________________________________________________________________________
Вольфганг Гигерич
ПРОИЗВОДСТВО ВРЕМЕНИ
________________________________________________________________________
Время, то, в котором мы живем, кажется данным a priori вне всякой
досягаемости людей, которые, с неизбежностью подчиняясь ему и огра-
ничиваясь им, потому и получили имя "смертных" у греков - в отличие от
богов, наслаждающихся вечной юностью. Но, конечно, столь же хорошо
известно, что идея и опыт времени менялись в ходе человеческой исто-
рии. Мы отличаем, например, циклическое чувство времени, свойственное
самым архаическим народам, от линейного чувства времени, правящего
нашим бытием-в-мире. В некотором смысле, впрочем, время может быть
подчинено человеческой истории, так же как история казалась прежде
подчиненной времени и укорененной в нем. От этого противоречия можно
избавиться, если различать два типа времени - актуальное время (время-
1) с одной стороны и идею опыта времени (время-2) с другой. Время-2
как человеческая концепция будет тогда содержаться во времени-1 и
подчиняться ему, всемогущему Времени истории. Однако, философский трюк
разделения одной и той же вещи на два разных типа никогда не бывает
слишком убедительным так же и здесь недолгое размышление вынудит нас
признать, что время-1 в такой же мере может быть человеческой идеей,
как и время-2 - стало быть, проблема остается.
Вместо того, чтобы пытаться разрешить дилемму по-философски, я
хочу сейчас показать - как, каким именно образом наше время, линейное
историческое время, время, в котором происходят события физики, эволю-
ция видов, история человечества, является продуктом первоначального
(original) изобретения и производства. Производство, конечно же, осу-
ществляется не на фабриках, а в первичной индустрии воображения души.
Мы можем обратиться к пророкам Ветхого Завета, чтобы проследить
процесс фабрикации исторического времени.*
Первоначально слово пророка было устным, адресовалось людям его
времени и окружения. Но затем, в какой-то момент, пророчество было
вверено письму, оно стало литературой. Исаия, отвергнутый правящими
кругами Иерусалима, решает "сохранить свидетельства, запечатлев закон
среди (или "в присутствии") моих учеников" (Исаия 8:16)2. В свободном
переложении на современный язык3 этот стих означает: "Я доверю Божьи
предупреждения и наставления тем, кто слушает меня, чтобы они надежно
сохранились подобно монетам в прочном кошельке". Почему же он хочет
отложить слово Господа про запас? Потому, что для подтверждения истины
своего пророчества он рассчитывает на будущее. "И я буду, - гласит
следующий стих, - ждать Господа, отвратившего лице Свое от дома Иакова
и буду <в надежде> ожидать Его".
____________________
1 Модифицированная и расширенная английская версия главы "Der Schub
und seine Bahn" из книги автора "Drachenkampf oder Initiation ins
Nuklearzeitalter" (во 2-м томе Psychoanalyse der Atom bombe), Zurich,
1989.
* Термин fabrication имеет в английском языке значения "производство"
и "фабрикация". Эта двойственность обыгрывается автором.
2 Согласно традиционной мазоретической интерпретации, глагольные формы
понимаются как императивы, Бог инструктирует пророка делать то, что
требует глагол. По грамматическим, так же как и по экзегическим при-
чинам, современные ученые трактуют их как собственные выражения про-
рока.
3 Die Bibel in heutigem Deutsch. Die Gute Nachricht. St. 1982.
Этот пассаж является документом психологического события с се-
рьезными последствиями. Происходит нечто экстраординарное в реальности
душевной жизни. Религиозный опыт (пророческое слово) не выпускается в
мир, не обращается к собственному времени пророка, где он мог бы ока-
заться эффективным или неэффективным с точки зрения соответствия <ре-
альности>. Он фиксируется и сохраняется в резерве. Укрывается и сбе-
регается как деньги в хорошо завязанном кошельке. "Высвободить" всегда
влечет за собой "избавиться". Когда слово высвобождено, оно исчезло.
Оно больше не подконтрольно говорящему. Акт записывания, напротив, со-
храняет слово во владении воспринимающего откровение. Психологически,
акт укрывания вызывает эффект интенсификации силы слова, потому что
оно концентрируется и настаивается.
"И я буду ждать Господа и буду в надежде ожидать Его". Исаия,
очевидно, ждет момента, когда пророческое слово, полученное им в опыте
откровения, и историческая, социальная реальность будут приведены к
совпадению. Как мы узнаем из следующего стиха, Бог отвратил лицо свое
от его народа. Пророк отвечает на это сокрытие со стороны Бога сокры-
тием и утаиваньем его пророчества. Абсолютная непреклонность по поводу
истины Божьего слова, т.е. по поводу точного соответствия личного ре-
лигиозного опыта и публичной реальности, может, таким образом, остать-
ся нерушимой. Это просто немыслимо и непереносимо - таково, кажется,
чувство Исаии, что архетипический опыт, видимое и слышимое откровение,
не совпадает с человеческой реальностью. То, что я узрел в видении,
должно быть исполнено в вечной реальности.
У Иеремии мы видим, какой могущественной может быть воля к реа-
лизации. Иеремия "как-то раз открыто обвинил Бога в вероломстве"4:
"Неужто всегда будешь лжецом передо мною, как водопад шумящий?" (Иер.
15:18). Испытываемое расхождение между опытом и реальностью вынести не
просто. Здесь нет раз-очарования, раз-уверения или релятивизации, нет
и характерного для мифологического бытия-в-мире различения между архе-
типической и эмпирической истиной, когда одно просто отражается в дру-
гом без буквального совпадения. Совпадение здесь просто должно быть.
Но поскольку это требование совпадения не исполняется, оно переносится
из настоящего в отдаленное будущее как единственное место, где сов-
падение по-прежнему возможно. То, что не есть истина, не может, и уж
тем более не должно стать истиной. Наоборот, можно сказать, что изоб-
ретение будущего и есть тот путь, которым воля к абсолютному создает
саму реальность.
Мы присутствуем здесь при рождении будущего (futurum) из воли к
буквальной реализации содержания духовного прозрения или архетипичес-
кого опыта. Это будущее, как место желания, или, скорее, воли и пот-
ребности в могуществе, не существовало всегда. Оно было изобретено:
произведено посредством ясно указанной процедуры. Метод подобного изо-
бретения состоит в том, что духовный опыт данного настоящего вверяется
письму и тем сберегается, сохраняется за пределами своего собственного
настоящего. Или, иными словами: само настоящее замораживается. Ему не
позволяется естественно пройти, пройти к концу, смениться другим нас-
тоящим. Настоящее не означает здесь пустого, абстрактного момента
"сейчас" на оси линейного времени. Настоящее есть некое качество, в
нашем случае содержание специфического религиозного опыта. Запирая
содержимое этого настоящего (слова, открывшиеся Исаие), мы получаем
возможности продлить и удержать его за пределами собственного времени
настоящего. Все будущее будет тогда только порывом, пролонгацией, нас-
тоятельностью настоящего, т.е. присутствием того, что открылось Исаие
в откровении, возможностью бесконечного продления настоящего. Поток
первоначального времени задержан (is arrested)*. Пришествие (будущее
____________________
4 Hans Walter Wolf. "So sprach Jahwe zu mir, als die Hand mich
packte". Was haben die Propheten erfahren? ("Так говорил мне Яхве,
возложив на меня руку". Что испытывали пророки). In: Herrenalber Texte
51 (1984), pp.9-21.
* В немецкой традиции обыгрывание значений "задержание - содержание" и
"умозаключение - заключение (под стражу)" принадлежит Гегелю. В тексте
"Йенской реальной философии" сопоставляются оба значения глагола
"schliben" - "умозаключать" и "заключать под стражу". Содержание воз-
никает в результате "задержания" мышлением потока Weltlauf - привыч-
ного хода вещей. Все, что попадает в <умо>заключение, вынуждено под-
чиниться определенным правилам содержания <под стражей>, тем самым оно
сохраняется и для нас. См. Hegel, Sammtliche Werke. Ed. H.Glockner.
как "время, которое приходит" - ср. нем. Zukunft = "будущее", букв.
означает "время, идущее нам навстречу") новых событий, одного за дру-
гим, а также и новых откровений, приостановлено, поскольку уже зафик-
сированное настоящее расстилается таким образом, что исполняет роль
всего времени, времени вообще.
Все происходящее обращается тем самым в простой "момент" (в
смысле конструктивного элемента, шага или стадии) развертывания этого
одного, продленного за свои пределы момента. Линейное время, или вре-
мя, правящее нашим чувством времени, то, на котором базируются наши
науки (физика, равно как и история), есть "искусственный" продукт. Это
продукт абсолютизации одного единственного момента, выделенного из
потока моментов первоначального времени. Так же как Бог-творец поки-
дает ряд мифических божеств, всегда бывших божествами природы и божес-
твами в природе и возвышается над всей природой, полагал себя как
сверх-естественного, внемирного творца естественного мира, так и един-
ственный момент возвышается здесь над естественным течением событий и
провозглашает себя временем как таковым, единственным и истинным вре-
менем. Время физики и истории, астрономии и биологической эволюции, в
действительности не являются временем вообще, "истинным" временем
(куда должна была бы также выходить и эпоха мифологического мышления,
по каким-то причинам не имевшая идеи линейного времени). Скорее это
лишь момент первоначального времени. Нам приходится признать, что
астрономия и биологическая эволюция и история историков суть не более
чем аспекты одного фиксированного момента. Физика, биология, астроно-
мия, история представляют собой разработку и развертывание воображае-
мого содержания этого одного, качественно-определенного мгновения,
распростертого в бесконечную длительность, тогда как другие мгновения
или присутствия (presences), характеризующиеся своим особенным качест-
вом, при этом исключаются.
Мы можем взглянуть на все и с другой точки зрения. Если бы Исаия
не сохранил свое откровение как сокровище в сейфе банка, тогда другой
религиозный опыт, совершенно иной природы, мог произойти с ним или с
теми, кто шел ему вослед. В мире, построенном мифологически, каждое
настоящее имеет собственного бога или миф как внутренний образ своей
качественной субстанции. Вот был момент рождения, вот - войны, вот -
любви и зачатия, тьмы, засухи, урожая, болезни, праздника солнцестоя-
ния - чего угодно. Время было пришествием вечно-новых архетипических
ситуаций, т.е. манифестацией различных богов, где каждый появлялся в
свое время, и его природа раскрывалась в своем особом мифе. Можно было
бы сказать, что Исаия отъединяет один миф от всего многообразия раз-
личных мифов, обращая его в единственный миф, в супер-миф. Он взгро-
мождает этот один, прежде интратемпоральный* миф поверх времени как
такового, так что отныне времени не остается ничего иного, как быть
развертыванием единственного мифа. Один определенный момент или миф,
теряет свою заменимость (собственное "от сих до сих", свое назначенное
время) и становится абсолютным.
Дело обстоит так, как если бы одно единственное стихотворение из
всей нашей литературной истории было бы возведено в позицию Стихот-
ворения, а все прочие стихи считались бы простыми экспликациями, инди-
видуальными вариациями содержания этого сверх-стихотворения. Или как
то, что расхожее понимание приписывает гегелевской философии: быть
единственной философией, по отношению к которой все философемы прошло-
