пассионарного напряжения суперэтнической системы. Как только фазовый
переход совершился, казни колдунов стали представляться обывателям
анахронизмом. И так везде, где этнос проходил эту смену фаз.
Обличительный пафос обывателя обычно бесплоден, потому что он наталкивается
на упорядоченное судопроизводство, при котором критическое отношение к
доносам обязательно. Но инквизиторы Я. Шпренгер и Г. Инститорис сами были,
судя по их поступкам, обывателями, облеченными чрезвычайными полномочиями.
Они прекрасно знали, что обвинение знатной особы в колдовстве чревато
неприятностями для них самих. Поэтому они хватали, мучили и сжигали
беззащитных женщин, на которых доносили их соседи. Получался своего рода
геноцид: гибли люди честные, гнушавшиеся доносительством, и талантливые,
вызывавшие зависть, а размножались морально нечистоплотные тупицы,
породившие поколение европейского обывателя, характерное для XIX в. Это был
процесс статистический и потому неотвратимый.
РАСКОЛ ЭТНИЧЕСКОГО ПОЛЯ
В конце Тридцатилетней войны (1618-1648) пришла усталость. Однако она не
повлекла за собой объединения. За полтора века и протестанты, и католики
отработали разные стереотипы поведения, совместить которые можно было лишь
на основе терпимости. Последняя была провозглашена как принцип, но
проводилась крайне непоследовательно. Только в XVIII в. были забыты старые
счеты, и Европа опять обрела целостность, которая называлась не
"Христианский", а "Цивилизованный мир". Но и это равновесие было достигнуто
ценой снижения пассионарного напряжения суперэтноса, что прошло для самой
Европы относительно безболезненно: пассионариев и субпассионариев (прежде
всего бродяг-солдат) сплавили в заокеанские колонии.
Активную колониальную политику вели три католических и две протестантских
страны: Испания, Португалия и Франция, Англия и Голландия. Для ясности
условимся о терминах. Если из страны едут крестьяне, которые хотят своими
руками ведь вот что примечательно; еще в VIII-IX вв. учение о колдовстве и
порче в среде германцев считалось суеверием[35]. Поэтому в законах
лангобардских королей обвинение женщины в том, что она летала на помеле,
рассматривалось как клевета, за которую наказывали доносчика-сажали его в
тюрьму[36]. При Карле Великом за такой донос полагалась даже смертная
казнь[37]. В IX в. на Соборе в Анквире шабаш был объявлен иллюзией
доносчика[38], хотя некоторые епископы: Исидор Севильский, Рабан Мавр,
Гинкмар Реймский - принимали учение о ламиях[39].
Это гуманное законодательство не было унаследовано от цивилизованного Рима,
приближавшегося к фазе обскурации. Там колдунов либо высылали, либо
казнили[40]. Нет, это был здравый смысл пассионарных лиздей, строивших
жизнь для своих потомков. Было бы нелепо, если бы они не позаботились о
том, чтобы их внуки не стали жертвами оговоров и произвола.
Но почему в императорском Риме возникли гонения на колдунов? В
республиканском, еще полудиком Риме колдовством не интересовались, а вот
когда пришла волна роскошной цивилизации с завоеванного Востока, вместе с
ней появилась и ненависть к интеллекту. Еврейские законоучители I в.
предписывали истреблять колдунов (Талмуд)[41], в середине II в. Апулей
популяризовал психоз страха перед фессалийскими колдуньями. И гонения на
гадателей развернулись уже к концу II в. одновременно с гонениями на
христиан. В Риме эта эпоха совпадала с инерционной фазой этногенеза
накануне перехода к обскурации. Европа опередила Рим. Процессы против ведьм
начались в XV в[42], причем несчастных женщин никто не обвинял в ереси и
борьбе против церкви. Их сжигали зато, что они были не похожи на других.
Итак, в "темные годы" Средневековья беззащитные творческие люди, мечтатели
и естествоиспытатели могли жить спокойно, во время войн они, конечно,
страдали, но так же, как их сограждане. Но вот пришла эпоха гуманизма,
эпоха религиозных и философских исканий, эпоха великих открытий... И что
же? Наступил XVI век; Высокое Возрождение, Реформация и Вторая инквизиция,
боровшаяся не с катарами - врагами церкви, а с беззащитными фантазерами и
знатоками народной медицины. Тут католики и протестанты действовали единым
фронтом. Как ни странно, больше всего сожжений за равный промежуток времени
происходило не в работать на новой, захваченной ими земле, это -
колонизация. Если едут солдаты, чиновники и купцы, стремящиеся получать
доходы с подчиненной страны, это - колонизаторство.
Что хуже для местного населения - другой вопрос. Здесь-то и сказались
последствия того раскола единого поля европейского суперэтноса, который
проявился в религиозной войне протестантов с католиками. При колонизации
Америки было замечено, что испанцы и французы относительно легко вступали в
контакты с индейскими племенами, хотя и не со всеми, тогда как англосаксы
не умели наладить отношений, кроме чисто дипломатических (например, с
ирокезами в XVII в.), и организовали охоту за скальпами, выдавая премии за
убитого индейца. Попробуем предложить теоретическое решение.
Испанцы, французы и англичане-этносы, составляющие по сей день
суперэтническую романо-германскую целостность. Но внутри этой целостности
они весьма несхожи друг с другом по этнопсихолотческим доминантам.
Колонизация Америки совпала с Реформацией, т.е. полной перестройкой
поведенческой структуры в фазе надлома суперэтноса. Структура упростилась,
и освободившаяся при этом энергия хлынула за границу западноевропейского
геобиоценоза, внутри которого отдельные варианты культуры обособились друг
от друга. Не только протестанты, но и католики после Тридентского Собора
стали не похожи на своих предков, потому что Савонарола, Эней Сильвий
Пикколомини, Игнатий Лойола сделали для этнокультурной деформации не
меньше, чем Мартин Лютер или Жан Кальвин. Итак, обособление наций -
естественный продукт этногенеза, но расхождение стереотипов поведения -
неизбежное его следствие. Эти расхождения и определили разное отношение
европейских колонистов к индейцам.
Испанцы видели в касиках племен местных дворян и при крещении давали им
титул "дон". Вследствие этого в Мексике и Перу значительная часть индейцев
ассимилировалась. Французы в Канаде увлеклись индейским образом жизни и в
XIX в. превратились в подобие индейского племени. Во время восстания Луи
Риля метисы и индейцы действовали заодно. Англосаксы загнали индейцев в
резервации, за исключением тех, кто согласился на американский образ жизни.
Объяснить отмеченные различия можно при помощи предложенной нами ранее (с.
355-356) концепции этнического поля. Если каждый суперэтнос - поле со
свойственной ему частотой колебаний, то поля суперэтносов в этом отношении
находятся в разной степени близости, Значит, можно полагать, что в ритмах
полей "католических" этносов имелись "созвучия" с индейскими, а у тех, кто
избрал протестантизм в Европе, их не оказалось. А ведь в XVI в. почти все
нации Европы разделились на католиков и протестантов, причем каждый выбрал
подходящий ему стереотип.
Проверим. Великорусы смешались с татарами и бурятами, в значительной
степени воспринявшими русскую культуру, сами легко растворялись среди
якутов, но угорские народы хранят свою самобытность, несмотря на долгое,
тесное и дружественное общение со славянами. Зато с индейцами на Аляске и в
Калифорнии русские не поладили и не могли там закрепиться, несмотря на
поддержку алеутов и эскимосов. И не случайно, что во время Тридцатилетней
войны Россия поддержала Протестантскую унию против Католической лиги,
принимала на службу протестантов-немцев и торговала с Голландией. А ведь
католичество по догматике и обряду куда ближе православию, нежели
лютеранство. Очевидно, этнический момент преобладал над идейным и здесь.
Протестанты, попавшие в Южную Африку, - голландцы, французские гугеноты и
немцы - сложились в этнос, названный "буры". Они были наиболее нетерпимы к
аборигенам. Рабство в Трансваале было отменено только в 1901 г. А французы
на Гаити обучили негров-рабов французскому языку и католической религии.
Последнюю негритянские кюре интерпретировали на свой лад. В 1792 г., когда
английский флот блокировал революционную Францию, негры подняли восстание
против французских плантаторов, мотивируя свое отношение к ним так: "Бог
пришел к белым, а белые убили Бога. Отомстим за Бога-убьем белых". И убили
всех находившихся на острове французов.
И все-таки это не отчуждение, а форма идейного контакта на суперэтническом
уровне. Ныне гаитянские негры восстановили у себя дагомейский культ Воду -
почитание змеи, но к мистериям допускаются только католики, в том числе и
европейцы.
Исходя из описанных наблюдений, можно сделать вывод, что Реформация была не
столько бунтом идей, сколько фазой надлома, т.е. промежуточной между
акматической и инерционной фазами.
НАДЛОМ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ
Из всего сказанного вытекает, что фазы этногенеза различаются лишь степенью
разнообразия, определяемой уровнем пассионарного напряжения.
Субпассионарии, характерные для гомеостаза, есть всегда, но при появлении
пассионариев в нескольких поколениях они теряют свое исключительное
значение в сложившейся системе; их просто не замечают. При подъеме
вырастает роль гармоничных людей, исправно несущих свои обязанности. И они
не исчезают в акматической фазе, когда при пассионарном "перегреве" гибнут
одна за другой самые пассионарные особи.
В период надлома вырастает значение субпассионариев, формирующих кадры
исполнителей во время гражданской войны. Затем, в инерционной фазе, снова
увеличивается значение гармоничных особей, зато оно резко убывает в фазе
обскурации, когда наряду с тихими субпассионариями, унаследованными этносом
от своих субстратов, появляются буйные бродяги-солдаты - продукт отхода
инерционной фазы. Эти ловко расправляются с гармоничными особями и упрощают
систему вплоть до потери резистентности. Тогда они гибнут сами, а вслед за
крушением этноса забывается его неповторимая культура и наступает
гомеостаз. Эта этносоциальная закономерность прослеживается и на
этяогеографическом материале. Характеристики всех фаз совпадают.
Этнос при своем возникновении "подтесывает" вмещающий ландшафт под свои
потребности и одновременно сам применяется к условиям ландшафта; короче,
здесь действует принцип обратной связи, при котором природа страдает
минимально. В акматической фазе, когда этническая система набухает
энергией, наступает пора завоеваний и миграций, причем первые ограничены
сопротивлением соседей, а вторые - еще и природными условиями. Природа
страдает двояко. У себя дома пассионариям копаться в земле скучно. Они
предпочитают более трудные, но более увлекательные способы существования и
процветания. Нажим цивилизации на природу сокращается, а так как с этими
бурными периодами часто связан отрицательный прирост населения, то и
хозяйство приходит в упадок, вследствие чего идет восстановление природных
ландшафтов: лесов, степей и болот, а также поголовья диких животных. Но
зато страны, захватываемые пассионариями, страдают очень сильно. Жертвами
завоеваний, как правило, становятся те этносы, в которых уровень
пассионарного напряжения низок, что мешает им организовать эффективную
оборону. Поэтому они сами и богатства их стран, в том числе произведения
природы, становятся добычей победителей.
Достаточно вспомнить "золотые флоты" испанцев, перевозившие золото из
Мексики и Перу, или серебряные рудники в Потоси (Боливия), ставшие могилой
несчетного числа индейцев. А португальские плантации в Бразилии могут
сравниться только с голландскими колониями на Яве, других Зондских
островах. Погибли тысячи малайцев и африканских рабов, для того чтобы
превратить роскошные рощи на холмах Португалии и луга Нидерландов в
поместья негоциантов и вельмож, которые ради блеска не боялись риска и не
жалели ни других, ни себя самих. Меховые компании Канады почти полностью
истребили бобров, ныне спасаемых только в заповедниках, а в Восточной
Африке охотники на слонов истребляли целые стада ради того, чтобы
