свои соображения на этот счет, пристроил остатки инстант ланча в корзину
для мусора и направился в украшенную двумя нулями дверь, расположенную,
слава Господу, неподалеку. Голуби тут же стали возмущенно кучковаться, живо
обсуждая услышанное.
Комиссар окинул взглядом сверкающее фосфорически-белым кафелем и
пустынное помещение, осторожно стараясь не измазаться еще сильнее, стянул с
себя и повесил на крюк пострадавший плащ, отмыл руки и уже собрался взяться
за украшенный живописным пятном рукав, когда в спину ему уперся отменно
жесткий ствол.
- Не двигайся, негодяй! - приказал ему низким басом тот, кто находился на
другом конце этого ствола.
* * *
Ким пододвинул свой ноутбук к себе и считал очередную, поступившую на
него информацию по Энни. Корреспондентка ГН только что приобрела по
компьютерной сети зарезервированный за коррпунктом ГН билет на рейс
космолайнером Снарк до пересадочного узла Транзит-80, а на Транзит
отправила заказ на билет до Квесты. И оплата и заказы произведены по
личному ноутбуку из помещения Медицинского Центра. После чего ее кар
двинулся в направлении Парковых Линий.
Проходила медосмотр по полетной страховке, - прикинул Ким. - Готовится к
отъезду. Но черта ей надо на Парковых? Пора подключиться к процессу... Он
закрыл ноутбук, подхватил его со стола, кивнул остающемуся в покидаемом
кабинете дежурному и почти бегом поспешил к своему кару. Судьба и так уже
дала ему слишком большую фору.
* * *
Странное это чувство - чувство свободы! Есть в нем горечь. Даже когда
свобода огромна и сладка, аромат горечи присутствует в ней. У него - разные
лица, он иногда кажется чем-то иным, но приглядитесь - это всегда он.
Аромат горечи, замешанной на познанном грехе несвободы, на страхе перед
тем, что она вернется - как пробуждение от сна, в котором привиделось
детство, в котором тебе не быть уже никогда... Потому что по-настоящему
свободен ты был только когда-то тогда. Когда и не знал, что есть свобода и
несвобода. А может тебе просто кажется, что это было когда-то... А на самом
деле - не было и быть не могло...
Для Пера у этой горечи было лицо Тин. И еще - лицо сына. То, которое он
видел в последний раз - лицо лохматого, испуганного зверька, не
понимающего, почему папа пришел к нему ночью, почему разбудил его и молча
смотрит... Тогда он так и не нашел что сказать сыну. Он навсегда останется
для него таким. Нет - живет и ходит по свету теперь уже почти взрослый
паренек, в глубине души которого где-то навеки заточен тот испуганный
лохматый зверек. Но они, наверное, никогда не встретятся теперь. Тот
паренек думает, что папа погиб - там, далеко в небе. Может быть, грустит,
глядя в черную бездну по ночам. Красивая ложь - так они договорились с Тин.
Слава богу, вряд ли его когда-нибудь заинтересуют старые файлы о судебном
процессе над человеком с совсем чужой фамилией.
Правда, он все-таки набрал в справочной сети имя сына - и узнал, что тот
вместе с семьей убыл в Метрополию. Видно Тин повезло - или с ее картинами
или с новым мужем. Впрочем - почему с новым? Они не регистрировали свой
брак тогда. Что мешало ему перестать быть холостяком? Может быть - Чур...
Десять лет жизни под чужим небом - это очень серьезно. И они никогда не
знали - будут ли жить вместе до старости. Вышло, что - нет. Она всегда
мечтала перебраться на Землю - и это было правильно: в конце концов, она
родилась там. Семьей, в составе которой сын улетел отсюда, Пер
интересоваться не стал. Так лучше для всех. Теперь можно не бояться ходить
по городу. Здесь могут всего лишь выстрелить в спину. Но не отвести взгляд
при встрече. Или - пройти мимо, не узнав. Можно даже подойти к старой
постройки дому на Шведских аллеях. Подняться по добротной каменной
лестнице, послушать - живет ли в просторной лестничной площадке эхо,
которое они с сыном учили разговаривать. Позвонить в дверь, за которой
когда-то жил. Извиниться перед теми, кто живет там теперь, повернуться и
уйти.
Ничего этого Пер не сделал. Единственное, что он позволил себе после
того, как вышел из гостиницы и стряхнул с себя легкое головокружение,
вызванное таким резким возвращением в мир расконвоированного народа, так
это доехать на антикварном - для туристов - потренькивающем трамвайчике до
перекрестка Навигаторов, где напротив табачной лавки приютилось Кафе
букинистов. Здесь ничего не изменилось. Даже цены не слишком выросли за эти
семь лет. И у кофе, что подавали здесь, был тот же самый вкус, что и много
лет назад - когда он приходил сюда, в прохладное пыльное безлюдье, чтобы
без помех, за чашкой удивительно дешевого и тем не менее почти натурального
кофе готовиться к экзаменам. Потом он писал здесь свои первые статьи. Потом
- книгу. Здесь никто и никогда не мешал ему.
Вот и сейчас - трое, от силы четверо посетителей неспешно беседовали за
столиками, еще один чудак был погружен в раздумья о чем-то своем. Все они
пришли сюда задолго до Пера и никому из них не было дела до явно
выглядещего много старше своих лет типа.
Отхлебнув кофе, Пер осторожно поднялся с места и занялся изучением
содержимого полудекоративных книжных полок, украшавших интерьер кафе. Здесь
действительно можно было и купить, и продать, и взять на прочтение или
обменять старинные бумажные книги. Правда, большая часть товара была
сделанными под старину имитациями, но и этот товар пользовался спросом -
что-то было и осталось в печатном слове такое, чего уже не вытравить из
природы человека. Возможно - эта была страсть к пожелтевшим страницам,
причудливым картам и чертежам, к золотому тиснению кожаных переплетов, к
неспешным, тяжеловато написанным текстам, повествующим о чем-то ставшим уже
преданием...
То, что здоровенный том Малого атласа Четырех Миров так и не изменил
своего места на полке с тех пор, как он видел его, вовсе не удивило Пера -
солидная цена и явная принадлежность к породе декоративных имитаций
гарантировала этому кирпичу долгую и не привлекающую излишнего внимания
жизнь в углу одной из самых удаленных книжных полок. Удивило его другое.
Именно неприкосновенная неподвижность атласа была причиной того, что Пер с
давних пор - тогда еще в шутку - использовал этот фолиант в качестве
своеобразного почтового ящика. Препарат, который он принял перед тем, как
отдать себя в руки закона, стер из его памяти сотни фактов, массу лиц,
адресов, дат. Но такие глубокие воспоминания он не затронул.
Пер, правда, и сам не мог бы сказать точно, что искал он сейчас среди
этих знакомых ему, чуть потрепанных жестких страниц и поэтому чуть не
присвистнул от удивления, когда на привычном месте - между триста
восемьдесят четвертой и триста восемьдесят пятой страницами он обнаружил
листок из блокнота - кремовой, тонкой бумаги в мелкую, еле заметную
коричневую линейку.
На ней было написано всего несколько слов. Нелепая, несуразная фраза. Пер
прикрыл глаза, запоминая ее.
AVES REGORI DUS MENUS ANTIGUA O RARA, CUM MEGA PARAGUA DUM COSOS
Исковерканная латынь что-ли? Код? А может - одно из галактических
наречий. Их много.
Кто и кому посылал письмо через почтовый ящик, бывший когда-то - очень
теперь давно - его выдумкой, оставалось загадкой. Но ведь не чужое же
письмо он искал в старом атласе?
Нет - не его. И пусть остается здесь. Между триста восемьдесят четвертой
и триста
восемьдесят пятой страницами. Идет от кого надо - кому надо. Бог им в
помощь.
Пер еще раз пригляделся к листку. Ему показалось, что тот потемнел
слегка. Он помассировал веки. Осторожно закрыл книгу.
Если не на обычном месте, то значит - здесь, на последних страницах, там,
где идут указатели... Он снова открыл тяжелый том. И облегченно вздохнул.
Вот они - его еле заметные пометки у букв и слов, сделанные по одному ему
известной системе... Они словно сами с собой сложились в нечто внятное.
Только коротенький такой текст:
ZELLER 3 STAR 12 1118
И как всегда бывает, когда информация ложится на стертую память, пришло
чувство уверенности, что ЭТО ИМЕННО ТО , и противное, ложное чувство, что
вот-вот и ты вспомнишь еще что-то - то, что лежит в соседней ячейке твоего
подсознания, готовое выйти на свет, вернуться тебе. И еще на него накатил
вдруг душный, запоздалый страх - даже бисеринки пота выступили на его лице.
А если бы какой-нибудь дурень купил книгу? А если бы закрылось Кафе
букинистов?
Как мог он, как мог доверить ключ от стертой части своей памяти - от
огромного куска себя самого, этой пачке пожелтевшей бумаги? И почему он был
так спокоен до этого мгновения?...
Чуть дрожащей рукой он поставил атлас на место, допил остывший кофе и
вышел в ночной город. Поймал такси-автомат и набрал на панели навигатора
адрес: Площадь трех звезд, 12.
* * *
Расконвоированного заключенного П-1414, наверно, позабавило то, что
произошло под крышей Кафе букинистов менее чем через четверть часа после
того, как он покинул сие богоугодное место.
А произошло вот что:
К дверям кафе подкатил громадный, чуть напоминающий катафалк Лорд-мастер,
из него вышли и с плохо скрытой торопливостью направились в кафе трое -
строго одетый высокий тип с острыми, грубоватыми чертами лица, угрюмый
детина, меньше всего напоминающий библиофила, с оттопыренной наплечной
кобурой левой полой кожаной куртки, и сутуловатый нервный человек с
землистого цвета лицом и седым венчиком коротко стриженых волос, осеняющим
его чело.
Для порядка Комски заказал пару чашек кофе, а Гонсало Гопник в
сопровождении угрюмого детины направился прямо в дальний угол - к полкам
редких книг.
Он уверенным взглядом окинул их, ухватил корешок Атласа Четырех Миров и,
вытащив его, раскрыл на триста восемьдесят четвертой странице.
После чего позеленел.
- Ну? - спросил его нетерпеливый детина.
- Как-к-кое может быть ну?! - зло спросил Гопник. - Вы видите ЭТО?
Подошедший к ним сзади с чашечкой в руке Комски недоуменно потрогал
безымянным пальцем затянутой в кожаную перчатку руки россыпь коричневатого
порошка, украшавшую разворот атласа. Она напоминала некий новый архипелаг,
раскинувшийся посреди Экваториального океана Квесты.
- Ваше письмо было обработано фотосенсибилизатором? - спросил он.
- Приятно иметь дело с понятливым человеком, - ядовито подтвердил
Гонсало. - Мепистоппель брал книгу домой почитать и там - в темноте, при
красном свете - вкладывал туда письма. Потом, возвращал книгу. После того,
как на такое письмо попадает нормальный свет, оно живет минут десять. Потом
остается вот это... Какой-то дурак сунул нос именно на эту страницу...
Или...
- Или?... - с интересом произнес Комски. - Вы уверены, что не морочаете
мне голову, Гопник?
Ответом ему был исполненный гневного возмущения взгляд.
- Вы один пользовались этим почтовым ящиком? - поставил новый вопрос
помощник Саррота.
- Эта компания передо мной не отчитывается... - Гонсало поднял плечи к
самым ушам.
Комски задумчиво взял с полки бронзовый колокольчик и встряхнул его.
Мелодичный звук повис в воздухе и вызвал к жизни упитанного молодого
человека в декоративной униформе служителя Кафе букинистов. Живой приказчик
- тоже элемент экзотики.
- Я хотел бы преобрести эту книжку, - холодно уведомил его Комски. -
Выпишите счет.
- Видите ли, она стоит... - начал упитанный юноша.
- Я вижу, сколько она стоит, - оборвал его Комски. - Упакуйте покупочку,
если это не составит...
- Не составит! - заверил его воодушевившийся приказчик. - По какому
адресу отправить ваше преобретение? Вы платите по туристической карточке?
- Я плачу наличными и книгу отдайте мне, - властно распорядился Комски и,
терпеливо подождав, пока понятливый юноша вручит ему фирменный пакет и
напрочь сгинет, протянул его угрюмому оперативнику.
- Срочно в лабораторию. Дэвису. Пусть вытянет все, что сможет. Здесь
может быть и другая информация: отпечатки пальцев, пометки...
Повторяю: пусть вытянет все возможное. А мы с господином Гопником
