теперь на катушки приемников корабля, тормознувшего среди звезд по пово-
ду такой сюжетной находки. Повезло и балтийцам, которые сразу, из первых
рук, так сказать, самотеком получили известие о замечательной жизни на
других мирах, в существовании которой хотя никто из них и не сомневался,
но все же иной раз проявлял колебания ввиду неясной постановки вопроса
со стороны административных кругов. А тут вдруг стопроцентный астроном с
наипоследними, как подчеркнул комиссар Струмилин, и обнадеживающими дан-
ными в кармане! От такого вылетит из башки и страх перед смертью, что
уже заказана, запрессована в нарезные стволы озверелого противника на
дистанции прямой наводки.
Прав, прав, как всегда, оказался комиссар Струмилин. Задал-таки подполь-
ный марсианин морячкам тонус, который вовсе не каждый обнаруживает в се-
бе перед лицом смерти, не чьей-нибудь, а собственной, а потому особо
наглядной и убедительной. А тонус есть, значит, дорого, ох, дорого зап-
латит классовый враг за кровь комиссара и товарищей его, потому что в
крови этой вскипела вера в новый мир и счастливую звезду его, на кото-
рой, наверное, тоже когда-то летели наиболее сознательные головы братьев
по разуму, и по-другому быть не могло, иначе какие же они, к черту, бра-
тишки.
Между тем сгусток влажной тьмы скатился с восточных широт планеты и те-
перь клубился над болотами, замкнувшими отряд.
Представление, начатое марсианином с легкой руки комиссара Струмилина,
по-прежнему продолжалось. Ему вполне удалось удержать свое реноме в рам-
ках лектора-эрудита, не расширяя этих рамок до истинных размеров ориги-
нала, так что ни одна живая душа не догадывалась о его подлинном проис-
хождении. Впрочем, никому теперь и дела не было до его происхождения,
как и до вороны, что где-то вверху хриплым карканьем отметила приход
глухого часа полуночи. Марсианин успел поведать о занятиях на дальней
планете, об отдыхе на ней, о насыщенном распорядке дня, показал, как
танцуют наши сверхдальние сородичи - высоко подпрыгивая и чуть зависая в
воздухе, коснулся тех вещей, что делают жизнь марсиан счастливой, и,
чтобы до конца быть правдивым, перешел теперь к минутам, когда марсиани-
ну бывает нехорошо. Такова уж, видно, биология всего живого, не может
оно быть счастливым без конца.
- Вот просыпается он утром, - говорит марсианин, - и чувствует: нет
настроения, пропало. Жить не хочется. Переутомился, что ли? Одевается,
выходит на площадку, хорошо кругом. Солнце сияет, птица садится на пле-
чо, ветерок. А под ногами, глубоко внизу, пенится морской прибой у кром-
ки золотого пляжа. Надевай крылья и головой вниз! А может, без крыльев?
Головой вниз - и делу конец. О-о-о, как скверно на душе! Друзья! Да где
они, друзья? Жена? Да чем же она поможет, жена?..
Неизвестно, чем бы окончилась эта грустная новелла, так как в самом на-
чале ее у костра появился комиссар.
- Товарищи, - сказал он, - собрание необходимо закрыть. Прошу вас занять
свои боевые позиции.
Погруженные в яркие картины чудной жизни великой планеты, матросы, при-
держивая оружие, поднялись и один за другим растворились в темноте.
- Вот, - сказал комиссар, убедившись, что у костра никого не осталось, -
подбросили, гады, записку. Обещают шомполами всех, кто в живых останет-
ся. Так сказать, программное заявление.
- Дайте бумажку, - потребовал марсианин. Он повернул ее текстом к огню,
рассмотрел, потом текстом же прижал к куртке.
- Крупно, - сказал он в микрофон. - Дайте это крупно. Как подбросили за-
писку? На кого падает подозрение?
- Подозрение падает на того, на кого ему легче всего упасть, - усмехнул-
ся комиссар, глядя куда-то в сторону от марсианина.
- На кого легче, - соображая, сказал марсианин и пнул носком шикарного
сапога чадящую головешку. - Значит, на меня.
Он даже не взглянул на комиссара, чтобы проверить свою догадку. Струми-
лин молчал.
- На мне оно не продержится, обвинение. Я решил. Я выведу отряд из бо-
лот. Так я решил, пока мы тут беседовали с вашими товарищами. Они мне по
душе. Я сделаю это, и настроение мое, черт возьми, наконец вернется ко
мне. Когда я улетал от своих, - марсианин ткнул пальцем вверх и быстро
отдернул руку, точно ожегся о что-то, - когда я улетал, настроение у ме-
ня было висельное. Я его поставлю на место. Я посчитаюсь с их настроени-
ем. - Палец его снова взвился вверх. - Оптимистическую трагедию вам по-
давай? Вы ее получите, уважаемые зрители! Программное же заявление пере-
дадим углям. Как это у вас там сказано, из пепла возгорится искра?
Скомканная бумажка порхнула над россыпью тусклых огоньков и тотчас обра-
тилась в длинный и чистый язык пламени. В коротком свете Струмилин уви-
дел, как губы марсианина сложились в твердую и мстительную усмешку, ка-
кая бывает у человека безоружного, уже оцепленного врагами и вдруг по-
чувствовавшего в руке холодную сталь револьвера.
- Пора, - приказал марсианин, - в штаб!
* * *
На краю болота не столь темно, как под хвойными покровами леса. Там-то
тьма была материальна, так сказать, очевидна. Кроме нее, ничего не су-
ществовало там, только звуки. Здесь же, на краю свободного пространства,
тьма полнилась намеками каких-то контуров, голубоватыми залежами света,
осевшего с кривого и тонкого лезвия месяца.
Полк, поднятый по тревоге и в полном составе построенный в колонну, за-
мер перед лицом необъятных трясин. Шеренги, плотно собранные одна за
другой, едва угадывались в пыльной осыпи звездного сияния, стояли приз-
рачно, как воинство из баллады, чти ждет не дождется полночного смотра
любимого императора. Только иногда идиллия нарушалась: где-то скрипела
телега, лошадь пыталась ржать, и слышался матерный шепот, вразумляющий
непокорное животное.
Штабные, комиссар Струмилин и марсианин расположились неподалеку от ко-
лонны, уже в самом болоте, так что под ногами чавкала и выдыхала, отпус-
кая сапог, мясистая жижа.
- В моем распоряжении имеется особая сила, такое силовое поле, - объяс-
нял марсианин Струмилину. Остальные тоже слушали крайне внимательно,
стараясь не пропустить ни одного слова перебежчика. - Так вот, это поле
окружает меня со всех сторон. Ни пуля, ни осколок не пройдет через неви-
димую защиту. Вот смотрите, я расширяю сферу действия поля.
Мягкая сила потащила людей в разные стороны, и не так, как тащит поли-
цейский, с треском за шиворот, а как влечет крупная и ленивая морская
волна.
- А теперь наоборот, - негромко сказал марсианин, и та же сила поставила
людей на прежние места.
- Вот эта сила ляжет вам под ноги через болота. По этой дорожке вы прос-
ледуете километра три через самую топь, а дальше сами выберетесь, не ма-
ленькие. Там уже можно. Все ясно?
Все молчали, потому что ясного, признаться, было мало.
- Ну! - пронзительно крикнул марсианин.
Тонкий луч, шипя, скользнул поверх окошек стоячей воды, от которой тот-
час повалил густой ядовитый пар, и в клубах пара высветилось тонкое, как
папиросная бумага, полотно обещанной дороги. Захрипели кони, закричали
ездовые. Только полк по-прежнему молчал.
Струмилин, не оглядываясь, шагнул к прозрачной ленте, поставил на нее
ногу, пробуя каблуком на крепость, а потом прыгнул и, осыпанный искрами,
оказался на ней во весь рост.
- А кони не провалятся? - спросил кто-то над ухом марсианина.
- Позаботьтесь, чтобы немедленно началась переправа, - отрезал перебеж-
чик.
Через минуту рядом с ним никого не осталось. Полк глухо заворочался в
темноте, перестраиваясь в походные порядки, и вот уже первое отделение
встало у самого края лунной дорожки, пропуская вперед себя повозки с ра-
неными, походные кухни, прочую колесную движимость.
- Давай, давай, - шептали сами собой губы марсианина в спину уходящих
людей.
- Попрощаемся, - сказал Струмилин совсем рядом в темноте.
Марсианин вздрогнул. Они подошли к краю полотна.
- А для себя-то этой энергии останется? - спросил комиссар.
Марсианин промолчал.
- Ну, руку, товарищ! - сказал комиссар.
Последний из отрядов скрывался в клубах дымящегося болота. И взгляды
двоих встретились последний раз в этой жизни.
* * *
Рано утром после сильнейшего артиллерийского обстрела части белогвардей-
цев, рота за ротой, вошли в зону, еще вчера удерживаемую полком балтий-
цев.
Под барабанный бой, с развернутыми знаменами наперевес, с щеголеватыми,
молоденькими офицериками впереди, готовыми схватить пулю в живот - ах,
чубарики-чубчики, за веру, царя и за другие опустелые, как дома в мерт-
вых городах, идеи, - двигались плотные каре, одетые и обутые на английс-
кий манер. Вот так, с барабанным боем, и уперлись в край трясины, не
встретив никакого противника. На том этот маленький эпизод великой эпо-
пеи гражданской войны и получил свое окончание.
Разумеется, факт необъяснимого исчезновения крупного соединения красных
вызвал определенную растерянность в штабе золотопогонников. Ни одна из
гипотез не могла толком объяснить, каким дьявольским способом сумел про-
тивник организовать марш через гнилую топь вместе с ранеными и обозом.
- Это все штучки комиссара Струмилина, - говорил полковник Радзинский
приглашенным на чай офицерам. - Как же-с - личность известная. Удиви-
тельно находчивая шельма. Трижды с каторги бежал, мерзавец, из этих же
краев. Накопил опыт. А в прошлом году, господа, обложили его в доме, од-
ного. Так он, сукин сын, умудрился первым выстрелом нашего боевого офи-
цера, штабс-капитана фон Кугеля, царство ему небесное, уложить. И в ноч-
ной неразберихе, господа, верите ли, взял на себя командование этими
олухами, что дом обложили. Ну, конечно, дым коромыслом, пальба, постре-
ляли друг друга самым убедительным образом, смею вас уверить. А самого,
канальи, в след, конечно, простыл. Вот и теперь...
Тщательный осмотр брошенного лагеря ничем не помог в расследовании обс-
тоятельств дела. Ни раненых, ни живых, только один труп, брошенный
взрывной волной далеко от землянки, обратил на себя внимание дежурного
офицера прекрасным покроем одежды и белоснежными, модельной работы сапо-
гами.
- Закопать, - равнодушно приказал офицер, и приказание его было немед-
ленно исполнено.
Вот такими и получились финальные кадры многосерийной художественной
хроники, скроенной на потребу марсиан. Безрадостная могилка, выдолблен-
ная в вечной мерзлоте, молодцеватый офицер около, а в могилке сам режис-
сер фильма, марсианин образца 1919-го.
Приходится ли сомневаться, что доставленная по месту назначения лента
имела громадный успех? Ведь далеко не каждый из режиссеров посягнет на
собственную жизнь ради того, чтобы в сюжете все шло по его собственному
желанию, и, уж конечно, не пожертвуют ею как раз те, чья смерть не выз-
вала бы в наших сердцах печали. Тут нужен особый размах души, яркое по-
нимание счастья.
Между прочим, заключительные кадры должны были бы отчетливо передать еще
один психологический феномен. Печаль, от которой марсианин не мог отор-
ваться даже на скоростях междупланетной ракеты, бесследно испарилась с
его лица. Отдавший вею энергию своего силового поля, беззащитный совсем,
марсианин встречает ядреную сибирскую зарю детской, счастливой улыбкой.
Тут уж сомнений быть не может - встала у человека душа на нужное место.
Снаряды вокруг него рвутся, а он только хохочет и землю с плеч отряхива-
ет. Плевали мы, мол, на ваши фугасы. Вот сейчас все кончится, отведут
меня, значит, в штаб полковника, вот где сцена разыграется!
Красиво умер марсианин, величественно, за справедливое дело. Прочие мар-
сиане и марсианки, которые, судя по всему, не относились к ному при жиз-
ни слишком серьезно, задумаются. Самим-то им отпущено сто пятьдесят лет
равномерной жизни - ни больше и ни меньше, - и конец запрограммирован.
