компания. Хмыря знали все. А Учитель был Оттуда, и это производило более
сильное впечатление, чем возвращение из космоса. Оттуда, как всем известно,
не возвращаются. И тут вдруг такое чудо. Сначала не верили. Щупали бумаги.
Потом качали головами и говорили, что с Учителя за такое везение
причитается. Потом пели песни. Разумеется, блатные.
Забулдыга с помятою рожей.
Год-другой, -- и тебя больше нет.
Лейтенант с нежной девичьей кожей
Курс полета наносит в планшет.
До конца твоя песенка спета.
Не скомандуешь жизни -- кругом.
Светит в утреннем небе ракета.
По машинам, ребята! Бегом!
Ни мечта. Ни печаль. Ни забота.
Забегаловки рвотная вонь.
В вышине лейтенант с разворота
По земле открывает огонь.
Скукой вечности стала минута.
Грязной стойкой кончается мир.
Кружат, кружат, свернувши с маршрута,
Где горит на земле командир.
Жизни след синяками под бровью.
Всем плевать, что хрипишь до сих пор.
Лейтенант, истекающий кровью.
Перебитый снарядом мотор.
В Забегаловке просидели до закрытия. Прихватили еще полчаса, пока
уборщицы мыли пол. Потом побрели к Ларьку. С некоторых пор, говорил Учитель,
я думаю только о прошлом. И ни о чем другом больше думать не могу. Страшно.
И места себе не нахожу от того, что прожил не свою, а какую-то вроде бы
чужую жизнь. Как будто идиот-режиссер подсунул мне совсем не ту, не мою
роль. А переигрывать поздно. Я тебя понимаю, сказал Хмырь. Со мной тоже
такое бывает. Чувствую себя невинно осужденным на бессрочную серость,
глупость, пошлость и все такое прочее. Лейтенант, истекающий кровью, -- это
хоть чуточку романтично. А если так:
Исходящий мочою ученый,
Перебитый соплями поэт.
Пожалуй, это ближе к истине, сказал Учитель. Вся наша жизнь ушла на то,
чтобы обрести внутреннюю свободу. Обрели. А что с ней делать? Мы вроде все
знаем, все понимаем, не связаны никакими предрассудками. Ну и что? Годы? Я
не хочу жить снова. Вот наш дом, сказал Хмырь, отжав фанеру в стенке Ларька
и забираясь внутрь. Отдельная квартира -- мечта рядового ибанца! Залезай?
Ночь перебьемся, а завтра что-нибудь придумаем. Я считаю, надо шарики
подкатить к Спекулянтке. Баба -- во! И добрая. И оборотистая. Будешь жить,
как у Христа за пазухой. Впрочем, если она не влипнет с этой ревизией.
Так Учитель обрел кров на первую ночь на свободе. И приснился ему сон.
Ему приснилось, что он на самом деле на свободе.
ВЕЛИКАЯ ПОБЕДА
В первый же день после ПИ без объявления войны началось Великое
Глобальное Целование (ВЦ). Никто не знал, почему оно началось и зачем. Лишь
после того, как оно закончилось, и без объявления мира начался мир,
выяснилось, что враждебные силы хотели повернуть историю вспять. Но ибанцы
перецеловали всех и покрылись неувядаемой славой. Поэтому ВЦ с их стороны
было справедливым. Еще лишний раз подтвердилась правота ибанизма -- самой
научной науки, по которой все и происходило в мире в последние столетия.
Заведующий Ибанска (Заибан) был награжден десятью тысячами высших орденов и
удостоен высшего воинского звания ефрейториссимуса. Заместители получили по
пять тысяч высших орденов и по чину фельдфебелиссимуса. И так далее, вплоть
до забулдыги Хмыря, который закончил ВЦ безнадежно рядовым и не получил
никаких наград. Он был и этому безумно рад, так как могло быть еще хуже.
Единственное, о чем он просил высшие власти в лице Участкового, это чтобы
его оставили в покое. Участковый за сравнительно скромное вознаграждение
(два поллитра в неделю) шел навстречу и позволял Хмырю ничего не делать.
ВЦ было самое большое. Зато самое последнее. Теперь мы перекуем мочу на
рыла, сказал Заибан, вылезая из погреба, откуда он руководил сражениями. И
приказал Академии Наук приготовить ему круглосуточный доклад, который он
намеревался зачитать по поводу Великой Победы. Для зачтения доклада в помощь
Заибану рационализаторы изготовили Робота, как две капли похожего на
Заибана. Во избежание недоразумений Робота-Заибана заперли в чулан. Вскоре
из чулана стало распространяться чудовищное зловоние. Когда чулан вскрыли,
выяснилось, что Робот наложил в штаны самым натуральным образом. Это было
единственное доказательство того, что он настоящий Заибан, а тот Заибан,
который в это время шлялся по Ибанску и отдавал дурацкие распоряжения, был
Робот. Заибан все мероприятия двойника присвоил себе и очень гордился ими.
ВЦ теперь больше не будет, сказал Заибан. Целоваться теперь не с кем. И
некому. Так что армию теперь увеличим не вдвое, как планировали, а втрое.
Будем призывать всех без исключения. Пятерки теперь будем ставить тем, кто
сумеет промазать в мишень, пользуясь новейшими храпо-сонными прицелами.
Пусть стреляют, у нас теперь есть опыт и закалка... За высокие научные
показатели доклада Заибану присвоили высший научный титул эйнштейниссимуса.
Заместителям присвоили титулы ньютониссимуса. И так далее вплоть до
безграмотного забулдыги Хмыря, который остался без степени и звания и был
безумно рад тому, что его оставили в покое.
Во время ВЦ Ибанск был стерт с лица земли вместе со всем населением. Но
ибанцы не растерялись и обосновали новый на месте старого, только чуть выше,
над землей, так как на земле стало жить опасно из-за отходов промышленности,
насовсем засоривших среду, и бытового мусора. Земля превратилась в мусорную
свалку, на которую ибанцы по особым пропускам снаряжали экспедиции за сырьем
и продуктами питания. Поскольку ибанцам теперь никто не мешал, они быстро
восстановили все то, что было, и даже кое-что такое, чего не было. В
частности, они впопыхах напечатали вредную книжонку Клеветника. Но вовремя
опомнились, за что Заибану было присвоено высшее художественное звание
пикассиссимуса. Заместителям присвоили звания леонардыдависсимуса. И так
далее вплоть до равнодушного к судьбам искусства забулдыги Хмыря, который
был безумно рад тому, что его оставили в покое. Клеветника посадили, а
Заибану присвоили высшее охранное звание агатакристиссимуса и т.д. Короче
говоря, ибанцы начали стремительно развиваться. И доразвивались до того, что
с большим опережением графика построили высшую ступень социзма или полный
социзм -- псизм. И не столько этому обрадовались, сколько удивились, что это
почему-то получилось. Кто бы мог подумать, что построим, говорил по пьянке
Заибан своему старому врагу Главному Теоретику. Между нами, врагами, говоря,
ведь никто в эту ерунду не верил. И на тебе! Построили! Честно говоря,
сказал Главный Теоретик, я тоже никогда в это не верил. Не такие же мы
идиоты, как о нас думают эти вшивые интеллигентишки, чтобы верить в такой
бред. Я и сам до сих пор не пойму, как он построился. Неужели ибанизм
действительно прав?! Вот это хохма! Ладно, черт с ней, с теорией. Пошли.
Пора открывать этот псизм. Нас уже там заждались.
ХМЫРЬ
Хмырь ошивался в районе Продуктового Ларька, правдами и неправдами
заколачивая ровно столько, сколько нужно на выпивку и расплату с Участковым.
Напившись в ближайшей Забегаловке, он плелся в Берлогу, -- в комнатушку к
своей Сожительнице, распевал на весь Ибанск непристойные песенки.
Сногсшибательный успех!
Гип-ура! Но вот потеха.
Раздолбали мы их всех,
И теперь нам не до смеха.
Поэт-лауреат, опустившийся в народ с целью стать его вожаком,
презрительно кривил истонченные завистью губы потасканного
импотента-гомосексуалиста. Он считал, что это не искусство. Но Хмырю было
наплевать на мнение любимца ООН и молодежи, так как он сам категорически
отрицал свою причастность к искусству. И он продолжал орать благим матом.
На кого теперь валить
Со жратвою недостачи?
Кто поможет нам покрыть
В освоеньи неудачи?
Этого поэт стерпеть не мог и побежал жаловаться. Хмыря забрали. В
каталажке он выцарапал ржавым гвоздем прямо под портретом Заибана
апологетический стих:
Демократий наших рай
Ширится и прочится.
Куда хочешь, удирай,
Говори, что хочется.
Но удирать было уже некуда, так как везде был Ибанск. И на месте Парижа
Ибанск. И на месте Нью-Йорка Ибанск. И даже на месте Лондона Ибанск.
Я б удрал. Да вот беда.
Удирать-то некуда.
И говорить было нечего, так как все было уже сказано. И без всяких
последствий.
Я бы что-нибудь сказал,
Да от слов эффект пропал.
Не знаю, как с точки зрения поэзии, сказал Коридорный, но по содержанию
правильно. Потом выяснилось, что Хмырь -- единственный и последний ибанец с
нулевым уровнем сознательности. Как так, удивились сотрудники ООН. Ибанец --
и без наград, степеней и званий? Не может быть такого! И Хмыря отпустили
домой как резерв, за счет которого в дальнейшем будет происходить прогресс
общественного сознания.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
И очень плохо там без языков, говорит Мазила. Что за черт! Десять лет
учили иностранный язык в школе. Потом в институте. Потом с учителями. На
курсах. И никакого толку. В чем дело? Есть разные объяснения, говорит
Болтун.
Учим, учим языки.
Языки иностранные.
От пеленок до доски.
А результаты странные.
Начинаем лепетать --
Мнемся и хихикаем.
И по-нашему опять
Шпрахаем и спикаем.
Отчего, хотел бы знать.
С чем причина связана?
За границей нам бывать
Проти-во-по-ка-за-но!!
За границею наш брат,
Хоть и заикается,
От общенья, рад-не рад,
Духом разлагается.
Как же так! А вера где?!
А наше преимущество?!
Воспитание в труде?!
Теории могущество?!
Мне начальник пояснил.
Не себе стараемся.
Мы за Запад, чтоб он сгнил,
Шибко опасаемся.
Между нами говоря,
Не психуй, а выслушай.
Не пускаем вас не зря,
А для цели выс-с-с-шей.
Вас наслушаются там,
Примут резолюцию,
И устроят тарарам,
То есть революцию.
Что ж, кричу я, за беда?
С этим же не спорю я.
Подтвердится, как всегда,
Лишний раз теория!
Объясню тебе, изволь.
Тут тебе не критика,
Не начальства произвол,
А тонкая политика.
Думать надо, говорит,
Головой, ей-богу.
Если Запад погорит,
Кто нам даст подмогу?
Это ж в миг сообразит
Бывший брат -- китайцы.
И ухватит, паразит,
Нас с тобой за яйца.
Такова событий нить.
Опытные данные.
Так что дуй домой учить
Языки иностранные.
Неужели все эти проблемы сохранились, спросил Мазила. Конечно, сказал
Болтун. Они вечны. Не будет заграницы, разобьют мир на районы и создадут
искусственные препятствия для передвижений и общения. Это один из
глубочайших социальных законов. Индивид должен быть ограничен во всех
отношениях. Иначе такое огромное общество существовать не может. Все эти
разговоры о нормах общения двадцатого века -- пустяки. Антидемагогия, но
демагогия. Тебе часто приходилось видеть, чтобы клетка из задницы индивида
совершила туристическую поездку или эмигрировала в правое полушарие мозга?
Но это же совсем другое, сказал Мазила. Пусть, сказал Болтун. А как часто
клетки из мозга одного свободного индивида перебираются в мозг другого? Мы
живем идеалами прошлого. А дело фактически идет к формированию сложнейших
гигантских автономных социальных механизмов, исключающих свободу и
взаимозаменимость деталей. Ты только почитай, вот здесь. Видишь, даже
готтентоты строят металлургический комбинат и завод швейных машинок, заводят
академию наук и разрабатывают программу полетов в космос. И без визы их
