медно-красными листьями вяза.
Он позавтракал поздно и в одиночестве. Все остальные уже
принялись за первые в этот день песни общины. Вскоре его
позвали в Кабинет Воспитателей
С того дня, когда к Майлзу и другим новичкам, только что
прибывшим в Маунтджой, Главный Воспитатель рассказал о Целях и
Достижениях Новой Пенологии, они видели его редко. Главный
Воспитатель почти всегда уезжал на разные пенологические
конференции.
Раньше Кабинет Воспитателей был комнатой экономки; теперь
из нее выбросили весь плюш и патриотические картинки, а взамен
заполнили стандартным гражданским оборудованием класса
"А".
Она была полна народу.
-- Это Майлз Пластик,-- сказал Главный Воспитатель.--
Садись, Майлз. По присутствию наших гостей ты можешь
догадываться, какое сегодня великое событие.
Садясь на стул, Майлз увидел что рядом с Главным
Воспитателем сидят двое пожилых мужчин, в которых он, благодаря
телеэкрану, признал выдающихся членов Коалиционного
Правительства. На них были открытые фланелевые рубашки,
блейзеры с многочисленными ручками и карандашами в нагрудных
карманах и обвислые брюки. Таково было одеяние весьма высоких
политиков.
-- Министр Благосостояния и Министр Отдыха и Культуры,--
продолжал Главный Воспитатель.-- Звезды, к которым мы прицепили
наш воз. Пресса получила готовый текст?
-- Да, Главный,
-- А фотографы готовы?
-- Да, Главный.
-- Тогда я могу продолжать.
Он продолжил, как продолжал на бесчисленных конгрессах, на
бесчисленных курортах и в университетских городках. Закончил
он, как всегда, словами: "В Новой Британии, которую мы строим,
нет преступников. Есть только жертвы неадекватных общественных
служб."
Министр Благосостояния, достигший своего нынешнего
положения не без определенной резкости в спорах, заметил: "Но я
думал, что Пластик -- воспитанник одного из наших Приютов..."
-- Пластик считается Особым Случаем,-- сказал Главный
Воспитатель.
Министр Отдыха и Культуры, который в былые дни сам не раз
мотал срока, сказал: "Ну, парень, из всего, что тут твердят, я
вижу, что ты необычайно проворен."
-- Вот именно, -- отозвался Главный Воспитатель. -- Майлз
-- это наш первый успех, подтверждение Метода.
-- Из всех новых тюрем, созданных в первой славной волне
Реформы, только в Маунтджой мы имеем случай полной
реабилитации, -- сказал Министр Благосостояния.
-- Вы можете знать или не знать, что Метод подвергался изрядной критике
и в Парламенте, и вне его. Существует много молодых горячих голов, которые
черпают свое вдохновение у нашего Великого Соседа на Востоке. Им можно
цитировать знаменитостей до почернения, но они всегда склоняются на сторону
всех самых последних технических новинок телесного наказания и казни; это
-- сковывание общей цепью, одиночное заключение, хлеб и вода, плетка-семихвостка,
веревка, дыба и прочая ерунда. Они считают нас старыми чудаками. Слава
богу, народ нам достаточно симпатизирует, но мы сейчас в обороне. Нам надо
показать результаты. Вот для чего мы здесь. Чтобы показать им результаты.
Ты наш Результат.
Это были торжественные слова, и Майлз в какой-то мере
соответствовал обстановке. Он пусто глядел перед собой с
выражением, которое могло сойти за благоговение.
-- Теперь будь поосторожнее, парень, -- сказал Министр
Отдыха и Культуры.
-- Фотографии, -- сказал Министр Благосостояния. -- Да,
пожми мою руку. Повернись к камерам. Постарайся улыбнуться.
Блицы полыхали по всей мрачной комнате.
-- Государство да будет с тобою, -- сказал Министр
Благосостояния.
-- Дай-ка нам лапу, парень, -- сказал министр Отдыха и
Культуры, беря руку Майлза. -- И учти, никаких штучек.
Потом политики ушли.
-- Заместитель Главного позаботится обо всех практических
делах, -- устало сказал Главный. -- Ступай к нему.
Майлз пошел.
-- Ну, Майлз, отныне я должен звать тебя "мистер Пластик",
-- сказал Заместитель. -- Менее чем через минуту вы станете
Гражданином. Вот эта стопочка бумаг, это -- Вы. Когда я ставлю
на них печать, Майлз-Проблема перестает существовать, и
рождается Гражданин Пластик. Мы посылаем вас в Город Спутник,
ближайший Населенный Центр, где вас прикрепят к Министерству
Благосостояния в качестве младшего служащего. Благодаря вашему
специальному образованию, вас не относят к Рабочим. Конечно,
немедленная материальная отдача не так велика. Но это Служба.
Мы поставим вас на первую ступеньку бесконкурентной лесенки.
Заместитель Главного Воспитателя взял резиновую печать и
продолжил свой творческий труд. Ш-ш -- бумп, ш-ш -- бумп,
шелестели под печатью бумаги.
-- Прошу, мистер Пластик, -- сказал Заместитель, передавая
Майлзу документы как передают младенцев.
Наконец Майлз заговорил:
-- Что я должен сделать, чтобы вернуться сюда? -- спросил
он.
-- Ну-ну, теперь вы реабилитированы, помните. Теперь ваш
черед послужить Государству за его услуги вам. Нынче утром вы
явитесь к Зональному Деятелю Прогресса. Транспорт ждет.
Государство да будет с вами, мистер Пластик. Будьте осторожны,
вы только что уронили ваше Удостоверение Человеческой Личности
-- жизненно важный документ.
II
Городу Спутник, одному из сотни ему подобных, не
перевалило еще за десять лет, но Купол Спасения уже проявлял
признаки износа. Так называлось большое муниципальное здание,
вокруг которого планировался город. Купол, породивший название,
на макете архитектора выглядел достаточно хорошо; довольно
плоский, но нехватка высоты восполнялась окружностью, -- смелое
проявление новых уловок строительства. Но когда здание
поднялось, ко всеобщему удивлению, купол не был виден с земли.
Он навсегда спрятался среди крыш и выступавших карнизов, и
никто его не видел, кроме летчиков и верхолазов. Осталось
только название. В день открытия взорам толпы политиков и
Народных Хоров предстала огромная, похожая на фабрику глыба
стройматериалов, сиявшая стеклом и свежим бетоном. Немного
позже, во время одного из довольно частых дней международной
паники, его покрыли камуфляжной краской, а окна затемнили.
Уборщиков было мало, и они часто бастовали. Поэтому Купол
Спасения, единственное крепкое здание Города Спутник, оставался
покрытым грязными пятнами. Еще не было ни рабочих кварталов, ни
зеленых окраин, ни парков, ни площадок для игр. Все это
оставалось на планшетах с залохматившимися краями, заляпанных
чайными чашками; их дизайнера давно кремировали, а пепел
развеяли среди щавеля и крапивы. Поэтому Купол Спасения являл
собой все прелести и стремления города в большей степени, чем
предполагалось.
Служащие пребывали в вечном полумраке. Громадные стекла,
которые по плану должны были "ловить" солнце, пропускали лишь
немногие блики через поцарапанное покрытие из смолы. Вечером,
когда зажигался электрический свет, они там и сям тускло
светились. Часто, когда электростанция "теряла мощность",
служащие кончали работу рано и ощупью возвращались к своим
темным лачугам, где в бесполезных холодильниках тихо гнили их
мизерные пайки. В рабочие дни служащие, мужчины и женщины,
оборванной хмурой процессией устало тащились среди окурков,
кружась вверх и вниз по тому, что когда-то было шахтами лифтов.
Среди этих пилигримов двигался присланный из Маунтджоя
Майлз Пластик.
Он служит в главном отделе
Эвтаназия не была частью первоначальной Службы
Здравоохранения 1945 года; эту меру придумали Тори для
привлечения на свою сторону голосов престарелых и смертельно
больных. При Коалиции Бивэна-Идена Служба вошла во всеобщее
пользование и моментально стала популярной. Союз Учителей
боролся за ее применение к трудным детям. Желающие
воспользоваться ее услугами иностранцы приезжали в таких
количествах, что теперь иммиграционные власти заворачивали
обладателей билетов в один конец.
Майлз осознал важность своего назначения еще до того, как
начал работать. В первый вечер в общежитии его окружили коллеги
с расспросами.
-- Эвтаназия? Повезло тебе, скажу я. Конечно тебя заставят
изрядно поработать, но это единственный отдел, который
расширяется.
-- Великое Государство! Это наверняка по протекции. Только
самых одаренных посылают в Эвтаназию.
-- Я пять лет пробыл в Контрацепции. Это тупик.
-- Говорят, что через год-другой Эвтаназия проглотит
Пенсии.
-- Ты, должно быть, Сирота.
-- Да.
-- Вот так-то. Сиротам все коврижки. Я-то жил в Полной
Семье, Государство мне в помощь.
Конечно, это было приятно, уважение и зависть. Это обещало
чудесные перспективы, но пока обязанности Майлза были довольно
скромными.
Он был самым молодым из шести штатных младших служащих.
Директором был пожилой мужчина по имени доктор Бимиш, с
характером, сложившимся в нервные тридцатые годы, ныне
озлобленный, как многие его современники, осуществлением своих
надежд. В молодости он подписывал воззвания, воздевал кулак в
Барселоне, писал абстрактные картины для "Горизонта", на
больших конкурсах Молодежи стоял рядом со Спендером и творил
"паблисити" для последнего Вице-короля. Ныне он добился своего.
Он находился на самом желанном в Городе Спутник посту и по
иронии судьбы терпеть его не мог. Доктор Бимиш радовался любому
послаблению служебных трудностей.
Говорили, что Центр Эвтаназии Города Спутник был самым
худшим в Государстве, Пациентов доктора Бимиша заставляли так
долго ждать, что они умирали естественной смертью еще до того,
как он находил уместным отравить их.
Маленький штат уважал доктора Бимиша. Все были из класса
служащих, поскольку это было частью той маленькой жестокой игры
в экономию, которую д-р Бимиш вел с высшими чинами. У его
отдела, заявлял он, при нынешнем распределении фондов нет
средств на рабочих. Даже истопник и девушка, доставлявшая
оставшиеся искусственные челюсти в Центр Перераспределения
Зубов, были младшими служащими.
Младшие служащие были дешевы и многочисленны. Каждый год
Университеты выпускали их тысячами. В самом деле, со времени
Дополнения к Закону о Промышленности 1955 года, освободившего
рабочих от налогов -- великая и популярная мера реформы,
которая укрепила нынешнее постоянное Коалиционное Правительство
-- существовал позорный поток служащих, образование которых дорого стоило
Государству, "переходящих", как это называлось в ряды рабочих.
Обязанности Майлза не требовали особых навыков. Ежедневно
в десять часов двери Службы открывались перед измученными
благоденствием Гражданами. Майлз был тем, кто открывал их,
сдерживая нетерпеливый натиск, и впускал первую шестерку; после
этого он закрывал двери перед ожидающим многолюдьем до тех пор,
пока Старший Служащий не подаст сигнал впустить следующую
партию.
Очутившись внутри, они попадали под его начало; он
выстраивал их по порядку, следил, чтобы не лезли без очереди и
для их развлечения включал телевизор. Старший Служащий
опрашивал их, проверял документы и оформлял конфискацию их
имущества. Майлз никогда не бывал за той дверью, куда их,
наконец, провожали одного за другим. Слабый запах цианида
иногда намекал, что скрывалось за ней. Тем временем он подметал
приемную, опорожнял корзину для бумаг и заваривал чай, то есть,
выполнял функции рабочего, для которых утонченность Маунтджоя
оказалась чересчур шикарным уменьем.
В общежитии на него смотрели те же репродукции Леже и