как бы преходящим фактором, с них хватало одного того, что о них вообще не
забыли.
Ежедневное конкурсное задание газета сопровождала рядом наводящих
высказываний, своего рода ключом к решению, которые он обязательно самым
внимательным образом перечитывал в качестве предварительной разминки перед
тем как приступить к решению самой задачи. Задача же, разумеется,
заключалась в том, чтобы выбрать надлежащий квадрат из тысячи двухсот
восьми, имевшихся на бланке. От намеков редакции толку в общем-то не было
никакого, однако он допускал, что в наводящих фразах может содержаться
определенная, тщательно замаскированная информация, каким-то непонятным
образом подталкивающая к нахождению единственно верного ответа, и у Рэгла
выработалась даже привычка заучивать их наизусть, надеясь, что
зашифрованные в них сведения выведут его к верному решению, воздействуя
через подсознание - поскольку ему до сих пор не удалось зарегистрировать
ни единого случая, когда это смогло оказать ему осознанную помощь.
"Коса огромная, как миля".
В его мозгу тотчас же начали плодиться, как грибы после дождя, самые
различные ассоциации... Он дал полную волю своему воображению, погружаясь
все глубже и глубже в мутный омут раскрепощенного мышления. Коса
предполагает процесс скашивания травы на корм скоту. А в другом своем
значении это слово обозначает один из символов девичьей чистоты.
Протянувшаяся в океане на много сотен миль коса представляет из себя
полуостров Калифорния. Но если отдать предпочтение последнему значению
слова "коса", то более правильным было бы выражение "коса длиной в милю".
Для чего же здесь слово "огромная"? Огромные размеры чего-либо тотчас же
ассоциируются с китами. Огромный белый кит. Смелей фантазируй, смелей.
Огромный кит разрезает толщу вод. Фактически летит над водой. Куда же он
летит? Может быть - все к той же Калифорнии? А с другой стороны полет над
водой вызывает образ ковчега и выпущенной с него голубки. Голубь - символ
мира. Как и оливковая ветвь. На память тотчас же пришла Греция. В
Калифорнии много ресторанов греческой кухни. А как же голубка? А ведь
голуби когда-то были высоко ценимым гурманами деликатесом.
"Колокол отбивал ти-хи".
Хрен редьки не слаще. Чушь собачья, да и только. Да нет, не совсем.
Здесь имеется определенный намек на гомосексуализм. "Ти-хи" - смешок,
являющийся условным знаком, который подают гомики, выполняющие функции
женщин в партнерской паре. Как раз их имел в виду в одной из своих
проповедей Джон Донн, включив в нее крылатое выражение "по ком звонит
колокол". И еще - так называется одна из книг Хэмингуэя. А где до сих пор
много колоколов? В Мексике. И как раз-то Мексике принадлежит весь
полуостров Калифорния, в прибрежные воды которого так стремятся киты! Все,
как будто, указывает на Калифорнию.
Со стороны дорожки к дому послышались шаги. Кто это? Отложив газету,
Рэгл проскользнул в гостиную, чтобы посмотреть в окно.
К дому приближался высокий стройный мужчина с сигарой в зубах в
мешковатом твидовом костюме. У него было добродушное выражение лица, он
напоминал проповедника или инспектора канализационной сети. Подмышкой он
держал обтянутую искусственной кожей папку. Рэгл узнал его. Служащий
редакции "Газетт" уже неоднократно навещал Рэгла, иногда принося ему чек -
обычно чеки приходили по почте - но большей частью для того, чтобы во
избежание недоразумений уточнить содержание ответов Рэгла. Сегодня Рэгл
чувствовал к нему неприязнь - что это понадобилось от него Лауэри?
Лауэри неторопливо поднялся по ступенькам на крыльцо, поднял руку и
нажал на кнопку звонка.
Колокол, отметил про себя Рэгл. Проповедник. Может быть, наводящие
фразы должны были сообщить Рэглу, что сегодня редакция пришлет к нему
Лауэри?
- Привет, мистер Лауэри, - сказал он, открывая дверь.
- Хэллоу, мистер Гамм, - лицо Лауэри изучало простодушие.
Ничто в его бесхитростной манере поведения не указывало на то, что он
может оказаться источником каких-нибудь плохих новостей.
- Какова цель вашего визита? - спросил напрямик Рэгл, пожертвовав
изысканностью манер во имя необходимости.
Лауэри, продолжая жевать свою "датч мастер", пристально на него
посмотрел, затем произнес:
- У меня здесь несколько чеков для вас... В редакции посчитали, что
неплохо бы мне лично вручить их вам, поскольку знали, что я все равно
сегодня поеду в эту сторону. - Он зашагал по гостиной. - И еще я хочу кое
о чем вас спросить. Чтобы исключить малейшую возможность ошибки. Речь идет
о ваших ответах на вчерашнее задание.
- Я отослал их ровно шесть, - сказал Рэгл
- Да, мы получили все шесть вовремя, - тут Лауэри хитро подмигнул
Рэглу. - Но вы забыли указать приоритеты.
Открыв папку, он извлек из нее все шесть бланков задания, вернее
уменьшенные фотокопии их. Протянув Рэглу карандаш, Лауэри произнес:
- Я понимаю, что это всего лишь недосмотр с вашей стороны... Но нам
нужно, чтобы они были пронумерованы.
- Вот черт! - бросил в сердцах Рэгл.
Как могло так получиться, что он в спешке позабыл это сделать? Он
быстро пометил фотокопии цифрами от единицы до шестерки.
- Вот, пожалуйста, - сказал он, возвращая фотокопии заполненных
бланков.
Какой глупый недосмотр! Это могло стоить ему немалого количества
недобранных очков.
Лауэри сел, отобрал бланк, помеченный цифрой "1", и на удивление
долго его изучал.
- Мой ответ верен? - не выдержал Рэгл, хотя и понимал, что Лауэри не
может знать этого.
Заполненные бланки отсылались для обработки в Нью-Йорк или Чикаго,
только там и знали верный ответ.
- Ну что ж, время покажет, - сказал Лауэри. - Значит, этот вариант
ответа вы считаете наиболее вероятным? Так сказать, основным?
- Да, - подтвердил Рэгл.
Существовала секретная договоренность между ним и организаторами
конкурса о том, что ему разрешается давать несколько ответов на ежедневное
задание. Ему позволили давать до десяти вариантов ответа, оговорив при
этом, что все они должны быть пронумерованы в порядке предпочтительности.
Если вариант за номером один оказывался неверным, он просто уничтожался -
как будто его никогда не существовало, - а рассматривался второй вариант,
и так далее вплоть до самого последнего. Обычно Рэгл чувствовал себя
настолько уверенно, что ограничивал число отсылаемых им вариантов тремя
или четырьмя. Чем меньше их было, тем, разумеется, меньшие угрызения
совести испытывали организаторы конкурса. Насколько ему было известно,
никому другому не представлялась такая привилегия. Цель редакции была
простая: удержать его в числе участников состязания.
Они сами предложили это, после того, как он впервые ошибся в своем
ответе всего лишь на несколько квадратов. Все его варианты ответов, как
правило, группировались в примыкавших друг к другу квадратах, но иногда
бывали такие случаи, когда он не мог решить, какому из далеко
расположенных друг от друга квадратов отдать предпочтение. В таких случаях
приходилось рисковать, а интуиция у него была не очень-то развита. Но
когда он чувствовал, что верное решение лежит в определенном секторе
бланка, он ничем не рисковал. Один из вариантов всегда оказывался
правильным.
За два с половиной года участия в конкурсе он ошибался восемь раз. В
те злополучные дни ни один из вариантов его ответов не оказывался
правильным. Однако организаторы конкурса оставили его в числе участников
конкурса. Существовал такой параграф в правилах, в соответствии с которым
разрешалось компенсировать промахи за счет прошлых правильных ответов.
Каждые тридцать верных ответов давали право списать одну ошибку. Такие
премиальные очки можно было накапливать. Благодаря подобным ухищрениям ему
и удавалось оставаться постоянным участником всех туров конкурса. Никто,
кроме организаторов конкурса, не знал, что и у него случались ошибки. Это
было тайной его и редакции газеты. И ни одна из сторон не была
заинтересована в разглашении этой тайны.
Очевидно, он стал ценен с точки зрения рекламы. Почему публике
хочется, чтобы один и тот же человек снова и снова выигрывал, - этого он
не знал. Ведь если он все время выигрывает, значит, он гораздо сильнее
других претендентов. Но так уж устроено общественное мнение. Его имя
получило широкую известность. Как ему объяснили, изучение феномена
массового сознания показывает, что публике нравится видеть имя, которое
она в состоянии идентифицировать. Массовое сознание противится изменениям.
Оно подчиняется закону инерции: пока кто-то в безвестности, публике
хочется, чтобы он - как и любой другой - и дальше оставался в
безвестности. А уж коль кто-то выплыл на поверхность, этот факт сам по
себе становится наилучшей для него охранной грамотой. На него начинает
работать инерция сознания - сила привычки. На плаву его держит гигантская
сила, которая противится засасыванию его назад в глубину и раз за разом
выталкивает на поверхность. Он попал в струю, как выразился бы Билл Блэк.
Сидевший с сигарой в зубах, закинув ногу на ногу, Лауэри хитро
подмигнул Рэглу.
- Сегодняшнее задание видели?
- Нет. Только наводящие фразы. Они что-нибудь означают?
- Чисто символически.
- Это я знаю. Я имею в виду вот что: означают ли они хоть что-нибудь
вообще, каким угодно способом, иносказательно, стилистикой, еще
чем-нибудь? Или их приводят только для того, чтобы убедить нас в том, что
кто-то наверху знает правильный ответ?
- Что вы имеете в виду? - несколько недовольным тоном спросил Лауэри.
- У меня имеется одна гипотеза, - объяснил Рэгл. - Не очень
серьезная, но вполне достойная того, чтобы не отбрасывать ее с порога.
Может быть, правильного ответа просто не существует?
Лауэри приподнял бровь.
- В таком случае на каком основании мы объявляем один ответ
выигравшим, а все остальные неправильными?
- Может быть, вы просматриваете ответы и выбираете из них тот,
который больше других вас привлекает? Чисто эстетически.
- Вы проецируете на нас применяемую вами методику? - сказал Лауэри.
- Свою методику? - Рэгл был явно сбит с толку.
- Вот именно. Вы ищете верный ответ, исходя не из логики, а из
соображений эстетики. На это указывают сконструированные вами сканирующие
устройства. Вы рассматриваете определенные конфигурации в пространстве,
пытаетесь отыскать устойчивые комбинации во времени. Вы стремитесь найти
недостающие звенья, чтобы рассматриваемый вами рисунок обрел совершенство.
Вы экстраполируете его, добавляя еще один элемент то там, то здесь. Вы не
руководствуетесь при этом соображениями целесообразности той или иной
модификации экстраполируемого таким образом рисунка. Ваш разум, интеллект
не участвуют в этом процессе. Именно так работают, например,
мастера-стеклодувы. Только не подумайте, что я с неодобрением отношусь к
подобному подходу. Как вы там ухитряетесь находить правильные ответы - это
ваше личное дело. Только не советую всю свою энергию направлять на
истолкование наводящих фраз. Сомневаюсь, что вам хоть раз удалось
расшифровать их, вскрыть подлинное содержание. Будь это так, вы бы,
собственно, и не задали мне этого вопроса.
Что верно, то верно, отметил про себя Рэгл. Ему в самом деле ни разу
не удалось извлечь из наводящих фраз что-нибудь конкретное, что помогло бы
найти правильный ответ. По сути, ему даже никогда и в голову не приходило,
что кому-то это удается, что кто-то, вдумавшись, отыщет в них конкретный
