Владимир ВОЛЬФ
ЛЯБДЯНСКАЯ СМУТА
Засек(C)реченная сага
(Порнографическая былина)
Сляп 1
В оны дни жила себе - провисала в звездных теснинах планета Лябда. И
произрастал на ней, окромя зелени и мясо-молочного скота, лябдянский люд -
справный, тучный, до работы, еды и промежного весьма охочий. В ситном
своем житие лиха не ведали: бабы-лябди справляли харч, любили мужей и что
ни год - на сносях; а мужик на Лябде плодился дебелый, может, и темный по
нынешней мерке, но тем и счастливый - кумекло варило, как с чугунами
обходиться, да бражничать в меру. Распашки всем хватало вдоволь, о тризнах
почти позабыли - помирать резону не было.
Все б в темя, да за теменем - Гельдып, царь-всегалакт, всехват и
прочим не гам. Лябда в табели царева стада числилась, но за кромешность
своего отшибного отдаления жалована была покоем и минулостью. А тем часом
сеча лютая шла по всему околотку. Рубились с аспидами, что из соседней
галактики повадились пузо и огузок парить на царевых звездах. Как засечка
с ними вышла, припомнить никто не мог - то ли Гельдып аспиденышу хвост
своим бронелетом ошпарил, то ли вспесились от качеств своих гадовых, одно
ясно - урон шел: аспид звезды пользовал, а коммунальных в мошну - кукиш...
Как на беду, владел аспид со своим косяком особым охранным секретом - ни
фугари, ни пыркошвары заморить гадов не могли, отчего царево войско имело
афронт и конфузию. Война - дело и так расходное, а тут - мужичий
контингент был вначале "непобедимым", опосля - "ограниченным", и чтоб не
стал он вовсе "легендарным", Гельдып издал два Указа.
Первый - о Великом Выскребном Призыве.
Второй - похитрее - о невозможности в сие геройское время рожать
девичий персонал.
Дотоле, пока аспид не канет, рожать только мужиков, цареву войску
приплод. А лейб-повитухам наказал: чтоб злым наваром бабский семяплод как
временно чуждый (от баб на войне проку-то мало) у всей рожающей половины
известь.
Об этих важностях на Лябде и не слыхивали. Аспид если и тревожил, то
по малой нужде, в сторонке, а с указырем заминка вышла - мачту еще с
прошлого урожая строить бросили. Темный народ, так и жил вне царевой
линии.
А уж когда глашатаи на Лябду припосадились, то варежку и разинули -
мужик-лябдяк что в крест, что накрест себя поперек шире, мускулом так и
арбузит. И объявили Призыв.
Лябдянским мужам разъегорили - война, мол, Гельдып (царь ваш, кстати)
зовет, а по случаю такому ликуйте и айда в метрополию, в учебку. Лябдяне,
однако, манатки паковать не спешили. Кутнули с недельку-другую, глашатаев
до зеленых аспидов захмелили, а опохмелившись, речили:
- Ежели чугунов скиберить, бронелет сбондарить иль кирюхи сварить,
так мы завсегда. А воевать у нас охотки никакой нету, извиняйте.
Глашатаи в треск: "Да вы!", "Да кто!". Облаяли всячески да с
перешибом:
- Ужо вас, лябдей лядовых, Гельдып дубиной-то приголубит!
Ладно, стерпели бы мужики...
Да обнаружилась оказия - по бражному делу один глашатай в спальницу к
вдовой лябде закатился. Та и возопияла. Мужики гуртом - туда.
- Ботву прими... - попросили и за ручки из избы вывели.
Да огорчили по лбу. Приятелям - под горячку добавили. Так глашатаи с
Лябды лататы дали.
Ну и еще с недельку по такому случаю отгуляли лябдяне.
Но не долго тешились. Черной тучей осел на Лябду царевый полк. Куда ж
с голым пузом супротив фугарей? Пришлось картуз ломать.
Попервой каратели задали березовой каши мужикам, опосля заголили им
лбы и в баржи - как распоследний скот - в учебку. Бабы и слезней, и
царапом на карателя шли, только докудахтались, что всех мальчонков, вплоть
до грудных, лишились. А полковник напослед сказал:
- Мужьем своим возгордитесь еще! Мы, ежели в бою их положим, то
геройски, не иначе. А соплячье ваше за мятеж в ироддом сдадим, молодая
гвардия вырастет. Скучать не надейтесь: с перволетки лейб-повитухи явятся,
впрыск производить, с ними - трахбат донор-жуанов на терку, и тогда, мать,
пошла-поехала - рожай мужиков, о девках забудь. Вы теперь солдатки, царева
воспроизвода матки...
И уволок, мерзавец, всех мужиков подчистую. Постолбычили бабы, разиня
рот и в небо глядючи - на выпушку газовую от бронелетов, и просекли
вконец, что за жизнь-черняк у них началась.
И возопияли тогда. Уже хором.
Сляп 2
А пока камнеюга зимняя не началась, случился рядом лихой человек
Хряпс, по полной выкладке - государев дезертир и охульник. Спешил, голова
пролетная, на сворованном бронелете "Шиш" с архаровцами своими меньшими -
с Тырлом и Фиськой.
Всем "Шиш" был хорош, в флагманах значился, да только во время
кумпаний гниды всякой от аспида набрался и замлел весь. Мля всю что ни
есть дерюгу сожрала, а экипаж и вовсе уела. Решил Хряпс мле измор учинить.
Морили уже с месяц, с перемириваниями, о курсе забыли, а потому и
оказались в лябдянской глуши.
Вдруг визгом-плачем бронелет стегнуло, да так, что даже мля
озадачилась. Хряпс зырь в лукошко просветное...
Видит: планета разбубонилась по курсу, а на ей бабы - стоймя и
вповалку, и грай стоит причитальный. Молвил тогда Хряпс, чешучись:
- Это, мля, нам подходит. Мужиков, видать, сволонтерили. Эта нам,
мля, передых тута будет...
Языком Хряпс был малость обделен. Да еще мля заела...
Приухабились они на Лябду и в чем мля не доела к бабьему народу
вышли. Раскимарились на свежачке, стоят, чешутся и щеря кажут. А к ним уже
лябди и чугуны с дрекольем - лавой - за карателя мня. Только сгонорились
враз. Узрели сквозь битую млей ряднуху все достоинства Хряпса, в коих он
буйно наделен был. А у Тырло и Фиськи - хочь поскромнее, но тоже -
гвардейского чину.
- Откудава будете, залетные? - выступила вперед Зеля - волоокая,
первая по тучности и навару солдатка Лябды. Супится, а сама от Хряпса глаз
отвесть не смеет.
- Дезертиры мы. На Указ наплевате, мля, ли... тьфу, ли... мля... -
заколдобило Хряпса, да не по тому изъяну.
Уж как ни гусарил, ни бардел в свой час, а красавы такой ни в жисть
не видывал. Знай, поперек все пер, грызла щербинил, а вот влюбляться
как-то не доводилось. А тут те - с первоглядки, аж дух заняло!
Выручил закоперщика Фиська, на треп охочий:
- Мы, ладушки, народ не опасный, разве ночью, да и то - на перине, да
и то - ежель напугать чем... Подхарчиться б нам с месяцок, фуражу для
ракетки, снемогла броневая - кипяточку просит - гниды царские на изжор
берут. А мы вам благодарны будем, а укормите жирно - так дважды...
Лябди - в румяны. Кто побойчей - сдачи:
- Ежели чуть мля не забодала, какая ж в вас корысть? Работы непочатый
край, кабы падеж не вышел!
- Не выйдет, - заверил Фиська, - нам Гельдып силы выпестовал!
И показал.
И действительно - у всех чугунов, что разладились, винты и схемы
подсупонили, в дело пустили, а чугуны уж сами - и дома починили, и поля
вспахали, и все протчее по хозяйству довершили. А дезертиры пошли
удовольствия делать.
Так лябдя за лябдей - сперва соседку за аморал, а потом, глядишь, и
сама - набекрень. Пыхнуло соломенное вдовство. Хряпс к Зельке припал,
искусился и сгинул, а Тырло с Фиськой, что ни ночь - на новом подворье. И
такие уж старательные, шебутные да веселые, что бабы за передворацию зла
не держали, пусть себе (дезертир он и здесь дезертир), только от завязки
береглись - надеялись, авось мужья воротятся. Поди тогда, разъясни, кто
запузырил.
- Болтун ты мой хромоустый! - потешалась над Хряпсом Зеля. - Лобызарь
кондовый...
И учила нежной лябдянской науке губами медовыми, телом - распахнутым
как пьяная ночь и теплый ветер. Любила яро, но дале избы не пущала,
боялась сглазу.
А неудельные, потому и моральные бабы в завидках злословили:
- Муж вживе уж за вымя-то потягает!
И хоть в доклад никто не целился, знали: был бы язык, а звонари
сыщутся. Впрочем, Тырло с Фиськой вскорости ихнюю обиду ликвидировали.
Воодушевленный коллектив греб гниду из "Шиша", белил по самые
подмышки известкой, чтоб мошкара впредь не лезла. Подумали, и красные
горохи домалевали. На манер комахи-коровки, токмо наизнанку. Фуражу для
растопки не пожалели, уж "Шиш"-то борта себе нагулял - и трепещет, и
огнеструем в грунт бьет от нетерпячки бродяжьей.
Минула зима. Камнеюга шла на убыль.
Как-то вечером Тырло с Фиськой до Зелькиной избы доковыляли. На
крыльце сидьмя, Хряпс зевал, шары чесал и тоскливую песню о миленьком, что
над городищем - вразлив, слушал.
- Ну что, бугор, век вековать здесь будем? - Фиську, как самого
ответного, уж ветерком шатало от перебора. - Так и схлопотать недолго. С
дивизией рогоносов, не меньше, квитаться будем, ежель щас не в летку
дером...
- А мои, все ж, сладогласнее твоих, Фиська... - запрокинуто слушал
лябдей Тырло. - О! Пряня на извив пошла, чистый протруберан, так и жгет...
- Видал? - кивнул на закадычного Фиська. - Ему, тихоне, больше всех
перепадет.
Только с завистью как-то прозвучало...
- Ой, мля, не знаю... - уронил чуб атаман. Впервые домашнего уюта
вкусил, ласки жаркой, смальцо завязалось - седло об крыльцо клеет, добавки
просит...
Завидел такой коленкор Фиська и картуз оземь - хляп!
- Все! Зажиганка "шишова" у меня найдется. Сам полечу. Очень приятно
было познакомиться!
И вот таков - зашагал к бронелету. Тырло с Хряпсом переглянулись.
А наутро их не стало.
Возопияли, пробудившись, бабы. И пуще всех - Зеля.
Сляп 3
Прошел камнелетный сезон.
Как и было обещано, по перволетке грянули царевы службы: повитухи с
наваром и донор-жуаны с гардеробом. Имели при себе весть страшную, кою для
успеха кумпании хоронили пока в тайне. Полегла лябдянская дивизия один в
один мужичок; говорят, ихние бронелеты за аспидов приняли, ну и
постарались... Весть эта в полном наборе похоронок лежала в секретном
сундучке, а ключик - у главного повитуха Дрызга.
По прибытии служивые впали в жор - харч атаковали так, что за ушами
хрумтело и пугало окрестных собак. Донор-жуаны берегли грацию и больше
гуляли, цены себе не сложив, пред лябдями - приглядывались, а потом делили
в карты.
- А служить как будете: в скафандерах, иль на босу ногу? - пытали
иные лябди для форсу и заметки. Все им после архаровцев в охотку шло.
- Государев махач производится согласно Уставу - натощак и
расчехленно! - отвечал Каплун, старшой в трахбате.
Являли в себе донор-жуаны служебную схожесть, все один в один - плешь
окатная, щупоглазые, хищноротые, у каждого над пузом телепайка медалей -
"За взятие", "За овладение"...
Каплун строго следил за изготовкой и, что ни утро, проводил показные
маневры в полях - от коих, очертя рога, бежали коровы и прочий скотонарод,
а чугуны, зло деренча, плели новые кнуты, взамен измордованных в обороне.
А трахбат, навоевавшись всласть, шагал в лагерь, унося контуженных и
погоняя условного противника, чтоб пустить его на провиант с хреном.
Но так и не заполонили лябдянских сердец гости непрошенные, а от
расспросов уклонялись, в мимогляд все: мол, даже и не слыхивали о такой
лябдянской дивизии... Как-то самоходом бабский раж и стух.
Пришло время, повитухи сбодунились и, опухлые, висломордые, принялись
зелье отворотное варить - то самое, девичий знак в лоне губящее. Заливнее
всех бражничал главповитух Дрызг, и все у Зели - врал: первуха, мол,
