- Какие вы еще маленькие! - сказала Тамара Константиновна, вспоминая
свой третий "А", с которым она рассталась весной.
Теперь все придется начинать сначала, пока не вырастут и не поумнеют
эти первоклашки!
Когда первый "А" вернулся на свои места, обнаружилось, что исчез
Одноух, который раньше всех примчался в класс.
- Он улетел на вороне, - бодро доложил дежурный.
- На какой вороне? - недоверчиво спросила учительница.
- На такой вот здоровенной белой вороне, - раскинув руки, пояснил
дежурный.
- Что за ворона?.. Как он улетел?.. Не может быть! - загалдел класс.
- Честное слово! - кричал в ответ дежурный. - Вы знаете, Тамара
Константиновна, какая она красавица! У нее розовый клюв и голубые глаза! Я
сам испугался, когда увидел!
- Это правда, Дыркорыл? - спросила учительница.
Дыркорыл встал.
- Это правда... У нее розовый клюв и голубые глаза... Одноух всегда
улетает, когда у него плохое настроение.
- Не волнуйтесь, Тамара Константиновна, - успокоил дежурный. - Одноух
Нехлебов сказал, что он вернется.
БЕЛАЯ ВОРОНА
Белая ворона, с которой дружили Одноух и Дыркорыл, жила в деревне
Берники на крыше их дома, который пока что не снесли.
Она прилетела в город посмотреть, как начинается новая жизнь у ее
приятелей, и заняла рано утром наблюдательный пост на верхушке березы у
школы Оттуда она видела все, что происходит в классе на втором этаже.
Белая ворона прожила свою долгую жизнь в одиночестве Никогда не
пыталась она проникнуть в стаю черно-серых соплеменниц, которые то обитали
в городе, то объявлялись в деревне, - белая ворона любила поля и леса, а
не свалки мусора. И любая стая никогда не осмеливалась не только напасть,
но и приблизиться к белой птице: была она таких больших размеров, что
пугала всех любопытных. Даже коршун и сокол сторонились великанши, которая
летала, взмахивая сильными крыльями, выставив розовый массивный клюв,
распустив длинный хвост Пристальный взгляд голубых глаз не выдерживал
самый нахальный летун: в последний момент резко сворачивал или пикировал
вниз.
Когда ОДНОУХ махнул вороне из окна, она мгновенно снялась с места и
опустилась на подоконник, напугав дежурящего в классе мальчика.
- Не бойся, - сказал ему Одноух - Это моя знакомая - И он легко
взобрался приятельнице на спину. - Прокатишь? - спросил он, гладя лапой по
белой голове.
"Кар-р!" - громыхнула железным голосом ворона и взмыла вместе со
всадником.
- Как рад я тебе, Картина, - вздохнул Одноух в дырочку вороньего уха,
обхватив белую шею лапами.
"Картина, картина!" - подхватила птица, стремительно набирая высоту,
и Одноух тотчас понял, что значит ее упрек: "Вот будет картина, если
учительница увидит, как ученик прогуливает урок!.."
Одноух называл свою приятельницу Картиной. Не потому, что это
единственное слово ворона произносила полностью. Вся ее жизнь была
прекрасной, неповторимой картиной. Картиной разнообразных видов земли с
высоты птичьего полета. Картиной полей, лесов, лугов, огородов,
деревенских улиц. Знакомой, неповторимой картиной, к которой привыкла с
раннего детства одинокая Картина.
Казалось бы, другие вороны должны были наблюдать те же самые пейзажи.
Но когда ты летаешь в стае - ты выполняешь то, что тебе поручено. А в
одиночестве - постоянное внимание, все чувства обострены...
Голубоглазая ворона наизусть знала все красивые виды и с
удовольствием показывала их Другу.
Сейчас они летели над крышами маленького города с асфальтовыми
улицами, дворами с песочницами и качелями, и Картина отозвалась о новом
местожительстве Одноуха коротким презрительным "кар!" - "караул!"
Они давно научились понимать друг друга. Ворона обычно произносила
только "кар", но это "кар" означало самые разные слова, а по одному слову
можно было догадаться о всей мысли. "Караул" по-вороньи - "как я не люблю
тесный город, куда тебя только занесло, летим отсюда быстрее".
- А мне нравится новый дом, - сказал Одноух. - На стенах обои, полы
блестят, а в ванной горячая вода... Только вот некоторые ученики... Ты
видела, как они обижали Дыркорыла? Сначала Яшка на дереве, а потом эта
плакса с булочкой.
"Кар, - высказала свое мнение Картина. - Карикатура".
Картина была образованной вороной, она видела не раз в обрывках газет
и журналов смешные и остроумные рисунки - карикатуры.
- Но почему на свете есть дразнилы? - продолжал печально кролик.
"Карикатура", - повторила его приятельница, высказав тем самым свое
мнение о дразнилах.
Потом Картина огляделась и обратила внимание Одноуха на красивую
картину:
"Кар". То есть: "Картофелеуборочный комбайн".
Они пролетали над осенним полем. Сильный трактор тянул за собой
машину, которая плугом вспарывала землю, подхватив из глубины клубни,
ссыпала картошку в прицепную тележку. За картофелеуборочным комбайном
следовала стая грачей и ворон, они с громким одобрением очищали борозду от
червей и жуков. И эта работа тарахтящей машины и птичьей стаи, свежесть
вспаханной земли, едкий дымок от сжигаемой ботвы - вся привычная картина
осени успокоила Одноуха, и он забыл про обиды.
Они пролетали над мохнатой елью, и ветер ерошил густую шерсть
кролика, загибал назад длинные его уши, свистел что-то приятное. Ель
расширялась внизу темно-зелеными кругами, оперлась о землю тяжелыми
маслянистыми лапами, наверняка приютив в своей сухой ароматной тишине
спящего ежика, деловитых муравьев, мышиную семью, облюбованные улитками
крепкие боровики. Как хотелось Одноуху нырнуть под эту надежную ель,
вываляться в сухих листьях, спугнуть мышей, разбудить ежа, а самому
подремать на душистой хвое.
"Кар-карандаш", - прервала его мысли ворона, намекнув на новые
занятия Одноуха.
- Ты не беспокойся, - спохватился Одноух. - Мы будем дружить.
Прилетай в любое время. - Он задумался и серьезно предложил Картине: -
Хочешь с нами учиться?
"Кар-карман", - иронично отозвалась приятельница. Мол, напрасно
надеешься - держи карман шире.
- Если ты боишься ябед и задир, - горячо продолжал Одноух, - то мы с
Дыркорылом тебя в обиду не дадим.
"Карман", - повторила опытная Картина: я и сама за словом в карман не
полезу.
- Почему ты не хочешь? - недоумевал Одноух. - Давай я попрошу Тамару
Константиновну!
"Карга", - резко проговорила белая ворона.
- Сама ты карга! - обиделся за учительницу Одноух и от возмущения
чуть не разжал лапы, чуть не свалился со скользкой спины. - Ты ведь
знаешь, как мы любим Тамару Константиновну. Она самая красивая и умная.
Все на свете знает!
"Карга", - печально согласилась птица: это, мол, я - ворчливая,
малограмотная, старая ворона. И потому не хочу менять свои привычки!
- Ну что ты! - погладил ее по голове Одноух и расстроился совсем. -
Ты всегда была хорошая, умная ворона. Давай возвращаться, а то мне
попадет.
Птица бесшумно повернула назад.
Она летела в прозрачном осеннем воздухе - большая, белая и одинокая.
Она теряла последнего друга, который сидит теперь в тесной каменной
клетке, не может петь, что ему на ум взбредет, не может лететь, куда глаза
глядят.
"Что происходит на свете, почему так внезапно исчезают осенью
друзья?" - думала белая ворона на обратном пути к городу.
Она старалась поддерживать привычный разговор, зорко видя все
происходящее. "Карась", - говорила она о мальчишках, таскающих из пруда
карасей; "карбюратор" - о машине на дороге, в которой заглох мотор;
"карусель" - о новой ферме, где доили аппараты.
А Одноух молча укорял себя: "Почему мы переехали и не взяли с собой
Картину? Какая же я ворона, как мог забыть! Я чувствую ее обиду"
- Не обижайся! - произнес он вслух. И я, и Дыркорыл, и отец всегда
тебе рады.
"Кар", - отозвалась мудрая Картина не каркай, мол, зря, я все
понимаю.
Они подлетели к школе, и Одноух соскочил с гладкой спины в открытое
окно.
- Можно войти, Тамара Константиновна? - спросил он, стоя на
подоконнике.
- Войди, - сказала учительница. - Я надеюсь, ты последний раз входишь
в окно, а не в дверь. Договорились, Одноух?
- Договорились, - прошептал кролик, садясь за парту.
- Мы побеседуем с тобой позже о том, почему нельзя прогуливать уроки,
- обещала Тамара Константиновна - Ты пропускаешь важный школьный материал.
Учительница подошла к доске. Со своего места она видела, как тяжелая
белая ворона уселась на вершину дерева, замерла среди ветвей и смотрит в
проем окна на первый "А". У диковинной птицы действительно были розовый
клюв и голубые глаза.
ШКОЛЬНЫЙ МАТЕРИАЛ
Итак, в клеточках тетради пишут цифры, а на линеечках буквы Надо
исписать миллионы клеточек, тысячи линеечек, чтобы буквы и цифры не
падали, получались аккуратными и красивыми. То, что учат ребята в классе,
они повторяют дома, и все упражнения и тренировки Тамара Константиновна
называет "школьный материал".
Ну и намучились Одноух и Дыркорыл в первые недели с этим школьным
материалом!
Буквы и цифры корявые, кособокие, преогромные - никак не умещаются на
своих полках и в клетках. Рука не слушается, да еще из авторучки, которой
писал когда-то в школе их отец, кляксы лезут. Одноух подсчитал, что из
одной авторучки может получиться тридцать три кляксы самой разнообразной
формы. А Дыркорыл, стараясь расписать непослушную ручку, ухитрился
посадить такую рекордную кляксу, что она расплылась на целый лист и
промочила тетрадь насквозь. Тамара Константиновна так и написала на этой
тетради: "Ну и клякса! Хватит кляксить! Ты не поросенок!"
И Дыркорыл ничуть не обиделся, наоборот - он стал усерднее.
В тетрадях наших первоклассников появлялось немало надписей, учивших
их правильно делать уроки. Например, жирное и сладкое пятно в домашнем
задании Дыркорыла Тамара Константиновна угадала: "Не ешь пончик за
письменным столом!", а отпечаток грязной лапки Одноуха увенчала строкой:
"Мой, пожалуйста, руки".
Двоек Тамара Константиновна пока не ставила, только писала две буквы:
"См." - то есть "смотрела, проверила, согласна".
Дыркорылу долго не давалась цифра три. Вместо плавных завитков у него
получались какие-то немыслимые загогулины. Это, конечно, не удивительно,
если держишь авторучку раздвоенным копытцем. Да и сноровки у первоклашек
было еще маловато.
Дыркорыл так старался, что протер в тетради большую дыру. Он
задумчиво осмотрел ряды немыслимых колючек, лишь отдаленно напоминавших
волнистую троечку, и задумчиво пожевал обложку. После чего Тамара
Константиновна не выдержала и написала крупно на изжеванной дырявой
тетради: "Тетрадь тянет на единицу: Дыркорыл! Покажи отцу!"
Дыркорыл очень расстроился, представив печальную картину. Тощая
единица тянет за собой грязную тетрадь, а на тетради лежит он - неумытый,
весь в синих чернилах поросенок.
Бухгалтер Нехлебов тоже расстроился, увидев злополучную тетрадь. Он,
конечно, одинаково относился ко всем цифрам. Но одно дело - единица в
колонках его расчетов, а другое - когда единица угрожает появиться в
тетради. Единица - не пятерка, улыбки у родителей не вызывает...
- Будем бороться за чистоту! - объявил Нехлебов.
Он взял мыло, мочалку, пемзу и показал первоклашкам, как смывать
чернила с розовой кожи и серой шерсти. Дыркорылу пришлось оттирать пятачок
и хвост, а Одноуху - кончик сломанного уха. Все же они были старательные
