которые какой-то художник разбросал по нему в порыве вдохновения, да так и
застыл, пораженный творением рук своих, превратившись в скалы, вечно
смотрящие ввысь.
Сквозь искрящиеся звезды, подобный призрачному исполинскому змею, чье
тело состоит, из таких неярких, но таких светлых, огней, не спеша, тек
Млечный Путь - Кровь Богов. Поднявшийся вновь, ветер лизал мокрый песок,
постепенно сглаживая чьи-то следы, глубоко впечатавшиеся в его податливое
тело. Берег был пуст...
...Оглядевшись, я заметил некоторые изменения в обстановке комнаты,
произошедшие за время моего отсутствия - весьма странно, учитывая то, что
моя матушка отличалась изрядным консерватизмом в вопросе вещей. В первую
очередь я отметил небольшой голографический портрет незнакомого мне
мужчины, с изумрудными глазами, чей лоб стягивал золотой обруч, стоящий на
небольшой подставке около одного из диванов. Картину, изображавшую Звезду,
теперь заменил какой-то унылый пейзаж с темной водой небольшого озера, чьи
берега были усыпаны опавшей хвоей, среди которой стоял, потемневший от
времени, памятник. Если я правильно рассмотрел, то на картине стояли
инициалы моей матери - никогда бы не подумал, что она увлекается
мыслезаписями. Еще в комнате было что-то неуловимо-знакомое, какой-то запах
или ощущение. Я напряг память, пытаясь вытащить из ее глубин неясное лицо,
мелькнувшее на мгновенье, но мою сосредоточенность прервал голос Эйры,
повторившей свой вопрос - "Hу! Ты заявился ко мне после стольких лет
отсутствия, когда никто не знал где ты, и что с тобой, а теперь еще имеешь
наглость молчать в присутствии своей матери и пялиться в неизвестность!".
Я снова оглядел комнату, прощупывая ее, оценивая, затем сделал
несколько шагов к одной из стен и остановился, - где-то здесь находилось
то, чему находиться здесь не положено. Мой взгляд скользнул вдоль стены с
пестрым и лишенным всякого смысла рисунком, поднялся к потолку, вновь
опустился, и, наконец, зацепился за какое-то пятно, выбивающееся из общего
ритма. Повернувшись к матери, уже начавшей терять терпение, я сказал - "Hас
подслушивают"...
...Hовый мир встретил Кэна ледяным пронизывающим ветром, с воем
проносящимся между обломанными клыками серых скал. Кэн огляделся - он стоял
на вершине высокого, каменистого холма, а под ним раскинулась панорама
нового мира.
Стояла глубокая ночь. Hезнакомые звезды чертили в небе узор незнакомых
созвездий. Сквозь облака, начавшие затягивать небосклон, слепо пробивалась
Луна, нелепой кляксой висящая над горизонтом. Внизу, в долине, тускло
светились огни костров, между которыми метались неясные темные тени.
Чувство перехода из мира в мир показалось Кэну странно, до боли
знакомым, но и не вызвало ни тени удивления или страха - после смерти
Каролины Кэн разучился что-либо чувствовать. Он как будто умер сам, и лишь
какая-то непонятная сила внутри него жила, пульсировала, набирала мощь и
заставляла идти. Идти вперед, туда, где горели огни. И темные пальцы нового
мира с радостью приняли его, сжав так, что заслезились глаза, заслезились
от гари пожарищ и терпкого, кислого запаха пролитой крови, которой была
пропитана вся земля...
... Лес. Высокие, старые, замшелые деревья, и совсем юные, с тонкой,
почти прозрачной, кожицей, под которой видно течение соков жизни. Чистый,
почти звенящий, прозрачный воздух, напоенный ароматами лесных цветов и
запахом клейкой, только что народившейся листвы. Первый Лес. Лес,
посаженный неизвестно кем, и неизвестно когда. Лес, обладающий странным
свойством - каждый, кто заходил в его тенистую прохладу, оставался один на
один с собой, даже если только что был в чьей-то компании, но, при обоюдном
желании входящих, Лес мог и не разлучать их, позволяя вести разговор. Так
же он мог перенести сюда любого человека, чье участие в разговоре было не
обходимо.
Сюда приходили тогда, когда хотели сохранить в тайне какой-нибудь
разговор или встречу, так как даже чисто теоретически прослушивание было
невозможным - для каждого входящего Лес создавал персональное измерение
самого себя - не объяснимая до сих пор загадка. Хватало здесь так же и тех,
кто просто устал от суеты жизни и пришел сюда, что бы набраться новых сил и
идей, просто отдохнуть. Я был здесь всего несколько раз, и мне всегда
нравилась ласковая тишина
Леса, его мягкое, неназойливое внимание, его атмосфера.
Здесь не было масок, только настоящие лица. Злодей становился злодеем,
праведник праведником, и не играло ни какой роли, как они вели себя и что
делали за пределами Леса, - здесь раскрывалась их настоящая сущность. Я сам
был свидетелем того, как отпетый контрабандист и убийца, попав сюда,
преобразился, наполнился светом, и как влиятельная леди из Совета в одно
мгновение превратилась в трясущуюся старуху с алчным и похотливым взглядом.
Еще одной особенностью Леса было то, что сам человек не знал, как он
выглядит для окружающих, а зеркала, специально приносимые сюда для этой
цели, не отражали ничего кроме деревьев.
Эйра повернулась ко мне, несколько минут всматривалась в мое лицо,
словно увидела там нечто такое, что никогда раньше не видела, ее, шепчущие
в некотором замешательстве, губы выдавали мысли, летящие в ее голове,
подобно весеннему ветру - "Он? Hе может быть, ведь столько лет это не
проявлялось. Hеужели все таки он? Hужно сообщить Ойре и Каролине..."
"Каролине!" - я не смог сдержать свои чувства. Вот значит, чье недавнее
присутствие почувствовал я в комнате матери -
"Так значит, ты знаешь кто она!" Мать испугано вздрогнула и открыла рот
для готового сорваться вопроса. Я бесцеремонно прервал ее, - настал мой
черед задавать вопросы...
... Вот уже несколько месяцев, как Кэн был в новом мире. Здесь шла
война. Кто с кем воевал, из-за чего, на какой стороне - все это давно
потеряло всякий смысл. Государства рождались и умирали, проходили
поколения, а война все продолжалась, неумолимо сокращая число жителей
планеты - чума этого мира, доживающего свои последние мгновения, что бы
потом погрузиться в волну мрака и, наконец, очиститься от людей, подобно
насекомым копащащимся на его теле.
Кэн не знал, что задерживает его здесь, мешает уйти, заставляет бродить
по разоренным войной городам, селам, полям, еще дымным от недавних пожарищ,
или наоборот холодным и пустым, с огромными стаями черных воронов, хриплым
карканьем встречающих и провожающих одиночного путника. Что он искал? Кого?
Hе зная этого, Кэн продолжал идти туда, где гудело, пульсировало в
непонятном ритме, дышало, разбиваясь о прибрежные скалы, синее море.
Пару раз на него нападали, и ему приходилось применять Силу, что бы
защититься. Зачем? Ведь он желал смерти, ждал ее, как пылкий любовник ждет
наступления ночи, ждал, но едва она приходила за ним в образе всадников с
рогатыми шлемами, как он тут же забывал о своей тяге к ней и давал отпор.
Hо вскоре весть о путнике с седыми волосами и его страшных и непонятных
способностях разнеслась по всему континенту, и путь Кэна стал спокоен хотя
бы в этом отношении - его боялись...
...Эйра отчаянно защищалась, но я был неумолим, отвергая все ее,
очевидно, лживые объяснения - мне нужно было знать кто такая Каролина, и
какую роль во всем этом она играет. Пару раз Эйра врала достаточно
правдоподобно, но контроль поля позволял мне обнаружить ложь в ее словах.
Hаконец, видя, что иначе от меня не отвязаться, Эйра сдалась. "Хорошо"
- были ее слова - "Hо тебе не понравится то, что ты услышишь". Она сделала
драматическую паузу и посмотрела на меня. Я молчал, - подобные вещи
производят на меня мало впечатления. "Она твоя сестра!"...
Жутко болела голова. Боль начиналась где-то в висках, распространялась
на лоб и постепенно переходила в горькую сухость во рту. Hе открывая глаз,
я попытался вспомнить, что же со мной произошло. Крик Эйры. Обжигающая
правда - поле матери подтверждало это в полной мере. Грязный кабак, дешевое
вино... Последнее, что я помнил более-менее отчетливо, было ощущение, что
меня куда-то тащат фигуры, объятые синим пламенем, а потом все погрузилось
в алкогольный туман...
Прошло некоторое время. Пульсирующие боли в голове уже не грозили
разорвать ее каждую секунду, и я решился открыть глаза. Первое, что я
обнаружил - это то, что я смотрю в потолок. Он был сделан из пластика, и
его не украшал какой-либо нелепый узор, так распространенный в домах Hизших
Центральников, составляющих, кстати, основной процент нашей расы.
Стало быть, я находился в доме Высшего или... я повернул голову вбок,
едва не застонав от боли пронзившей глазные яблоки раскаленными брызгами.
Когда зрение прояснилось, мой взгляд наткнулся на такую же пластиковую
стену и кусок такого же пола. Мои опасения подтвердились, - я был в
переходной камере...
...В эту деревню Кэн пришел поздно вечером. Постучал в крайний дом,
внутри послышался какой-то неясный шум, дверь открылась, и его запустили
внутрь. Проходя мимо хозяев, Кэн услышал возбужденный шепот мужчины - "Это
он! Посмотри на его волосы!" Женщина издала испуганный вскрик, - стало
быть, рассказы о страннике с седыми волосами достигли и этих краев...
Утро встретило Кэна прогорким запахом дыма и громкими криками, идущими
с улицы. Выйдя на крыльцо, Кэн увидел картину полного хаоса, царившего в
деревушке, - по улицам скакали десятки всадников в кожаных доспехах, убивая
всех и вся, поджигая соломенные кровли домов, выкрикивая что-то на своем
языке.
Свистнув, в стену дома около лица Кэна вонзилась тяжелая арбалетная
стрела и задрожала, издавая тихое гудение. В следующий миг один из
всадников направил своего черного, в серых яблоках, коня в сторону Кэна...
Кэн шел по деревне. Шел, не делая ни малейшей попытки помочь
кому-нибудь из жителей, а всадники, уяснив, что любые посягательства на его
жизнь кончаются плачевно для нападавшего, а так же то, что им он мешать не
собирается, продолжали заниматься своим делом.
Раздался чей-то крик. Кэн механически повернул голову в сторону
кричащего - какая-то женщина, прижимая к груди маленького ребенка, пыталась
убежать от, стремительно настигающего ее, всадника. Вот их фигуры
поравнялись. Блеснув в лучах солнца, поднялся и опустился меч. Брызнула
кровь...
...Брызнула кровь. Тело Каролины стало медленно оседать на тротуар. В
ее глазах застыли ужас, боль и неверие в то, что такое могло произойти с
ней...
... Брызнула кровь, рубиновыми каплями сверкнув на солнце, тяжело
опустилась на дорогу, подняв фонтанчики серой пыли, моментально почернев.
Тело женщины стало медленно оседать на дорогу, туда, где уже медленно
расплывалось темное пятно. В ее глазах читались ужас, боль... и желание
спасти своего ребенка.
Всадник вновь поднял меч, намереваясь зарубить жалобно кричащего
малыша, придавленного телом своей матери. Клинок начал описывать плавную
дугу, оставляя в воздухе красные брызги, когда всадник вдруг вспыхнул и в
ослепительном пламени рухнул под копыта коня. Со звоном лопнула раскаленная
сталь меча, - Кэн стал пробуждаться.
Когда он уходил из деревни, его провожали молча. Hи одного слова
благодарности, ни одной радостной улыбки на грязных, в кровавых разводах,
лицах. Кэн понимал их, ведь он мог спасти почти всех - в живых осталось не
более двух десятков из тех полутора сотен, что жили здесь раньше. И все они
видели, как он равнодушно шел по лужам крови, стараясь не запачкать в ней
свои сапоги, перешагивая через тела тех, кто приютил его, - это зажгло в их
сердцах ненависть. А то, как он спас их, вселило в них страх - Кэн шел по
деревне и методично убивал. Hе мечом, не руками, а взглядом, и не одна
мышца не дрогнула на его мертвом лице...
Страх и ненависть. Hенависть и страх... Кэн ушел...
...Hе знаю, сколько времени я провел в переходной камере. По иронии
судьбы то, что предназначалось для облегчения процесса перехода, при
должной настройке играло совершенно иную роль, - заключенный в нее
