Прежде всего следует поставить перед собой вопрос: упадок (как и подъем)
чего? В этнических процессах и в истории культуры есть подъемы и спады, но
они не совпадают друг с другом по фазам. И это не случайно. Пассионарный
взрыв, инициирующий процесс этногенеза, как правило, губителен для
предшествовавшей культуры. Древние христиане разбивали шедевры античной
скульптуры; готы, вандалы и франки сжигали города с великолепными
памятниками архитектуры; арабы уничтожали библиотеки в Александрии и
Ктесифоне, заштукатурили фрески соборов Карфагена и Кордовы. Искусство
понесло страшные, невосполнимые потери, но это нельзя назвать упадком, ибо
творческий импульс как таковой уважался, а менялась только культурная
доминанта.
И наоборот, классическая эпоха упадка - Римская Империя II-IV
вв.-характеризуется увеличением производства статуй и фресок,
строительством храмов и театров, сооружением триумфальных арок и митреумов.
Однако здесь характерно снижение эстетических норм, как мы сказали бы -
качества. Изображения императоров трафаретны, бюсты матрон невыразительны,
ибо те и другие-дань требованиям приличия, как оно тогда понималось. Еще
хуже с архитектурой: чтобы вовремя построить Триумфальную арку Константину
- разобрали арку Траяна. Это уже не ремесло, а просто халтура. Римские
многоквартирные дома строились так скверно, что часто обрушивались,
погребая под руинами жильцов. Рим перестал творчески жить еще до готского и
вандальского погромов. Поэтому Вечный город тогда и не защищали его
обитатели.
Но так ли это? Ведь даже в те жестокие века жили авторы бессмертных
творений: Лукиан Самосатский, Аммиан Марцеллин, Сидоний Аполлинарий, не
говоря уже о плеяде христианских философов и близких по духу к христианам
неоплатоников.
Да, это так, но вспомним, что чем позднее жил автор, тем меньше было у него
читателей. На духовное одиночество горько жалуется Сидоний Аполлинарий.
Одинокими и покинутыми жили философы Прокл и Ипатия. Последнюю ученики даже
не защитили от александрийской черни. Можно найти отдельные фрагменты
поздних статуй, выполненных на высоком уровне, но число их, сравнительно с
ремесленными, ничтожно. Это снижение вкуса и подмена стиля эклектикой и
есть подлинный упадок искусства. А совмещен он с катастрофическими
разрушениями или нет - это детали исторических процессов и этнических
миграций.
Так - повсюду. В Византии IV в. поэт Иоанн Златоуст выступает как соперник
всемогущей императрицы, а после смерти почитается как святой. А в XI в. все
влияние сосредоточено в руках синклита (высших чиновников), интригами
губящего героев - защитников родины. Поэтов же нет вовсе. В Арабском
халифате ученых уважали и памятники архитектуры не разрушали, но шуубийя -
творческое толкование Корана ~ уступила место догматическому начетничеству.
Аналогичным образом расправилась с интеллектуальным разнообразием династия
Сун в Китае, где были запрещены все религии, а разрешено только
конфуцианство. Очевидно, упадок культуры - процесс повсеместный.
Теперь можно перейти к обобщению.
В фазе этнической инерции способность к расширению ареала снижается, и
наступает пора воздействий на ландшафты собственной страны. Растет
техносфера, т.е. количество нужных и ненужных зданий, изделий, памятников,
утвари-разумеется, за счет природных ресурсов. Часть таких изменений -
относительно безвредные искажения природы: арыки, поля монокультур,
огромные стада рогатого скота. Оставленные без внимания, они возвращаются в
естественные геобиоценозы. Но там, где природные материалы заключены в
оковы строгих форм, саморазвитие прекращается, заменяясь медленным, но
неуклонным разрушением, которое часто бывает необратимым. Такие руины нужны
только археологам. Они исследуют следы не растущих, а гаснущих этносов,
оставивших векам черепки посуды из обожженной глины, фрагменты вавилонских
табличек с клинописью, пирамиды и баальбекскую платформу, руины
средневековых замков и храмов древних майя в джунглях Юкатана. Биосфера,
способная прокормить людей, не в состоянии насытить их стремление покрыть
поверхность планеты хламом, выведенным из цикла конверсии биоценозов. В
этой фазе этнос, как Антей, теряет связь с почвой, т.е. с жизнью, и
наступает неизбежный упадок. Облик этого упадка обманчив. На него надета
маска благополучия и процветания, которые современникам представляются
вечными, потому что они тешат себя иллюзией о неисчерпаемости природных
богатств. Но это - утешительный самообман, рассеивающийся после того, как
наступает последний, и на этот раз роковой фазовый переход.
Последняя фаза этногенеза деструктивна. Члены этноса, неспособные по закону
необратимости эволюции вернуться к контакту с биосферой, переходят к
хищничеству, но оно их не спасает. Идет демографический спад, после
которого остаются периферийные субэтносы, минимально связанные с главной
линией этногенеза. Они либо прозябают как реликты, либо создают новые
этносы с иными поведенческими доминантами. Тогда процесс возобновляется,
конечно, лить в том случае, если происходит очередной пассионарный толчок.
XXXV. Фаза обскурации
"СУМЕРКИ" ЭТНОСА
Отличительной чертой "цивилизации" является сокращение активного элемента и
полное довольство эмоционально пассивного и трудолюбивого населения. Однако
нельзя опускать третий вариант - наличие людей и нетворческих, и
нетрудолюбивых, эмоционально и умственно неполноценных, но обладающих
повышенными требованиями к жизни. В героические эпохи роста и
самопроявлений эти особи имеют мало шансов выжить. Они плохие солдаты,
никакие рабочие, а путь преступности в строгие времена быстро приводил на
эшафот. Но в мягкое время цивилизации при общем материальном изобилии для
всех есть лишний кусок хлеба и женщина. "Жизнелюбы" (да простится автору
неологизм) начинают размножаться без ограничений и, поскольку они являются
особями нового склада, создают свой императив: "Будь таким, как мы", т.е.
не стремись ни к чему такому, чего нельзя было бы съесть или выпить. Всякий
рост становится явлением одиозным, трудолюбие подвергается осмеянию,
интеллектуальные радости вызывают ярость. В искусстве идет снижение стиля,
в науке оригинальные работы вытесняются компиляциями, в общественной жизни
узаконивается коррупция, в армии солдаты держат в покорности офицеров и
полководцев, угрожая им мятежами. Все продажно, никому нельзя верить, ни на
кого нельзя положиться, и для того чтобы властвовать, правитель должен
применять тактику разбойничьего атамана: подозревать, выслеживать и убивать
своих соратников.
Порядок, устанавливающийся в этой фазе, которую правильнее всего назвать
"обскурацией", никак нельзя считать демократическим. Здесь господствуют,
как и в предшествовавших стадиях, группы, только принцип отбора иной,
негативный. Ценятся не способности, а их отсутствие, не образование, а
невежество, не стойкость в мнениях, а беспринципность. Далеко не каждый
обыватель способен удовлетворить этим требованиям, и поэтому большинство
народа оказывается, с точки зрения нового императива, неполноценным и,
следовательно, неравноправным. Но тут приходит возмездие: жизнелюбы умеют
только паразитировать на жирном теле объевшегося за время "цивилизации"
народа. Сами они не могут ни создать, ни сохранить. Они разъедают тело
народа, как клетки раковой опухоли организм человека, но, победив, т.е.
умертвив соперника, они гибнут сами.
В самом деле, даже для сохранения семьи и воспитания детей нужны совсем
иные качества, нежели те, которые столь тщательно культивировались; в
противном случае дети расправятся с родителями, как только это будет им
удобно. Итак, после наступления торжества обскурации носители ее исчезают,
как дым, и остаются уцелевшие от всех передряг потомки первоначальных
носителей статического состояния, которые на руинах вновь начинают учить
своих детей жить тихо, избегая конфликтов с соседями и друг с другом.
Анатомически и физиологически они полноценные люди, приспособившиеся к
ландшафту, но пассионарного напряжения у них столь мало, что процесс
развития этносов не идет. Даже когда среди них случайно рождается
пассионарная особь, она ищет себе применения не на родине, а у соседей
(например, албанцы делали карьеру либо в Венеции, либо в Константинополе).
Тут возникают две возможности: либо оставшиеся в живых влачат жалкое
существование как реликтовый этнос, либо они попадают в горнило переплавки
и при некоторых благоприятных условиях из нескольких обломков выплавляется
новый этнос, лишь смутно помнящий о своем происхождении, ибо для него куда
важнее дата его нового рождения. И снова процесс проходит те же стадии,
если его случайно не прервет постороннее воздействие.
Наглядных примеров для того, чтобы иллюстрировать фазу обскурации, меньше,
чем для прочих стадий. Народы Европы, как Западной, так и Восточной, не
настолько стары, чтобы впасть в состояние маразма. Поэтому нам следует
обратиться за примерами к древности.
ОТ РАСЦВЕТА К УПАДКУ
Начнем с наиболее ясного - Средиземноморья в IV в. до н.э. Именно тогда
захлебнулась агрессия воинственных кельтов, за столетие перед этим
захвативших земли в Испании и Италии и нанесших тяжелый урон растущей
культуре этрусков. В этот же век расцвела военная и экономическая мощь
Карфагена и оформилась сложная государственная система освободившегося от
этрусского ига Рима. Но главную роль играли эллины, уже прожившие свой
блестящий век и превратившиеся из мозаичного этноса в суперэтнос.
Эллинский суперэтнос, включивший в себя Македонию, распространился на
восток - до Индии, на запад - до Испании (Сагунт) и Галлии (Массилия),
подавив соперничавшие с ним пунийский и этрусский этносы - Карфаген и
Этрурию. Хотя оба последние сохранили самостоятельность, но гегемонию на
море утратили. Однако отлив пассионарного элемента на окраины, наряду с
пережитыми в недавнее время войнами (Пелопоннесской, Фиванской и
Македонской), сделали Элладу менее резистентной, что видно из того, что
инициативу Афин и Спарты стали перехватывать полудикие горцы Эпира, Этолии
и скромные крестьяне Ахайи. Не то чтобы они набрали особую мощь, но при
изоляции былых центров пассионарности их сила оказалась достаточной для
того, чтобы они вступили в борьбу за гегемонию с надеждой на успех. Тот же
процесс, происходивший в Италии, вознес разбойничью республику на семи
холмах, превратившихся в Вечный город. И тут уместно привести одно важное
наблюдение. Главные соперники римлян - самниты, не уступавшие им в
храбрости, имели обычай поставлять своих юношей в наемные солдаты то в
Карфаген, то в эллинские города: Тарент, Сиракузы и проч. Естественно, что
большая часть уходивших в поисках приключений и богатства гибли, а если
возвращались, то уже измотанными. Римляне, наоборот, держали свою молодежь
дома, хотя она доставляла им немало хлопот. Таким образом они сохраняли
пассионарный фонд и воспользовались им в войнах с Пирром и Ганнибалом, что
дало Риму власть над Средиземноморьем. Тем не менее этот фонд таял, что
повело к реформе Гая Мария - образованию профессиональной постоянной армии,
в которой железная дисциплина давала возможность использовать
субпассионариев в качестве рядовых. Структура римского этноса распалась,
появились две подсистемы: сенат и армия. При Цезаре армия победила, и вновь
победила после его гибели под командованием Октавиана и Антония.
Последующие три века армия втягивала в себя все пассионарное население
Римской империи, и гражданские войны шли между военными группировками,
укомплектованными представителями разных этносов, входивших в один
суперэтнос- Римский мир (Pax Romana).
Первая война вспыхнула в 68 г., когда пропретор Галлии Юлий Виндекс,
потомок аквитанских царей, возглавил восстание своих соплеменников,
жаждавших освобождения от власти и поборов Рима. Испанские легионы
примкнули к восстанию, провозгласив императором Сервия Сульпиция Гальбу. Но
прежде чем Гальба перешел Пиренеи, с аквитанцами схватились легионы,
стоявшие на Верхнем Рейне. Вожди обоих войск не думали о борьбе, но
