не откажетесь разделять со мною время. Вы где остановились?
- Под вывескою Три звезды.
- Поближе к водам!.. Вы, верно, туда идете теперь? И я иду
прогуливаться, нам путь один; а я, между тем, вам как
mnbnls приезжему покажу, на что стоит обратить внимание в
Карлсбаде. Вот, например, это шёпе (прелесть (нем.))
Кристинхен !
- Lassen Sie mich, Kapitain (оставьте меня, капитан
(нем.))! - вскричала молоденькая Кристинхен, служанка
хозяйская, попавшаяся навстречу на лестнице и вырываясь из
рук ротмистра.
Молодой человек, еще неопытный, как дева вспыхнул, потупил
глаза; казалось, что это был первый урок в науке, для него
новой.
Г...ъ взял его под руку; вышли на бульвар.
- Вы говорите по-немецки?
- Ни слова.
- Жаль! Русскому офицеру, знающему немецкий язык, здесь
раздолье. Мне кажется, что женщины всего земного шара имеют
какую-то особенную наклонность к русским... Ну, а здесь на
водах необходимо волокитство; оно полирует кровь...
Сегодня, кажется, все звезды на небе!.. Посмотрите! это
больные! Верно, много опорожнено бокалов шампанского за их
здоровье!.. За чье же здоровье они приехали сюда нить
воду?.. А! вот и она!.. Как нравится вам это личико под го
лубой шляпкой?.. прелесть!
- Хороша.
- Только-то? Вы, верно, уже влюблены? Это равнодушие мне
обидно. Но я все-таки рад, что и вы не будете в числе моих
соперников... Я с ними разделываюсь a coup sur (точным
ударом (фр.)).
Дамы приблизились. Ротмистр бросил значительный взгляд на
девушку в голубой шляпке; взгляд девушки был еще зна
чительнее. Молодой человек заметил это.
- Совершенство! - вскричал Г...ъ, когда прошли дамы, - и
еще лучше то, что не она, а ее маминька сожжет себя 165-
градусным спруделем, потому что, по-моему, нет ничего хуже
залеченной женщины. То ли дело цветок, не тронутый
хроническою меланхолиею, в который не влито еще меди
цинского здоровья. Что толку в превращении розы в лилию!..
- А если любовь заботится об этом превращении?
- Все равно! О, да вы мечтатель, заразились вздохами.
Стыдно! Ну, женщине, существу архичувствительному, дело
другое, а молодому человеку вянуть от любви... Зайдемте
кстати на почту; ко мне должны быть письма из полка... По
том опять па бульвар, а потом ко мне, если угодно, на рус
ский чай...
Они подошли к окошку, где выдают письма. Ротмистр объявил
свое имя, ему подали письмо.
- Ба! - вскричал он, ломая печать, - знакомая рука!..
Запоздалое, сладкое известие от 12 июня 1812 года! О, это
любопытно! Пойдемте в аллею, присядемте. Кстати, вы, ка
жется, устали; слабость заметна по вашему лицу.
Они пошли в аллею, сели.
Г...ъ пробежал письмо и захохотал.
- Ну, скажите, пожалоста, будьте судьей. Еще в исходе 11-
го года стоял я, со взводом, в селе одного бригадира, чу
дака старого покроя, у которого была дочь. Тогда я был еще
моложе, ветренее, влюбился в девушку. За взаимностию дела
не стало. Старику нельзя было и думать отдать свою дочь за
меня, потому что у меня ничего не было за душой, кроме
моего почтения. Я готов был увезти ее - не решилась: как
можно без папинькиной воли выйти замуж! А между тем
молодость не рассуждает о последствиях. Уезжая, я поклялся
всем, на чем свет стоит, и в беспредельной любви, и вечной
верности; поклялся писать, дослужиться до бригадирского
чина и тогда формально требовать руки ее. Перед началом
войны я и писал; но открылась война - не до любви. В Гер
мании, во Франции, победы; красавиц бездна, одна другой
лучше, одна другой огненнее, победа за победой, а перед по
бедителями все кладет оружие; и вот - прошли три года, а
вот - письмо от моей милой Эротиды отыскало меня на краю
света, да опоздала! Уведомляет, что она свободна, что
папинька умер, что она ждет меня вручить мне свою руку..
Опоздала! Нет, через три года я рисковать прогонами не
буду. С тех пор много воды ушло, а девушки ждать женихов не
любят, да и притом же, признаться, писать не умеет...
Милой, дражающий друг, я слабодна, папинька... ах! не
магу праизнести, сердце абливается кровию... Прекрасный
слог! Наставила ахов и охов! Терпеть не могу этой чувстви
тельности! То ли дело...
Тут ротмистр вынул из бокового кармана записную книжку, из
книжки вынул записочку.
- Прочтите.
- Извините, я не понимаю по-французски.
- Ну, я сам прочитаю и переведу вам: Monsieur, je tiens
trop a votre estime, т. е. Милостивый государь, я держусь
очень к вашему уважению... pour n'avoir pas montre а mа
mere dans une circonstance aussi importante pour la
reputation d'une jeune personne, la lettre que vous venez
de me fair 1'honneur de m'ecrire... т. е., что не показала
маминьке в таком важном случае, для репутации молодой
особы, письмо, которое вы сделали честь мне писать...
oseraije vous avouer, monsieur, que je ne laissais pas de
redouter son sentiment sur vos propositions... т. е. осме
люсь ли признаться, что я боялась ее чувств на ваши пропо
зиции... Et n'est-ce pas assez vous fair entendre que mon
coeur partage tous vos projets, - Adeline... т. е. и не до
вольно ли, чтоб дать вам слышать чрез сие, что мое сердце
делит все ваши прожекты!
- Вот истинное женское мужество и доверенность полная!
Такое сердце стоит похитить из объятий родительских.
- Да, это правда, - отвечал молодой человек с негодова
нием, - предпочтение ваше имеет законные причины... Синица
в руках лучше журавля в небе... Однако ж мне нужно сходить
теперь в контору и взять билет на воды... Извините меня, я
вас оставлю...
Г...ъ пустился по бульвару, потерялся в толпе, а молодой
человек пошел стороной бульвара. Он видел, однако же, как
ротмистр мелькал около голубой шляпки; видел, как он от
правился домой, а дамы с бульвара перешли улицу Ней-Визе и
вошли в угольный дом.
Молодой человек подошел к крыльцу, спросил у человека в
ливрее, кто из приезжих живет в этом доме.
- Пани ксёнжна (княжна (польск.)) Л... из Польши, -
отвечал человек.
- Она здесь со своею дочерью Аделиной?
- Так есть.
Молодой человек отправился домой в гостиницу под вывескою
Три звезды.
- Спасу ее! спасу! - произнес он несколько раз почти
вслух.
II
Наступает вечер. Ротмистр ждет гостя, тасует карты. Мо
лодой человек не идет. Между тем собралась молодежь. Сперва
речь о женщинах, потом за карты; посмеялись над молодым
человеком, проигравшим сто червонцев - верно, последние! -
и молодой человек забыт.
На другой день, по обычаю, ротмистр и вся молодежь
отправляются после обеда на бульвар; на бульваре новое
лицо, которое обратило внимание всей публики.
Все, что только носит на себе название ein flinker,
gewandter Bursch (бойкого, ловкого бурша (нем.)), все уже
ходит около него, всматривается и просто, и в стекла,
вздымает плечи и горбится, и щурит глаза, и пучит их, и
оседает с ноги на ногу, и шепчет про себя: ah, c'est une
divinite! (ax, это чудо! (франц.))
Г...а увлекает общая молва. Он также наводит свой лорнет и
как знаток восклицает: черт знает как хороша!
Он снова смотрит. Самолюбие его выражается обычными
словами банкомета: о, да это такой куш, при котором не
стоит обращать внимания на все прочие куши.
По слухам, это приезжая из России, обладательница не
скольких тысяч душ. С нею нет ни маминьки, ни папиньки, ни
бабушки, ни мужа; с нею только пожилой доктор немец;
следовательно, она должна быть молодая вдова, рассеивающая
свое горе...
Красота всех женщин, пациенток Карлсбада, потухла перед
пей, как луна перед зарею.
Ротмистр снова смотрит и ищет ее взора... встречает... за
метил в нем что-то такое... и забыл молоденькую польку
Аделину. Аделина слишком белокура, слишком низка ростом,
слишком легка: в ней нет того горделивого благородства,
оценяющего собственное достоинство; нет того огня в очах,
нет и нет чего-то, составляющего славу победы, льстящего
всем чувствам.
- Чудное существо! - кричит молодежь, собравшись к
ротмистру. - Верно, приехала рассеять печаль свою!.. Гос
пода, не оставим сердца во вдовстве!
Ротмистр молчит, но в душе он готов бы был заступиться за
ее честь, готов придраться к каждому, кто бы вздумал быть
открытым претендентом на победу ее сердца.
Ротмистр проигрывается; тому она виновата, он рассеян;
никогда еще женщина не поселяла в нем страсти; в первый раз
испытывает он задумчивость и бессонницу. Она везде перед
ним... Но он смеется и сам над собою; он уверен в самом
себе, как всемирный победитель; он умеет ловить взоры,
заставлять краснеть женщину - он так создан. Страсть может
еще придать ему более решительности идти прямым путем к
цели, не смотреть себе под ноги. Кто бы ты ни была, -
думает он, как Телемак, - богиня или простая смертная, ты
будешь моею! - и он преследует ее в галерее спруделя и в
аллее каштановой, как будто владеющий уже правом защищать
красавицу от лорнетов и толпы искателей.
Проходит несколько дней, и Г...ъ нашел случай говорить с
нею па водах. Он торжествует, замечая, что в сердце ее
запала уже искра любви к нему; от него не скрывается
забывчивость, взгляды и угнетаемые скромностью вздохи.
Но скрывается ли это от стоглазого аргуса зависти? Таит ли
это стоустое злословие?
Заступится ли женщина за честь женщины? отстоит ли ее от
навета? или первая предаст на позор подобное себе существо?
В первый раз, когда Г...ъ подошел к madam Emilie Horeff
(госпоже Эмилии Горовой (франц.)) (так записана была
незнакомка в Badelist) и завел разговор с нею и с
сопровождавшим ее доктором, все, что только ходило в
галерее, по доброй воле и для предписанного моциона, - все
поняло, все проникло тайну, все улыбнулось, зашептало,
заговорило о скорой победе, потом - о добродетелях женских,
о скромности, о приличии...
Злые слухи чернили уже прекрасную посетительницу
Карлсбада, а она, как солнце, была выше туч, которые за
тмевали свет ее.
Только Г...ъ мог знать и испытывать на себе всю строгость
ее правил, всю чистоту ее души, непроницаемой для соблазна.
В разговорах с нею притупилась его дерзость; казалось, что
nm сделался мечтателем; он говорил с нею про ЭРоссию,
возбуждал в ней любопытство видеть окрестности Кардсбада,
малый Версаль, древний замок Стейн-Эльнбоген, где есть
камень, упавший с неба; Хиршеншпрунг, где есть прелестное
место, называемое небо на земле.
- О,- говорил он, - как блажен, кто испытает небо на
земле, кто встретит ангела-женщину, осмелится произнести:
люблю, и эхо этого слова отзовется в ее сердце!..
- Блаженство на земле, - отвечала она задумчиво, - но
похоже ли оно на мрачный угол горы, который носит название
небо на земле? Может быть, тот, кто назвал его так, на этом
же самом месте был мучеником раскаяния за миг надежды и
радости!.. Один ли смысл заключает в себе слово люблю? Не
значит ли оно иногда - я играю вами?
- Играть святым чувством! - возразил Г...ъ. - О, нет!.. я
по испытывал еще его, не произносил слова люблю, но владел
ничьим сердцем, но я заступаюсь за смысл этого слова...
Г...ъ продолжал описывать яркими красками любовь,
взаимность, земной рай и, как будто не замечая, преследовал
Эмилию до самого дома, нанимаемого ею против Золотого льва.
Перед крыльцом он остановился со всевозможными изви
нениями, что увлекся занимательностию разговора.
- Кого не увлекают слова?.. но поток их часто опасен...
Благодарю вас.
Г...ъ готов уже был раскланяться, но прекрасная пациентка
Карлсбада остановила его словами:
- Вы возбудили во мне любопытство видеть небо на земле.
Если вам угодно сопутствовать мне туда, то я ожидаю вас
