лошадиным черепом, привязанным к лопасти, и закричал, обращаясь к земле:
- Здесь я поднимаю Столб Мести! Я обращаю проклятье против этих
берегов, воды, леса, полей, гор и самой Земли, и самого Неба над этой
Землей! Проклятье им, проклятье!
Эхо скалистых стен Нидароса отвечало: "...ятье ятье..."
Оттар продолжал:
- Я поднимаю этот Столб Мести против богов, создавших эту Землю и
покровительствующих ей. Пусть эти боги всегда блуждают, пусть никогда и
пусть нигде не находят себе покоя!
Гномы почувствовали, как земля дрогнула. В ужасе, затыкая уши, они
скатились в свои пещеры. Там, маленькие, как лемминги, но сильные, как
люди, они поспешили схватить свои молоты. Гномы ковали новые железные
сваи, укрепляя потрясенные кости земли фиордов.
Прозрачные ниссы-лютины поднялись над скалами грустным серым туманом.
Духи фиордов уходили прочь от Нидароса, проклятого рожденным в нем
сыном фиордов, отказавшимся от родного берега.
Внутри пустого черепа громадного кита умирал истощенный рабством
траллс. Слушая проклятья, он смеялся беззвучным горьким смехом. Пять
бесконечных лет отделяли его, дряхлого старца, от дней свободы и
молодости. В далеком галло-римском городе он вдохновлялся гекзаметрами
Гомера, наслаждался Тацитом, Плутархом, Овидием... Ничто человеческое не
было чуждо ему, человеку. Ирония злой судьбы - его замучил презренный
дикарь-ярл, более кровожадный, чем полулюди, о которых рассказывал отец
истории грек Геродот. Умереть под бессмысленные проклятья варвара!..
От имени своего и всех изгнанников Оттар бросал вызов отцу племени и
разрывал союз детей фиордов:
- Мы проклинаем тебя, Вотан! Пусть ты и все боги страдают и чахнут,
пока не выбросят с этой проклятой земли Черного Гальфдана, его сына
Гаральда и всех их близких, и всех их дальних, и всех их друзей и
пособников! Проклятье, проклятье!
Вместе с эхом ярлу ответил звучный голос Гильдис:
- Проклятье! - Женщина поднимала крохотную ручку Рагнвальда, который
никогда не отстанет от отца.
Оттар воткнул весло в расщелину и повернул к земле желтые оскаленные
зубы лошадиного черепа. Плавники акул рассекали тяжелую маслянистую воду
фиорда. Море не было включено в проклятье.
Верная дружина из отлично обученных военному делу викингов, которым
некуда отступать.
Лучшее оружие для нападения и лучшие доспехи для защиты тела.
Хороший запас стрел, ядер для пращей, тетив для луков, метательных
копий.
Инструменты и отборные мастера-траллсы для починки оружия и для
изготовления нового.
Воронки для пытки водой, смолой и горячим маслом, иглы и крючки для
ногтей, наборы клещей хитроумной формы для вырывания кусков мяса,
вытягивания жил и ломанья ребер, пилки и долота для костей, колеса и блоки
для растягивания, решетки для поджаривания, тиски для рук, ног, головы,
круглые ножи и деревянные клинья-лопаточки для сдирания кожи... - ярл
Оттар не забыл в брошенном Нидаросе ничего, нужного ему для завоевания
земель, для добычи богатства и укрепления власти.
Под мелким моросящим дождем северной осени драккары ярла Оттара,
вестфольдинга, отходили в серое, мрачное, туманное и неспокойное море.
Они плыли на Юго-Запад, туда, где, как знал Оттар, и копья короче, и
мечи тупее, чем на Востоке. И главное - там легче гнутся спины!
Там бывший нидаросский ярл будет пытаться осуществить свои намерения,
которые он считал высокими.
Глава вторая
1
Покончив с нурманнским лиховременьем, на общем вече земель и племен
новгородцы избирали новых старшин взамен тех, кто славно отдал жизнь за
город или изменил Правде.
Посадником, старшиной над старшинами, избрали Гюряту.
Народ и старшины клялись не забывать черное дело Ставра и во всем
соблюдать Правду. Клялись следить за боярами и богатыми и ни в чем не
давать им власти против меньшего людства. Большие клялись перед меньшими
честно соблюдать Город и Правду, никогда и ни в чем не делать урона, все
дела вершить открыто, не иметь тайн.
Вече назначило особые подати на поправление Города, на вдов и сирот и
приняло раскладку податей по достаткам людей.
Опозоренное кожаное било решили заменить и приказали городским
мастерам отлить из меди и серебра звонкий вечевой колокол.
На том же вече принимали послов, присланных нурманнским вечем-тингом
и королем Гальфданом Черным. Послы объяснили, что ни их народ, ни король
не желали новгородцам зла. Говорили, что на Новгород напали беззаконные
ярлы-разбойники, худые нурманнские князья, которых ныне гонит от себя сама
нурманнская земля.
Послы с низкими поклонами просили новгородцев не иметь зла. Молили,
было бы все по-прежнему: нурманнские купцы плавали бы в Новгород, а
новгородские - к нурманнам. Просили, чтобы новгородцы по-прежнему
пропускали мимо себя иноземных купцов, а нурманны не будут мешать плавать
в Новгород.
Послы убеждали не чинить ущерба торговле: от затруднений в торговле
будет плохо нурманнам, плохо и новгородцам. Послы заверяли: нурманны не
будут воевать с новгородцами, а узнав что дурное - будут извещать.
Вече рассудило и порешило: быть по сему, жить с нурманнами, как
ранее, мирно. Однако же и Город, и пригороды, и земли надобно крепить и
крепить.
2
До нурманнского разорения биармины и поморяне смотрели на море, как
на обширное неисчерпаемое угодье, где рыбы, тюленей, моржей, китов и
прочего морского зверя хватит на всех и про все до скончания веков.
Нурманны научили думать иначе.
Поморяне и биармины общими силами отстраивали Усть-Двинец, спешили до
зимы поставить теплые избы. Однако же одновременно рыли рвы, готовили
бревна для крепкого тына.
Кто знал, не вернутся ли нурманны? Нурманны убили прежнее спокойствие
души, больше оно не вернулось. Но люди упрямо строились на прежнем месте.
Общая беда, страшные общие испытания еще теснее сплотили новгородских
выходцев и биарминов. Им нечего было делить, не о чем спорить.
Новгородское Небо-Сварог и Земля-Берегиня хорошо сжились с биарминовской
Йомалой-Водой.
В новом Усть-Двинце оседали новые семьи биарминов, ставили дворы по
новгородскому примеру, перенимали новгородские обычаи. Поморяне же
воспринимали биарминовские навыки. Слияние происходило незаметно, не было
препятствий в виде закоснелых обычаев. А отношение к роду, к взаимной
поддержке родовичей, к пользе послушания старшему в роде было общее у
новгородцев и биарминов.
Всем были понятны основы доброй Новгородской Правды, заключавшиеся в
очевидно человечном признании равного права всех людей на вольность и на
блага земли.
3
Во дворе старшины Одинца жил новый, особенный человек. Его нашли едва
живым не берегу Двины ниже того места, где затонул наибольший драккар
вестфольдингов.
Человек, как зверь шерстью, зарос черным волосом и, как зверь же, был
без речи. На его шее сидел медный обруч с нурманнской буквицей " R ".
Такая же буквица была выжжена на его лбу, а на ноге цепь, прикованная к
вырезанной из днища драккара прочной дубовой доске. По доске-то поморяне
поняли лучше Оттара истинную причину потопления "Дракона".
Черпальщик до самой зимы молча и дико, не боясь холода и дождя,
просидел в углу двора. С наступлением морозов он забился под лавку в избе.
Ребятишки боялись человека-зверя, потом привыкли, и он, как видно,
привык. К середине зимы черпальщику сделалось легче. Он, как маленький,
ходил за хозяйкой Заренкой, таскал воду, дрова.
И горько, и радостно было наблюдать, что в изувеченной нурманнами
душе затеплилась живая искорка. Диво, он пытался учиться говорить.
С весны черпальщик мог освоить простую работу. На работе окончательно
освоил человеческую речь, но лишь через два лета он сумел припомнить и
сложить слова рассказа о своей прежней страшной жизни.
Бежавший от нурманнов варяг из померано-русских славян Горик не осел
у поморян, вскоре ушел в Новгород. Горик не вернулся на родину, а дал
Городу клятву-роту на верную службу и сделался городским ротником-воином.
Вместе с другими Горик ходил на службу на окраину, отличился воинской
сметкой и разумно-спокойной храбростью. Он пришелся по душе Гюряте,
который послал его ротным старшиной в Ладогу. Со временем Горик, взяв в
жены племянницу новгородского посадника, породнился с Гюрятой.
4
В год нурманнского разорения Одинцу шло тридцать четвертое лето, а
Заренке двадцать восьмое. Они чисто, не растрачивая крови и не разменивая
сердца, прожили свою первую жизнь. И вторую сумели начать со зрелой силой
познания себя и других.
Не скоро появились в Одинцовом дворе прежние достатки. А жизнь
спорилась. Помощники Ивор и Гордик подрастали, за ними поднимались другие:
теперь Заренка не скупилась для мужа на доброе, любовное слово и, в
счастливом браке, больше не отказывала Одинцу в сыновьях и дочерях. Но это
- их дело. Одинец жил без былой тоски, со спокойным, сытым сердцем. Чего
еще нужно человеку!..
И еще по-иному увеличивался род Одинца и Заренки. После нурманнского
разорения осталось много вдов и сирот. Не разбираясь в племени, поморяне и
биармины подбирали безотцовщину. Заренка жадно тянулась пригреть
несчастных. В семье Одинца воспитывались шесть ребятишек из рода
замученного вестфольдингами Расту и трое Отениных.
Большой и крепкий, как земля, род, хотя без титулов и родословных. Не
каждый ли, разглядывая нетленную ткань истории родины, захочет найти таких
предков.
5
Поправляясь от нурманнского разорения, поморяне, памятуя заветы
своего первого старшины Доброги, заглядывались на море:
- А дальше там что же?
Учились строить и строили глубокодонные, устойчивые под парусом на
морской волне широкобокие лодьи, начинали надолго уходить в море.
Вскоре в их речи появились названия новых мест и морских мысов -
Май-наволок, Крипун, Земляной, Кокурский, Шаронов, Кола, Калгуев, Жогжин,
Кончаловский наволок, Кара, Терский берег, Вайгач, Моржовец-остров,
Грумант и другие...
Глава третья
1
Король Гальфдан Черный наносил свободным ярлам сокрушительные удары.
Сын Черного - Гаральд, прозванный Гарфагером Длинноволосым за клятву не
стричь головы до полного изгнания и истребления свободных ярлов, избивал
королей открытого моря.
Внук Гальфдана, Эрик, по прозвищу Кровавый Топор, выбил с земли
фиордов последних пенителей моря.
Рагнаради свершилось... Как?! Те, перед кем дрожала Западная Европа,
не сумели удержаться на собственной родине? Какой родине? Ее не было у
викингов. Они не были ни народом, ни частью народа. Грабители-аристократы,
они были паразитирующим телом, раковой опухолью, способной жить чужими
соками везде, где государственное неустройство и слабость народов
позволяли им причалить к берегу.
Причалить в буквальном смысле слова... Побывавший в Новгороде
свободный ярл Ролло, он же Рольф ле Маршер и Роллон французских хроник,
после того как тинг объявил его вне закона, в 876 году на шести драккарах
ворвался в Сену. Использовав уроки предыдущих походов и особенно
полученную на Востоке науку, умный и ловкий Ролло после долгой, но
успешной войны основал на севере нынешней Франции герцогство Нормандское.
В 912 году Ролло вынудил Карла Простого, короля французов, признать
себя побежденным. Карл утвердил право герцога нормандского на большую долю
французской земли и выдал за норвежского пирата свою дочь Жизель.
Несчастный договор, принесший бесконечные бедствия французам и
англичанам в течение следующих семисот лет их истории, был подписан в
