И курит топтаный долбан.
О, долбаны, бычки, окурки!
Порой вы слаще сигарет.
Мы же не ценим вас, придурки,
И ценим вас, когда вас нет.
Во рту говно, курить охота,
А денег, только пятачок.
И вот, в углу находит кто-то
Полураздавленный бычок.
И крики радости по праву
Из глоток страждущих слышны.
Я честь пою, пою вам славу,
Бычки, окурки, долбаны!
Еще кувшин рассолу просит
И тут письмо служанка вносит.
Он распечатал, прочитал,
Конец в штанах мгновенно встал.
Себя не долго Женя мучил
Раздумьем тягостным. И вновь,
Так как покой ему наскучил,
Вином в нем заиграла кровь.
Татьяну в мыслях он представил.
И так и сяк ее поставил.
Решил Онегин - в вечеру
Сию Татьяну отдеру.
День пролетел как миг единый
И вот Онегин уж идет,
Как и условлено в старинный
Парк. Татьяна ждет.
Минуты две они молчали,
Подумал Женя ну держись.
Он молвил ей:"Вы мне писали?"
И гаркнул вдруг:"А ну ложись!"
Орех могучий и суровый
Стыдливо ветви отводил,
Когда Онегин член багровый
Из плена брюк освободил.
От ласк Онегина небрежных
Татьяна как в бреду была,
Шуршанье платьев белоснежных
И после стонов неизбежных
Свою невинность пролила.
Ну, а невинность это, братцы,
Во истину и смех, и грех,
Коль, если глубже разобраться -
Надо разгрызть, что б съесть орех.
Но тут меня вы извините,
Изгрыз, поверьте, сколько мог.
Теперь увольте и простите -
Я целок больше не ломок.
Ну вот, пока мы здесь пиздели
Онегин Таню отдолбал
И нам придеться вместе с ними
Скорее поспешить на бал.
***
О! Бал давно уже в разгаре!
В гостиной жмутся пара к паре
И член мужчин все напряжен
На баб всех, кроме личных жен.
Да и примерные супруги,
В отместку брачному кольцу,
Кружась с партнером в бальном круге,
К чужому тянутся концу.
В соседней комнате, смотри-ка,
На скатерти зеленой сика,
А за портьерою, в углу,
Ебут кого-то на полу.
Лакеи быстрые снуют,
В бильярдной так уже блюют,
Там хлопают бутылок пробки,
Татьяна же после поебки
На верх тихонько поднялась,
Закрыла дверь и улеглась.
В сортир бежит Евгений с ходу.
Имел он за собою моду
Усталость с ебли душем снять,
Что нам не вредно б перенять.
Затем к столу он быстро мчится
И надобно ж беде случиться -
Владимир с Ольгой за столом,
Член естественно колом.
Он к ним идет походкой чинной,
Целует руку ей легко,
"Здорово Вова, друг старинный,
Jeveus nome preaux, бокал "Клико"!
Бутылочку "Клико" сначала,
Потом "Зубровку","Хваньчкару"
И через час уже качало
Друзей как листья на ветру.
А за бутылкою "Особой",
Онегин, плюнув вверх икрой,
Назвал Владимира разъебой,
А Ольгу - самою дырой.
Владимир, поблевав немного,
Чего-то стал орать в пылу,
Но бровь свою насупив строго,
Спросил Евгений: "По еблу?"
Хозяину, что бегал рядом
Сказал: "А ты пойди поссы!"
Попал случайно в Ольгу взглядом
И снять решил с нее трусы.
Сбежались гости. Наш кутила,
Чтобы толпа не подходила
Карманный вынул пистолет,
Толпы простыл мгновенно след.
А он красив, могуч и смел
Ее меж рюмок отымел.
Потом зеркал побил немножко,
Прожег сигарою диван,
Из дома вышел, крикнул: "Прошка!"
И уж сквозь храп: "Домой, болван."
***
Метельный вихрь во тьме кружится,
В усадьбе светится окно.
Владимир Ленский не ложится,
Хоть спать пора уже давно.
Он в голове полухмельной
Был занят мыслею одной.
И под метельный ураган
Дуэльный чистил свой наган.
"Онегин! Сука! Блядь! Зараза!
Разъеба! Пидор! И говно!
Лишь солнце встанет - драться сразу,
Дуэль до смерти! Решено!"
Залупой красной солнце встало.
Во рту, с похмелья, стыд и срам.
Онегин встал, раскрыл ебало
И выпил водки двести грамм.
Звонит. Слуга к нему вбегает,
Рубашку, галстук предлагает,
На шею вяжет черный бант,
Дверь настежь, входит секундант.
Не буду приводить слова,
Не дав ему пизды едва,
Сказал Онегин, что придет,
У мельницы пусть, сука, ждет.
Поляна белым снегом крыта.
Да, здесь все будет "шито-крыто".
"Мой секундант", - сказал Евгений,
"А вот мой друг - месье Шардрез."
И так, друзья без рассуждений
Становятся между берез.
"Мириться? Hа хуй эти штуки!
Наганы взять прошу я в руки."
Онегин молча скинул плет
И быстро поднял пистолет.
Он на врага глядит сквозь мушку,
Владимир тоже поднял пушку.
И ни куда-нибудь, а в глаз
Наводит дуло, пидораз.
Онегина мондра хватила,
Мелькнула мысль: "Убьет, мудила."
Ну подожди, дружок, дай срок.
И первым свой нажал курок.
Упал Владимир. Взгляд уж мутный
Как будто полон сладких грез
И после паузы минутной -
"Пиздец" - сказал месье Шардрез.
---=== The End ===---
(нечто типа P.S.)
Упал Владимир, взгляд уж мутный,
Как будто полон сладких грез,
И после паузы минутной
"Пиздец", - сказал месье Шардрез.
Что ж делать, знать натуры женской
Не знал один, должно быть, Ленский.
Ведь не прошел еще и год,
А Ольгу уж другой ебет...
Оговорюсь: другой стал мужем,
Но не о том, друзья, мы тужим.
Твердила мать и без ответа
Не оставались те слова,
И вот запряжена карета
И впереди Москва, Москва!
.........................
Дороги! Мать твою налево!
Кошмарный сон, верста к версте,
О, Александр Сергеич, где Вы?
У нас дороги еще те...
Лет через пятьсот дороги, верно,
У нас изменятся безмерно...
Так ведь писали, верно, Вы
Увы! Вы, видимо, правы.
Писали Вы - дороги плохи,
Мосты забытые гниют,
На станциях клопы и блохи
Уснуть спокойно не дают.
И на обед дают гавно -
Теперь давно уже не то.
Клопы уже не точат стены,
Есть где покушать и попить,
Но цены, Александр Сергеич, цены -
Уж лучше блохи, блядью быть!
.........................
Весна для нас, мужчин, мука.
Будь хром ты, крив или горбат,
Лишь снег сойдет - и к солнцу штука,
А в яйцах звон, не звон - набат!
Весной, как всем это известно,
Глупить желает каждый скот,
Но краше всех, скажу Вам честно,
Ебется в это время кот.
О, сколько страсти, сколько муки,
Могучей сколько красоты,
Коты поют и эти звуки
Своим подругам шлют коты....
---=== The ENDец, вероятно ===---
Пансион любви.
Мистер Хобс еще раз сверился с записью в блокноте и направился к
особняку. Обширный двор, который был скрыт от посторонних взоров высоким
кирпичным забором, - на воротах этой цитадели была прибита огромная
вывеска: "Частный пансионат для детей-сирот", ул. Пароэль, 14.
- Это, кажется, здесь, - пробурчал мистер Хобс и нажал кнопку звонка.
Пожилая женщина-привратница провела Хобса в дом и представила мадам Сюльбе
- хозяйке дома.
Кабинет мадам Сюльбе был больше похож на будуар светской дамы, чем на
рабочую комнату. На стенах много картин, одна стена зеркальная, широкая
кровать покрыта розовым муаровым одеялом, туалетный столик с духами и
вазами, два кресла, пуф и бюро. На подоконнике стоял магнитофон, но он
как-то выпадал из общего вида и был незаметен. Сама мадам Сюльбе меньше
всего походила на содержательницу бедного пансиона. Эта роскошная молодая
француженка поразила Хобса своей непринужденностью и жизнерадостностью.
- Да, да, - с радостью воскликнула она, как только Хобс представился.
- Нам как раз такой доктор и нужен. Мне кажется, что девочкам вы
понравитесь. Мне, во всяком случае, подходите, - улыбнулась она.
- Очень рад, благодарю за откровенность, вы тоже мне нравитесь и как
женщина и как хозяйка. Счастлив вам служить.
- Итак, - мадам Сюльбе стрельнула интригующим взглядом, - обмен
любезностями закончен. Прошу садиться. Поговорим о деле.
Она опустилась в глубокое кресло напротив Хобса и ему сразу бросились
в глаза ее стройные длинные ноги, открытые далеко выше колен. Хобс
старался не смотреть на них.
- Вам что-нибудь известно о нашем пансионате?
- Нет, ничего, кроме того, что написано в объявлении.
- Прекрасно.
Хобс заметил, что мадам не носит резинок. Чулки были сшиты с трусами.
- Наш пансионат, - сказала мадам после минутного молчания, -
предназначен для девочек от 14 до 18 лет из бедных семей, оставшихся без
родственников. Сейчас у меня 9 девочек, но вообще будет 20. Когда девочки
достигнут совершеннолетия, мы будем их устраивать в меру их способностей и
внешних данных. Все остальное вы узнаете в процессе работы.
- Как в смысле жилья, оплаты и распорядка дня?
Мадам Сюльбе подошла к окну и включила магнитофон, сказав в микрофон:
"Мистер Хобс Джон принят на работу в пансионат. Ему отводится комната N10
в правом флигеле. Питание за счет пансионата без сигарет и вина. Жалованье
- тысяча франков в месяц. Мистер Хобс обязуется следить за состоянием
здоровья пансионарок, в любое время суток оказывать помощь, производить
раз в неделю медосмотр. Уезжая из пансионата, мистер Хобс должен ставить в
известность хозяйку, куда и на какой срок..."
Рассказ хозяйки.
В 1960 г. Я вышла замуж за одного биржевого маклера и он был на 42
года старше меня. Как мужчина он уже кончился. Когда мы венчались, он уже
знал, что безнадежно болен. Я, правда, не знала, но догадывалась, что
здоровье у него не в порядке. Так вот, давайте выпьем...
- Вы долго с ним жили?
- Если то, что было между нами, можно назвать супружеской жизнью, то
я пробыла замужем ровно 120 дней. - Она вдруг грустно улыбнулась и,
откинувшись на спинку кресла, закрыла глаза. - Доктор, налейте мне рома, я
