ветская власть! Выборная, единая и неделимая. С позором рабского сущест-
вования будет покончено. И для того мы идем в наш последний и решитель-
ный бой!
С каждой своей фразой комиссар испытывал все больший подъем, и вера в
справедливость сказанного комком поднималась от сердца выше и выше и уже
ключом била где-то в горле, и теперь имели смысл не сами слова, а то,
как они были сказаны - пружинно, на втором дыхании прирожденного трибу-
на, каким Струмилин и был, на том замесе отчаянности и убежденности, ко-
торый не раз был брошен в хаос и гул тысячной митинговой толпы, в поле,
колосящееся штыками, и направлял острия штыков в одну точку, как магнит-
ный меридиан правит компасную стрелу точно на полюс. И будь сейчас перед
Струмилиным пусть даже не один заезжий с далекого нам созвездия, а хоть
сотня таких молодцов - заряда комиссарской души хватило бы, чтобы элект-
рический ток побежал в хладнокровном сердце каждого из них, и вера ко-
миссара вошла в сердце каждого, и каждый бы сказал: "Прав товарищ Стру-
милин!"
Крутой лоб комиссара покрылся холодным потом, скулы заострились, но в
глазах по-прежнему качались язычки холодного огня, а взгляд уходил дале-
ко, сквозь единственного слушателя, тянул след как бы поверх голов неви-
димого собрания, так что марсианин, скрипнув лаковыми сапогами, повер-
нулся и удостоверился, нет ли кого еще позади. Но нет, никого там не бы-
ло...
- Безумно интересный кадр! Ах, какой будет кадр! Обойдет все планеты, -
причмокивая губами, бормотал единственный слушатель трибуна Струмилина.
- Неужели снимали? - удивился Струмилин, приходя в себя.
- Все снимается, что вокруг. Все. Съемочная аппаратура - вот она, -
удовлетворенно усмехнулся кинооператор и потрепал материал куртки. Ко-
миссар еще раз внимательно посмотрел на нее, подумав, что неплохо было
бы такую штуковину презентовать Академии наук, что с такой курточкой не
один сюрприз можно было бы ткнуть в нос мировому эмпириокритицизму.
- Да, у вас программа-максимум, - сказал марсианин, возвращаясь к глав-
ному разговору. - Нам для подобных результатов понадобилась эволюция и
жизнь многих поколений.
- Так то же эволюция! Э-волюция, дорогой ты наш товарищ с того света! -
загремел жестяным смехом Струмилин. - А у нас революция! Разом решаем
проблемы.
- Нелегко вам будет, ох, нелегко, - сочувствовал нашим бедам гость и с
острым любопытством глядел на комиссара, как бы ожидая от этого челове-
ка, сбросившего с лишним весом и все сомнения, новых откровений, ка-
честв, завидных оттого, что их нет в тебе самом. - Ведь это то же самое,
что разобрать на части, скажем, паровоз и на полученных частях пытаться
собрать электровоз - машину, принципиально новую.
- Превосходно! - азартно крикнул Струмилин. - Разбираем паровоз, плавим
каждую деталь и из этого металла куем части электрички. А кузнецы мы хо-
рошие. Вводим в вашу технологическую схему элемент переплавки - и точка!
Недаром по вашим же расчетам наше дело победит.
Глаза комиссара Струмилина весело сияли, он знал силу своей полемической
хватки, знал, когда пускать на прорыв весь арсенал отточенной техники
диалектика, и чувствовал, что еще несколько удачных приемов - и он вый-
дет с чистой победой, и теперь он прямой дорогой вел оппонента к месту,
уготованному для его лопаток, как профессиональный борец, чемпион ковра,
ведет противника, не прикасаясь к нему, на одних финтах искушенного боем
тела, ведет в угол, из которого единым броском метнет его в воздух, что-
бы, не кинув даже взгляда на поверженного, в ту же секунду сойти с ков-
ра.
- Переплавка - хорошо, - соглашался представитель академического понима-
ния хода истории. Его взгляд попрежнему фиксировал каждый жест Струмили-
на, а шкатулка всеми своими дырочками глядела прямо в рот комиссару.
- Подумаем-ка лучше, как перекроить финал вашей пьесы. Так, чтобы не
пришлось гибнуть балтийским морякам на потеху кинозрителям. А?
Марсианин вздрогнул. Резко, очень уж резко повернул комиссар от личного
к общественному, к конкретным мероприятиям.
- Ну, дорогой товарищ по счастливым развязкам, даешь соответствующий фи-
нал!
И с этими лобовыми словами комиссар положил руки на плечи всемогущему
перебежчику, качнул его к себе, и так они замерли друг возле друга.
- Ну, демонстрируй профессиональные качества, чтоб ахнул зритель. И тот,
- комиссар ткнул перстом вверх, - и этот самый, - палец очертил полную
окружность. - А потом прямым ходом в штаб белых. Историческая выйдет
сцена. Вот где страсти разыгрываются! Эх!
- Крупные планы из штаба белых, - печально сказал марсианин, будто ему
подсунули на подпись приказ о выговоре самому себе...
* * *
Многотруден путь факта в глупый мозг человека, да, многотруден.
На месте Струмилина, пожалуй, любой из нас устроил бы разговор вокруг
фактов, проявленных в тайной беседе с перебежчиком. Размахивал бы рука-
ми, божился, требовал серьезного отношения и в конце концов сам перестал
бы верить собственным показаниям. Струмилин же нет. Он знал, чем делить-
ся с ближними, а о чем крепко молчать - день, год, потребуется - всю
жизнь. И потому вернувшиеся в блиндаж товарищи застали его как ни в чем
не бывало склонившимся над картой, на которую уже никто без отвращения и
смотреть не мог.
- Ну, что перебежчик: есть интересные показания? - спросил командир, ус-
тало устраиваясь на дощатый топчан.
- Послал его в цепь, поднимает настроение у состава. Поговорит по душам
о будущем.
- Он там такую агитацию разведет! - сквозь зубы процедил заместитель. -
Недорезанный...
- Он астроном, - веско возразил комиссар, - редкий специалист по жизни
на других планетах. Он расскажет о братьях по разуму, которые уже проли-
ли кровь за счастливую жизнь, такую, какая будет у нас.
- И это неплохо, - сказал командир. Бодрости в его голосе не чувствова-
лось.
- И еще, - тихо добавил Струмилин, - кажется, следует на всякий случай
повозки запрячь. Раненых приготовить к дороге. Ручаться не могу, но неп-
редвиденности могут возникнуть. Знаете, случаются такие непредвиденности
в теплые летние ночки с чистыми звездами на небе. Все с величайшим любо-
пытством уставились на комиссара, но тот ничего добавить не мог, ибо в
самом деле ничего не мог добавить.
* * *
И действительно. В перелеске, под разлапистым хвойным навесом, на душис-
тых мхах, в бликах каменного цветения угольков с пеплом, марсианин, ко-
торому не посчастливилось родиться на благословенной Земле, уже развер-
нул натуральный доклад о жизни иной, делился впечатлениями.
Такое накатило время на Россию, слушала Россия всякого, лишь бы за сло-
вом в карман не лез. По царской воле, под влиянием исторических факторов
так уж произошло, что с седых времен Великого Новгорода не сбиралось в
России вече, отсутствовал свой Гайд-парк, кратко говорил народ, на быто-
вые темы, чтобы в кутузку не загреметь. А тут - прихлопнуло, повырастали
откуда ни возьмись ораторы на каждом углу, повыкатывались бочки, стали
на попа трибуною, завился веревочкой мудреный разговор. Хоть к лобному
месту с плакатом становись, руби правдумать в глаза, возражений нет!
Вмиг научился народ речи говорить и слушать их полюбил. И тут же стали
различать: кто свой, а кого - в доску! И ежели свой, выкладывай сообра-
жения за милую душу о земле, хлебе, недрах и власти над ними, а хочешь,
о звездах, над которыми пока власти нет. Но о звездах, понимаем, не каж-
дый толковать смел, и тому, кто смел, внимали с двойной порцией сочувс-
твия.
- Удивительными показались бы вам порядки на этой планете, - ронял слова
беглый астроном, будто и не имел к этой планете отношения, не оставил на
ней своего дома. - Многое назвали бы вы непонятным, а то и чуждым. Не
всему, думаю, вынесли бы вы одобрение. А между тем планета эта во многом
- ваше будущее. Но будущее это не совсем такое, каким оно вам сейчас
представляется. И жителей планеты той нельзя винить в этом, как нельзя
винить внуков ваших в том, что им захочется иного, чем вам, большего.
Понять вас ничего не стоит, задним числом! А вот вам их... А надо, пото-
му что их жизнь - ваше будущее. Примерно, разумеется.
- Чем же они нам пример? - с ухмылкой врезал матрос Конев Петька, кото-
рый не сумел надерзить перебежчику в первом его явлении, но не терял,
видно, надежд проявить буйную свою индивидуальность и посадить фраера на
мель по самую ватерлинию. Разутые ноги Петьки отдыхали у самого пепели-
ща, и когда угли разом наливались огненным соком, то на чахлых щиколот-
ках Петьки можно было различить татуированный узор слов, среди коих явс-
твенно выделялись каллиграфией "дело рук" и "главным калибром по гидре".
Беспощадные, взрывчатые слова нашел матрос, чтобы украсить ноги свои,
чтоб не осталось сомнений в том, какую из сторон баррикады облюбовал
Петька: наделил сам себя бессрочным пропуском, который уж если и потеря-
ешь, так вместе с ногами. И, ввязавшись в дискуссию, Петька закатал тре-
паный клеш, предъявляя тем свои права на повышенную дерзость.
- Ну, так вот, удивительной показалась бы вам планета на первых порах, -
продолжил этот на редкость обходительный лектор. - Города там, например,
подвешены в воздухе, высоко над землей, а прямо под городами леса, тра-
вы, озера. Так что кому на землю захотелось, тот достает крылья и кида-
ется головой вниз. Или нанизывается на магнитную силовую линию и сколь-
зит, как по перилам. По таким, знаете ли, материализованным меридианам,
морякам это должно быть понятно.
- А деревни? Деревня тоже на воздусях? - беспокойно спросил кто-то, не-
сомненно землепашествующий.
- Деревни оставлены на земле, - заявил лектор. - А вот сами крестьяне
тоже обитают, как вы говорите, на воздусях. Вернее, крестьян как таковых
нет, есть только специалисты по сельскому хозяйству, их там и называют
крестьянами. Все растет само по себе и убирается умными машинами. Собс-
твенно, не только крестьян - пролетариев тоже нет уже... Говорят же вам,
станки обходятся без людей.
- Как же так? Ни крестьянства, ни пролетариата. Кто же там тогда? Буржуи
одни? В чьих руках власть? - недоверчиво спросили из кустов, и по тому,
как зашевелилась вокруг темнота, пришла в беспокойство человеческая мас-
са, марсианин догадался, что вторгся в заповедные моменты жизни этих лю-
дей.
- Нет классов в их обществе, - как можно энергичнее сказал он. - А чем
они все занимаются? Ну, чем... Умственным трудом, искусствами, трансфор-
мацией.
Зашумела темнота вокруг на разные голоса:
- Без диктатуры куда ж! Паразиты расплодятся, мироед за глотку возьмет!
Мужики долг сполнять забудут, в кабаки порхнут! Факт? Факт!
- Без паники, граждане! - накрыл гвалт трубный глас комендора Афанасия
Власова. За неимением председательского колокольчика комендор, когда на-
до, пропускал сквозь мощные заросли голосовых связок струю пара, сжатого
до нескольких атмосфер в оркестровой яме его объемистых легких, и тогда
накат низкой, но чрезвычайно широкой звуковой волны выносил вон плеска-
ние человеческой речи, закрывая таким способом разгулявшееся собрание
или, наоборот, открывая перед ним фарватер вновь.
- Тихо, граждане! Все правильно товарищ излагает.
Бесклассовое общество, слияние умственного с физическим. Это ж, братиш-
ки, коммунизм, тот самый, за который нас с вами в медвежьем углу припер-
ли. Теорию, братишки, подзабыли, брашпиль вам в форточку!
Марсианин, надо сказать, прямо расцвел ввиду такой кинематографической
сцены.
- Вот они, типажи! Вот они, кадры! Вот они, личные контакты! Ай-яй-яй! -
вскрикивал он радостно, тверже сжимал в руке драгоценную шкатулку.
В общем, как видим, повезло всем. Профессиональному марсианину-киноопе-
ратору - потому, что он с ходу влетел в митинговую гущу беззаветных ге-
роев собственного кинофильма, и крупный план кадр за кадром косяками шел
