Эхо разносилось по поверхности воды.
- Пришло время воздать почести нашим мертвым из Катарунка. Мы еще не
можем привезти их на большой пир смерти, но мы должны омыть их кости и
завернуть в новые одежды, таков обычай. Они рассердятся на нас, если мы не
навестим их, наших братьев и вождей, предательски убитых в Катарунке.
Позже мы вернемся и заберем их в край длинных домов, где они должны
лежать, но сегодня они должны получить свои почести.
К сожалению, мы не можем рассказать о подвигах великого племени
ирокезов. Обещания, которые мы дали твоему мужу Тикондероге и тебе, а
также Ононтио, связывают руки ирокезов, которые живут в городах, они могут
потерять вкус к войне, пока собаки-гуроны и альгонкины точат свои топоры и
томагавки. Но что в этом толку! Мы обменялись "словами", и я не нарушу
клятвы.
Чтобы тебя успокоить, я крикнул слово: Оскенон, которое означает мир.
Я повторяю его вновь.
Он поднял руку и крикнул:
- Оскенон!.. - что было подхвачено многими глухими голосами. Это
спрятавшиеся воины вторили вождю.
Крик о мире здесь наводил больше страха, чем любой боевой клич в
Европе.
Уттаке дал слово, что прибыл сюда единственно с целью воздания
почести соплеменникам, что никто не падет жертвой их стрел, если только
сам не нападет или не станет им мешать. Выполнив долг, они пройдут через
Кеннебек и вернутся к себе.
- Церемония будет продолжаться шесть-восемь дней. Во время этого вы
должны находиться в вашем лагере, который разобьете несколько выше по
течению. Никто не должен покидать лагерь до назначенного срока. Когда вы
узнаете, что праздник мертвых окончен, мы будем уже далеко, и будем
уверены, что никто из наших не попадет в плен из-за предательства.
- Как мы узнаем, что церемония закончилась и мы можем возобновить
путь?
- Орел пролетит над вашим лагерем.
- Орел пролетит над лагерем! Вот так! Все просто! - ворчал О'Коннел.
- Ну, как привыкнуть к обычаям этой страны? Они собираются нарядить свои
скелеты и гнилые тела, полные червей и еще бог знает чего, в роскошные
бобровые костюмы, а ведь это целое состояние! Потом все это будет закопано
в землю. Ну, не дураки ли?!
Но и он был вынужден, как и другие, усмирить свое недовольство на
шесть-сеть дней, пока будет проходить праздник мертвых.
Старый Катарунк был недалеко, и иногда ветер доносил оттуда запах
дыма и крики "Хаэ! Хаэ!".
- Это крик войны?
- Нет, это то, что называется "крик душ"...
Когда показался орел, такой далекий, такой спокойный, никто сначала
не поверил в это. Потом все собрались в путь. Ничего не произошло.
Последние акации, первые большие массы хвойных деревьев, дубов и
тюльпанных деревьев перемешивались с колониями кленов, которые особенно
выделялись осенней окраской листвы.
Они пересекали леса, которые украшали горные массивы, выходили на
открытые пространства и с высоты смотрели на звездочки озер внизу или на
громадные вершины перед собой. Осень уже наступала, окрашивая природу в
свои роскошные цвета, вокруг было так торжественно, что, казалось, они
слышат пение хора и музыку в исполнении самого небесного оркестра.
Внезапный холод нескольких ночей окрасил золотым цветом листву берез,
которая отражалась в серебристо-голубой воде озер.
Разгул красок...
Гора вдалеке была фиолетовой, клены - розовыми, вишневыми и золотыми.
К ним примешивался золотисто-зеленый, золотисто-желтый и лимонный цвета.
Анжелика думала о своем брате Гонтране, который смог бы все это
изобразить на потолках Версаля.
В глубинах леса, где шумела листва, изредка голубая сойка издавала
резкий крик.
Затем они нашли лошадей. Переход больше не представлял трудности. Но
через два дня началась буря, и потоки воды размыли дорогу.
Пришлось слезть с лошадей и продолжить путь пешком, причем, дети
сидели на спинах мужчин.
Потом снова настали хорошие дни, и время, остававшееся до конца пути,
прошло очень быстро и легко. И вот наступил момент, которым Анжелика
всегда наслаждалась: при выходе из леса она увидела обширные луга на
подходе к Вапассу, на которых паслись коровы.
Она заметила также на вершине скалы черты старого человека,
высеченные ветром и дождем, выделяющиеся от игры света и тени при вечерней
заре. И ее сердце сжалось при мысли об Онорине, которая так расстраивалась
оттого, что не видит его. Она не прекращала думать об Онорине. Но,
стараясь сдерживать свое воображение, запрещая себе думать об испытаниях,
в изобилии выпавших на долю ребенка, и тех, которые ей еще предстояли.
Она только и могла, что повторять: "Ты будешь спасена, дитя мое".
Не важно, каким образом. Хотелось бы, чтобы усилиями посланца. Она
подсчитывала время и проигрывала в уме "этапы" продвижения Онорины.
Самые оптимистические прогнозы не могли позволить надеяться, что
Онорина будет ожидать их в Вапассу, но скоро она увидит ее в сопровождении
Пьера-Андрэ.
В Вапассу все было по-прежнему: стойла, дома, общие залы, склады,
большой колодец и два других, интерьеры квартир и кухонь, на манер моды
Квебека и Монреаля.
Дети и женщины на время прервали свои занятия.
На берегу полоскалось белье, в воде, которая стирала лучше мыла.
Раздавались запахи приготовляемой пищи. Поодаль расположился лагерь
индейцев, от вигвамов которых поднимались ленивые дымки.
С башенки она засмотрелась на ночную панораму гор и неба, по которым
так скучала. Над фортом развевалось знамя голубого цвета с золотым щитом -
знамя Жоффрея де Пейрака. Однако, под идиллическим спокойствием Вапассу
скрывалось нечто другое.
В эйфории возвращения и радости новой встречи с домом она не обратила
на это внимания. Но позже внезапно поселение показалось ей опустевшим.
Большинство населения отсутствовало. Даже Поргани, итальянец, которого
негласно считали заместителем графа де Пейрак, не пришел к ней навстречу.
Антин, полковник наемных войск, которые он перевел в свой кантон, замещал
его вместе с помощником Куртом Ритцем; они продолжали выполнять
обязанности по военной защите городка, но в распоряжении имели только трех
солдат. Объяснение, которое предъявили Анжелике, не могло возбудить
никакого беспокойства.
- Все остальные, - сказали ей, - участвовали в большой осенней охоте
вместе с племенами металлаков.
Это стало уже традицией, начиная с первой осени, когда их пригласили
на первую охоту, хотя у них еще не было крыши над головой, жизнь была не
налажена. Вождь металлаков позволил им присоединиться к их племенам и
находиться с ними в лесу в течение нескольких месяцев.
Прекрасное бабье лето располагало к традиционным празднествам охоты.
Томас и Бартелеми, дети Эльвиры, получили разрешение участвовать в них.
Женщины и дети, которые оставались, были заняты двумя вещами: во-первых,
надо было подготовить триумфальный прием охотникам, во-вторых, у них было
более скромное дело - сбор ягод, грибов и растений в осеннем лесу, что
являлось их маленьким вкладом в подготовку к зиме.
Эти занятия занимали много времени, это была кропотливая ручная
работа, и Анжелика по приезде заметила, что ничего еще не сделано.
Даже капуста не была срезана, а надвигались первые заморозки. Первая
партия капусты должна уже была быть засолена, это было необходимое
средство в борьбе с цингой.
В качестве оправдания ей представили причину - отсутствие соли.
Действительно, она привезла несколько мешков. Ей пришлось, чтобы заставить
солдат вооружиться ножами и идти срезать капусту, напомнить им, что
господин де Пейрак, который обожает тушеную капусту со свининой, не
попробовав ее в этом сезоне, будет недоволен.
- Господин Антин, у вас осталось очень мало людей, не слишком ли
облегчен контингент нашего поста? Если что-нибудь произойдет? Атака?..
Что-нибудь еще?..
Но счастливые обитатели Вапассу обращали на нее удивленные взгляды.
Что могло произойти в Вапассу? Форт и город вокруг него, а также окрестные
поселения рассматривались, несмотря на стычки англичан и французов, как
привал, необходимое убежище, нейтральная точка, где можно было проводить
любые переговоры. Обстановка там была похожа на засушливые времена в
Африке, когда льва и газели пьют из одного источника.
Анжелике оставалось только верить в эти успокоительные слова.
Солнце светило постоянно.
Каждый прошедший день - это была гарантия удачного путешествия
Онорины, без ураганов, поваленных на пути деревьев, перевернутых лодок.
Малейшее движение на лесной опушке заставляло ее вздрагивать в
ожидании появления каравана метиса Пьера-Андрэ.
Однажды, когда какой-то индеец, бродивший в окрестностях форта,
воспользовался тем, что она вышла из-за ограды и подошел к ней. Он жестами
просил следовать за ним, но не давал никаких объяснений. Он только
подмигивал ей и улыбался. Наконец, она решила, что он зовет ее к больному
в свое племя и решилась идти за ним.
Он поднялся на холм позади форта, пересек вершину, затем спустился,
удостоверяясь, что она идет за ним. Наконец, они оказались на дне
пересохшего ручейка.
Там, на бережку, рос развесистый куст сумаха, пламенеющий осенними
красками. Из его веток и листвы поднимался неясный голос, голос того, кто
спрятался внутри густо переплетенных ветвей.
Голос был похож на непонятное бормотание, из которого Анжелика с
трудом выделила французское обращение:
- Соседка! Соседка!
- Кто вы? - перебила она.
- Ваш сосед.
- Еще один? Покажитесь!
- Вы одна?
- Одна? Да... кроме этого индейца, который привел меня сюда.
Кто-то зашевелился в кустах, и этот кто-то был похож на медведя
видом, тяжестью и походкой, и, наконец, канадский охотник появился перед
глазами Анжелики. Она узнала его по сапогам.
- Господин Баннистер!
- Вы можете звать меня Баннистер де ля Саз. Я выиграл процесс и
получил титул.
- Поздравляю.
Позади него показался более маленький силуэт. Это был его старший
сын, один из четверых.
- Пойдемте в форт, там вы отдохнете и пообедаете.
Баннистер оглянулся вокруг настороженно.
- Не может быть и речи. Я не хочу, чтобы меня заметили, чтобы
кто-нибудь мог сказать, что я приходил к вам. Все думают, что я сейчас на
пути к Нежным Морям, а я оставил свои лодки и снаряжение в Со де Маагог.
Это стоило мне большого крюка, что замедлило путешествие, но мне
необходимо поговорить с вами по секрету.
Знаком он велел приблизиться индейцу и сыну. Дикарь протянул нечто
вроде деревянного стаканчика, а мальчик налил туда жидкости из фляги на
его плече. В воздухе разлился сильный запах алкоголя.
Другим жестом канадец отправил индейца в сторону.
- "Они" убили бы отца и мать за каплю алкоголя, - пробормотал
Баннистер с отвращением.
Взглянув на сына, он снял с его головы шапку.
- Сеньор из Франции из канадской провинции должен приветствовать
даму!
Анжелика хотела настоять на том, чтобы они пошли с ней в форт, но он
приложил палец к губам и приблизился к ней, а его глаза тем временем не
уставали оглядывать окрестности.
Он привык к тому, что подвергался гонениям со стороны квебекского
общества, и его недоверие, кажется, не уменьшилось, несмотря на то, что он
выиграл процесс. Он прошептал:
- Я принес вам вести от нашей маленькой соседки, вашей дочки!..
- Моя дочь! Онорина!
- Тихо! - еще раз попросил он.
- Онорина, - повторила она тише. - О! Скажите мне, я вас умоляю. Где
