нул, вытащил из кармана пачку дешевых сигарет, не торопясь, достал одну,
чиркнул спичкой и с удовольствием затянулся. - Самое ненужное удовольст-
вие на земле! - кивнул он на сигарету. - И здоровье себе отравляешь, и
кашлять начинаешь, а продолжаешь смолить... - Он снова затянулся. - Вот
я и говорю: и звери одной породы меж собой скандалят, но только по двум
причинам: из-за пищи, если ее мало, и из-за самки. Но эти споры никогда
не оканчиваются смертью: слабый уступает и уходит, чтобы поискать пищу
или самку в другом месте. И уж никогда не вздумает мстить обидчику.
- Мстить обидчику... - задумчиво проговорил Савелий.
В его глазах было что-то такое, из-за чего собеседник покачал голо-
вой.
- Странный ты какой-то, паря! - Он притушил окурок и сунул его назад
в рачку. - За семь лет своего "бичевания" я многих повидал: убогих те-
лом, душой, обиженных на людей, на жизнь, на власти... Словом, каждый в
душе нес хотя бы какую-то обиду, которая и заставила уйти в мир. Возьми
меня, к примеру, как-никак четыре курса Бауманского, это тебе не хух-
ры-мухры! Престижный вуз. - Он горестно вздохнул. - Педагоги говорили:
очень перспективный молодой человек! Уже на первом курсе такой реферат
состряпал, что завкафедрой ахнул... Да что говорить! - махнул он рукой.
- И что же случилось?
- Что могло случиться с таким, как я? Без роду, без племени, приехал
из глубинки России... Кто такой? Откуда? Кто его родители? А все мои
данные умещались в пару строчек: "родителей нет, проживал по дальним
родственникам да по соседям". Очень уж мальчик стремился к знаниям! - Он
вдруг хихикнул и полез к краю "кровати", вытащил бутылку водки, на чет-
верть отпитую. - Ух ты, моя хорошая! - Чмокнул ее и ласково погладил. -
Глотнешь?
- Давай, - пожал плечами Савелий. - Ты действительно странный тип: в
твоих глазах я все время вижу безразличие, а это очень опасный симптом
для молодого еще человека. Можешь поверить мне как старшему. Тебе сколь-
ко? - Не знаю... - Не знаешь или не помнишь? - Какая разница, когда не
можешь ответить. - С одной стороны, никакой, а если глубже взглянуть, то
может оказаться существенной... - Он сделал несколько больших глотков,
зажевал куском хлеба, затем протянул бутылку Савелию.
Савелий глотнул пару раз и даже не поморщился, отказавшись от хлеба.
- Силен, нечего сказать! - Мужик покачал головой, подхватывая бутыл-
ку. - Мне уже шестой десяток стучит... - Он глубоко вздохнул. - Проско-
чила жизнь, как свисток паровоза. И пожить-то не успел как следует. Так
вот, люди вокруг завистливые, не выносящие чужого успеха. А у нас курс
был привилегированный: сыночек одного из секретарей партии учился, будь
она неладна! Фамилию, правда, уже запамятовал, громкая такая, известная,
ну и не понравилось этому сыночку, что какой-то там периферийный мальчик
лучше его по всем статьям. Ну и пошло-поехало: то выговор, то взыска-
ние... Другому даже и не заметят, а мне - как бы побольнее. Ну и не вы-
держал я - сломался!
- Сыночку вмазал?
- Если бы, - жалобно вздохнул тот. - Кабы врезал, то сейчас бы ни о
чем не жалел! - гордо пояснил он, снова хлебнул из горла и предложил Са-
велию, но тот отказался. - Как хочешь... К ней припал. - Мужик кивнул на
бутылку. - К ней, родимой! С тех пор почти и не просыхаю. За редким иск-
лючением, когда на больничную койку угораздит, а пару раз и в ЛТП отды-
хал. - ЛТП?
- Тебе повезло, что не знаешь, - ухмыльнулся мужик. - Лечебно-трудо-
вой профилакторий! Алкоголиков, короче, там лечат. Что твоя тюрьма! Те
же решетки, охрана... Только и различие, что судимости нет. За это время
все и подрастерял: родных, семью, дети отказались... Бог им судья! Я тут
давеча, когда про тебя услышал, позавидовал даже. Да-да, не усмехайся.
Позавидовал! Думаю, вот бы и мне, как этому мужику, тебе, в смысле, па-
мять бы отшибло. Чтобы ничего не помнить из своего прошлого. Класс! - Он
восхищенно причмокнул и снова отпил. - Возможно, жизнь бы повернулась на
все сто восемьдесят!
- А я бы многое отдал, чтобы узнать о своем прошлом. Кто я? Откуда?
Зачем на свет появился? - Савелий начал говорить тихо, но с каждым сло-
вом все повышал и повышал голос.
- Как тебя забрало! На, выпей, может, полегчает. - Его собеседник
вновь протянул бутылку.
Савелий на этот раз взял, скорее машинально, сделал несколько глот-
ков, заставив поволноваться хозяина водки, испугавшегося, что ему больше
не достанется. Он успокоился, когда получил бутылку назад. Допил остатки
и аккуратно поставил пустую посуду на цементный пол.
Крякнув от удовольствия, а может, и от сожаления, что бутылка оказа-
лась такой маленькой, он повернулся к Савелию:
- Вот что я тебе скажу, паря: коль ты так хочешь все вспомнить, то
заставляй свой мозг работать. По своему примеру знаю, начну что-нибудь
вспоминать и не могу, а мозги не отпускают, продолжают пахать даже ночью
и в какой-то момент выдают информацию. Так что, уверен, и ты все вспом-
нишь... - Неожиданно он запел - видно, водка взяла свое: "Протопи ты мне
баньку по-белому... Я от белого света отвык... И меня... та-та-та...
угорелого..." - Голос у него был странно-грустным, пел он очень проник-
новенно и вдруг заплакал: - Сволочи, какого парня загубили! К черту все!
Пойду я, напиться хочу, чтобы не думать и не вспоминать ни о чем! Все в
мире суета сует!.. Ты со мной или остаешься?
- Остаюсь, поспать хочется... - Отозвался Савелий и стал укладывать-
ся.
- Ну, как знаешь... - Он медленно пошел к выходному люку, покачиваясь
из стороны в сторону, потом остановился, повернулся к Савелию и сказал
ни с того ни с сего: - Меня, между прочим, Сашкой зовут. Это я так, если
что... Сашка-бомж! Бывай, земляк!
Савелий долго смотрел ему вслед, пока тот не скрылся в темноте тонне-
ля. Странный мужик, подумалось ему, и он усмехнулся: полное совпадение -
он Сашке показался странным, а Сашка ему. Каждый рассматривает другого
со своей колокольни, со своей точки зрения. Неожиданно Савелий понял
этого мужчину и дал ему точную характеристику: надломленный жизнью чело-
век! Потерявший веру во все: в близких, в знакомых, в страну, где живет,
даже в самого себя. А потерять веру в себя - это страшно!..
Чем-то вэбередил ему душу этот разговор, задел в нем какие-то струны,
и потому сон прошел окончательно. И песня, которую пел Сашка-бомж... Он
знает эту песню, точно уверен, что слышал раньше эти слова.
Савелий напоминал золотоискателя, собирающего золотые песчинки, кото-
рые позднее сольются и образуют какую-нибудь форму. Сашка-бомж прав, ему
постоянно нужно думать и напрягать свой мозг, заставляя его постепенно
выдавать все, что было в его прошлом. Может, напрасно он не пошел вместе
с Сашкой: сейчас ему хотелось поговорить, неважно о чем, а с этой мерт-
воспящей парочкой не поговоришь - пожилые, лет под семьдесят, глухоне-
мые, брошенные всеми люди. Они живут в своем мире и, вероятно, немало
выстрадали, но даже у них есть воспоминания, которых лишен он, Савелий.
Савелий вдруг подумало Наташе. Захотелось увидеть ее глаза, услышать
ее певучий и добрый голос. Поговорить с ней, рассказать, что его мучает,
о чем он постоянно думает. Собственно, что ему мешает? Вот телефон, ко-
торый она сама предложила, автомат тоже несложно найти... А что, сейчас
возьмет и позвонит! Возьмет и позвонит! Савелий решительно поднялся и
пошел к выходу. Он впервые был здесь, но шел уверенно, словно путь был
привычным, сам не понимая, как он смог так быстро запомнить его в до-
вольно сложном подземном лабиринте.
Проходя один поворот, он, как и тогда, когда шел сюда, почувствовал
тошнотворный запах. Этот запах ему был знаком, хотя он и не знал откуда.
Было совершенно темно, но он шел уверенно, ориентируясь только по запа-
ху. Через несколько десятков метров запах стал настолько нестерпимым,
что он понял: добрался до места. Он чиркнул спичкой и огонь выхватил из
тьмы мешок: зловоние исходило именно из него.
Оглядевшись, Савелий подхватил какую-то палку, обмотал ее тряпкой,
оторванной от этого мешка, поджег ее. Затем брюзгливо начал разворачи-
вать мешковину. Вскоре тусклое пламя импровизированного факела высветило
что-то белое, и это что-то оказалось человеческим телом. Савелий не ис-
пытал страха при виде начавшего разлагаться трупа молодого мужчины. Ему
сразу бросилась в глаза рана с левой стороны груди. По его поразило, что
у парня был отрезан член. Бедняга, подумалось ему! Он почему-то был уве-
рен, что парня оскопили еще живым. Скорее всего месть стала причиной его
смерти.
Савелий снова огляделся и вдруг увидел изящный продолговатый предмет,
поднял его и уверенно нажал на кнопку. Раздался щелчок и в свете факела
блеснуло стальное лезвие. Как же они так оплошали, подумал он, - оста-
вить такую улику рядом с трупом... На ноже даже осталась кровь, напоми-
навшая ржавчину. То ли небрежность, то ли уверенность в своей безнака-
занности. Скорее всего и то, и другое.
Савелий тщательно обтер нож тряпкой и сунул в карман - красивая и
нужная вещь, "в хозяйстве пригодится". Он вдрут подумал о том, что этим
ножом был убит человек. И неважно, была ли в чем его вина, может, он и
заслуживал смерти, но Савелий был уверен, что человек сам не имеет права
чинить расправу! Не имеет! Должен быть суд, виновный должен иметь воз-
можность оправдаться, защититься! Савелий вдруг со злостью сплюнул на
сырой бетонный пол. Перед глазами встал тот подонок, что приставал к На-
таше. Здоровенный такой бугай, и она, нежная, тонкая и беззащитная. Не
окажись он рядом, неизвестно, чем бы все кончилось. Таких убивать сам
Бог велел!
Ну, вот, договорился, нечего сказать! Выходит, нельзя все расставить
по полочкам, невозможно быть со всеми одинаково ровным. Выходит, в каж-
дом конкретном случае нужно подходить индивидуально и поступать по-раз-
ному. По-разному... Савелий покачал головой: совсем запутался. Поступать
по-разному!? Но как определить, что ты не допускаешь ошибки? Кто даст
гарантию, что ты сам не ошибаешься?
Ему (неизвестно откуда он слышал эту древнюю мудрость, да еще по-ла-
тыни) вдруг вспомнились слова: "Эраре гуманум зет" - "Человеку свойс-
твенно ошибаться". А значит, коль скоро судьи тоже люди, то и они могут
ошибаться... Какой-то замкнутый круг получается: преступники должны быть
наказаны, а определить степень их вины должен - человек, который сам мо-
жет допустить ошибку! Так что же, не судить? И каждый судья должен быть
высокопорядочным, честным и беспристрастным и судить должен сообразно
своим убеждениям и понятиям. Вот и выходит, что каждый человек может
быть судьей. Может-то может, но имеет ли право? Вот в чем вопрос...
Квартира Наташи
Так, размышляя, Савелий добрался, наконец, до телефона-автомата. Как
ни странно, трубка не была оторвана и тут же отозвалась длинным гудком,
едва он снял ее с рычага. Савелий быстро набрал номер.
- Да, вас слушают! - услышал он знакомый голос, и его сердце заколо-
тилось.
- Наташа, это ваш новый знакомый... - с трудом преодолевая волнение,
отозвался он.
- Знакомый по имени Рэкс? - ома проговорила это как-то неуверенно, и
ему было непонятно, рада она звонку или нет. - Я уж всякое терпение по-
теряла, нехороший вы человек! Как же так можно? - ее голос дрожал.
- Простите, Наташа, я не пони... - растерянно начал он, но девушка
тут же прервала:
- Он не понимает, видите ли! Столько времени прошло, я вся испережи-
валась! Хотела уж в милицию обращаться, да остановило то, что вы тогда
на это слово странно среагировали. Нельзя же так! - тихо добавила Ната-
ша.
- Наташа, я очень прошу меня простить: не думал, что будете так пере-
живать за меня... - Он действительно был удивлен и сейчас не знал, как
себя вести. - Я несколько раз порывался позвонить, но в последний момент
