринял уже ее явно постструктуралистскую деконструк-
66 ГЛАВА I
цию. В работе 1971 г., знаменательно озаглавленной "Ницше,
генеалогия, история" (194) французский ученый заявляет, что
после Ницше можно рекомендовать лишь три способа обраще-
ния с историей:
"а) Расширяя традиционную монументальную историю, мы
практикуем пародийное и фарсовое преувеличение, доводя все
"священное" до карнавального предела героического -- вплоть
до самых великих, каких только можно вообразить, людей и
событий.
б) Полностью отказываясь от старой общепринятой тради-
ции исторического развития, мы сразу становимся всем. Множе-
ственное и прерывистое "Я", неспособное к синтезу и незаинте-
ресованное в своих корнях, способно эмпатически вживаться в
любые формы существования изменчивого мира людей и куль-
тур.
в) Отказываясь от исключительной страсти к "истине", мы
отвергаем волю-к-"знанию" и жертвование жизнью. Мы чтим
практику "глупости" (194, с. 160-161).
Несмотря на очевидный эпатаж и иронию (при всей почти-
тельности реминисценций из Ницше) этой странной программы,
которую Фуко попытался реализовать в работах "Надзор и
наказание" (1975) (202) и "Воля к знанию" (1976, первый том
"Истории сексуальности") (185), основные ее положения очер-
чены достаточно ясно: на место "истории" приходит пародия и
фарс, "истине" и "знанию" противопоставляется "глупость", как
бы "серьезно-философски" ее ни понимать, в каком-либо техни-
ческом смысле ни толковать. Разумеется, не может быть и речи
о снисходительном упрощении позиции Фуко: все это приводит-
ся лишь в доказательство столь типичной для постструктурализ-
ма перспективы анализа как "игрового иррационализма", восхо-
дящего к ницшеанской традиции. И в этом плане весь пост-
структурализм в целом может рассматриваться как продолжение
ницшеанской линии мышления.
Иными словами для Фуко самое главное -- подчеркнуть
неосознаваемость исторических процессов, недоступность созна-
нию современника ни тех законов, по которым он живет, ни
истинного характера тех объяснений, которыми он располагает
для их обоснования. Разумеется, сам Фуко находит рациональ-
ное объяснение исторических трансформаций, которые, как он
доказывает, совершенно исказили первоначальные причины и
"объяснительные схемы" явлений действительности, но он отка-
зывает в подобной рациональности повседневному сознанию.
Оно для него является изначально ложным, а вся история вы-
ступает как абсолютно нерационализируемый процесс, где гос-
ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ Структурализм и постструктурализм Фуко 67
подствуют дискретности, нарушения преемственности, логиче-
ской последовательности. Для Фуко гораздо важнее выявить
"различие" между современностью и прошлым и показать аб-
сурдность бытующих в современном сознании причин, которые
обычно приводятся для объяснения возникновения этого
"различия". С этой целью он пытается найти в прошлом тот
момент, когда данное "различие" возникло, а затем все те
трансформации, которые оно претерпевало за все время своего
существования.
Структурализм и постструктурализм Фуко
Несомненно, есть нема-
лые основания противопостав-
лять "археологический" и
"генеалогический периоды
Фуко, и, соответственно,
общие системы доказательств
его "археологии" и "генеало-
гии", указывая при этом на структурность построения аргумен-
тации в первой и отказ (впрочем, скорее имплицитный, нежели
эксплицитный) от структурности во второй (имеющей тем са-
мым постструктуралистский характер). Однако следует иметь в
виду, что эти противопоставления в общем относительны и мы
найдем в обеих "системах" гораздо больше преемственности, чем
различия. Речь может идти лишь о сдвиге акцентов, о довольно
плавном смещении исследовательских интересов и, конечно, о
несомненном переосмыслении "структуралистских наслоений"
археологического периода, "наслоений" потому, что они наложи-
лись на бесструктурность концептуальных схем Фуко его пер-
вых "доархеологических" работ.
Но и сам структурализм Фуко, как уже отмечалось, не
был классическим, он выступал у Фуко скорее как тенденция,
не получившая строго системного выражения с "обязательными",
в данном случае жестко иерархизированными отношениями
различных уровней общего структурного образования. В частно-
сти, как структурирующий принцип эпистема носила явно несис-
тематический характер, и суть дела не в том, что она действова-
ла как бессознательный фактор -- так функционировали все
неявные структуры классического структурализма, -- а в том,
что будучи сформулирована как слишком общий принцип, она,
несмотря на все усилия Фуко, так и не получила строго логиче-
ски обоснованную схему. В ней с самого начала было слишком
много стихийного, бессознательного по самому принципу своего
функционирования. Можно сказать, что с эпистемой произошло
то же, что и с другими "глубинными структурами" теоретиков
68 ГЛАВА I "Власть"
структурализма второй половины 60-х гг.: стал выявляться ее
стихийный, неподвластный рациональной логике характер.
В частности, Лейч недвусмысленно фиксирует противопо-
ложность программ структурализма и "Археологии знания":
"Тщательно избегая каких-либо форм интенциональности, фор-
мализации и интерпретации, археология сознательно сторонится
феноменологии, структурализма и герменевтики. Объектом ее
анализа является не автор, не лингвистический код, не читатель
или индивидуальный текст, а ограниченный набор текстов, обра-
зующих регламентированный дискурс отдельной научной дисци-
плины. Расширяя свой анализ, она коррелирует различные дис-
циплинарные дискурсы таким образом, чтобы выявить общую
систему правил, регулирующих дискурсивные практики и
эпохи"(294, с. 151). Очевидно, недаром Фуко впоследствии
отказался от применения термина "эпистема" в своих работах и
переключил свои научные интересы на выявление еще более
иррационального импульса, "перводвигателя" истории -- власти
как "власти-к-знанию". Естественно, что при таком подходе
роль философского наследия Ницше в общей системе мышления
Фуко возросла в значнтель-
ной степени.
"Власть"
Как пишут М. Моррис
и П. Пэттон в исследовании
"Мишель Фуко: Власть, ис-
тина, стратегия" (1979)
(316), начиная с 1970 г. Фуко стал одновременно исследовать
как "малые или локальные формы власти, -- власти, находя-
щейся на нижних пределах своего проявления, когда она касает-
ся тела индивидов", так и "великие аппараты"3, глобальные
формы господства" (316, с. 9), осуществляющие свое господство
посредством институализированного дискурса.
Пожалуй, самым существенным в общем учении Фуко яви-
лось его положение о необходимости критики "логики власти и
господства" во всех ее проявлениях. Именно это было и остает-
ся самым привлекательным тезисом его доктрины, превратив-
шимся в своего рода "негативный императив", затронувший
____________________
3 Под термином "аппараты" структурализме и постстурурализме
закрепилось в основном значение, которое ему придал Алтюссер,
постулируя существование "репрессивных государственных аппаратов",
добивающихся своей цели при помощи насилия,
и "идеологических государственных аппаратов", таких как церковь,
система образования, семья, профсоюзы, масмедиа, литература и т. д.,
достигающих того же путем обеспечения "согласия" масс.
ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ 69
сознание очень широких кругов современной западной интелли-
генции.
Фактически в этом же направлении работает и общая логи-
ка рассуждений Дерриды, Кристевой, Делеза и многих других
постструктуралистов -- здесь лежит то общее, что их всех объ-
единяет, но как раз у Фуко эта мысль получила наиболее при-
емлемую и популярную формулировку как своей доступностью,
логической обоснованностью, так и умеренно-прогрессивным
радикализмом общей постановки вопроса, не без налета некото-
рой фатальной обреченности и неизбежности. Очевидно, эта
мифологема, воспринятая людьми самых разных взглядов и
убеждений, отвечает современным западным представлениям о
власти как о феномене, обязательно и принудительно действую-
щем на каждую отдельную личность в ее повседневной практи-
ке, и в то же время обладающем крайне противоречивым, раз-
нонанравленным характером, способным совершенно непредска-
зуемым образом обнаруживаться неожиданно в самых разных
местах и сферах.
Еще раз повторим: дисперсность, дискретность, противоре-
чивость, повсеместность и обязательность проявления власти в
понимании Фуко придает ей налет мистической ауры, характер
не всегда уловимой и осознаваемой, но тем не менее активно
действующей надличной. Она порождает эффект той спе-
цифической притягательности иррационализма, к которому так
чувствителен человек конца ХХ в. и который он пытается ра-
ционально объяснить, прибегая к авторитету научно-естест-
венного релятивизма новейших физико-математических пред-
ставлений. Специфика понимания "власти" у Фуко заключается
